И снова здравствуй, дорогой читатель. Войны всегда — игра с ненулевой суммой. То есть для того, чтобы в ней выиграть, совершенно необязательно, чтобы все остальные проиграли. Равно как и ваше поражение вовсе не означаем автоматический выигрыш противной стороны. В основном от войн проигрывают вообще все участники, а выигрывает кто-то, кто вообще в них не участвовал и вроде как не при делах. И говоря о Тридцатилетней войне, люди сплошь и рядом свято уверены, что победителя там вообще нет. Чёт воевали, воевали, воевали, все сдохли, всё разрушили, мир впал в ничтожество. А потом оно как-то само закончилось, и всё. Никому она была не нужна, эта Нулевая Мировая Война, мама не хотела, папа не старался, вышло как-то само собой, по залёту.
А ведь это совсем не так. Конечно же, там было множество факторов, сложные взаимные претензии, общий идиотизм умирающего в маразме феодального устройства мира, религия, экономика, логистика, вот это вот всё. Но у того, что получилось, есть вполне конкретные родители. Французская монархия и лично кардинал Ришелье. Именно эта парочка годами, сознательно и последовательно, подкидывала полешек в тлеющий конфликт, а потом, исчерпав непрямые способы воздействия на ситуацию, вмешалась лично — с помощью военной силы. И, забегая вперед, именно Франция является истинным победителем Тридцатилетней войны. А почему так вышло, и как оно было — я вам сейчас расскажу.
Предыстория религиозного мракобесия
Начнем, как водится, издалека. Весь шестнадцатый век в Европе полыхали религиозные войны. Римская Католическая Церковь к тому времени с одной стороны совершенно неприлично разжирела (крупнейший феодал в Европе, как-никак), а с другой — очень сильно потеряла в авторитете как религиозная организация. Мир менялся, гремели Итальянские войны, осваивался Новый Свет, шли кровавые рубки с турками, в Европе отцветала осень феодализма и эпоха Возрождения вступала в свои права. По совокупности причин европейцы начали видеть в Святом Престоле малопонятное закрытое акционерное общество, продающее индульгенции и собирающее налоги со своих огромных территорий, а также активно лезущее в политику. Семейка Борджиа, вот это вот всё. Горючий материал копился, а потом, как водится, взорвался знатным фейерверком.
Но не будем углубляться. Главные события происходили не на улицах Виттенберга и не в головах тех, кого вы видите на картинке выше. Могу поспорить, что там половина даже читать не умела. Ключевое тут следующее:
Карл V Габсбург ВНЕЗАПНО, по хитрому выверту феодальной системы престолонаследия, к тому времени впавшей в маразм, получает просто гигантские территории в прямое управление. Больше десяти только королевских корон на голове, как тебе такое, Илон Маск? В Европе давно уже все родственники всем, и никто эту систему не модерировал, так что такой баг просто обязан был однажды случиться. Можно даже считать, что это фича такая. Но суть в чем? В двадцатых годах шестнадцатого века на него валится всё это богатство (ключевое там — это Испания, Австрия, Южная Италия и Нидерланды), а до кучи — титул императора Священной Римской Империи.
В результате в Европе появилась гигантская католическая империя с явной претензией на мировое господство, при этом у неё было испанское золото и её же колониальные владения, а от австрийцев династия унаследовала место во главе СРИ. Плюс — что у испанцев, что у имперцев богатейший опыт работы с итальянцами. Они в рамках Итальянских войн попеременно с французами контролировали Папу и вообще по этой Италии бродили как у себя дома. Да и в целом духовенство к тому времени становится всё более светским и открыто играет на стороне Габсбургов против всех остальных. Шатающийся от реакции Святой Престол нашел себе опору в Австрийском Доме, и с тех пор они почти всегда действовали в связке.
Но читатель должен понимать, что не всё так просто. Дело в том, что это государственное образование, которое свалилось Карлу на голову, было фактически неуправляемо. Он тридцать лет бегал по всей Европе и давил, давил и давил мятежи, а потом умер, и давить, давить и давить мятежи пришлось его потомкам. И если в той же Испании это была борьба за независимость, то в других местах, особенно в Северной Европе, конфликт хоть и имел в основе своей центробежные силы, но был завернут в религиозный фантик. Подмяв под себя папство и предъявив офигевшему миру монополию дома Габсбургов на католичество, ребята получили обратный эффект. Все, кто не очень хотел быть подмятым под габсбургский сапог, а также не горел желанием платить налоги Риму, — просто отвалились в свободное плаванье. Англичане изобрели себе англиканство — то же католичество, но с собственным Папой, а северогерманские князья перекрасились в протестантов.
Тут и ещё один фактор подоспел. Дело в том, что в более раннюю эпоху экономика была экономной, и её основой был грязный батрак с киркою в руках или с мотыгой, капающий грядки и добывающий некий относительно небольшой добавочный продукт. Все эти войны в Европе велись практически исключительно за право владети этими грязными батраками и стричь с них денежку, которую пускали на найм новых войск, чтобы ещё грязных батраков под себя подмять. Это общий тренд всего Позднего Средневековья, война за территории, ресурсы и население, тащемта. А потом всё внезапно изменилось. Итальянские войны для самих итальянцев — жуткое бедствие, а бегающие по их сапогу имперцы, испанцы и французы наломали дров в процессе своих разборок. И народ из Италии повалил прям массово, кто поумнее и быстрее соображает. Они кочевали по европейским дворам, как цыгане, и везде всем местным грязным феодалам поясняли про идеи Ренессанса и тренды итальянской экономической мысли первой половины шестнадцатого века. Оказалось, что даже относительно небольшая территория, если там всё грамотно организовать и вложить денег в инфраструктуру, может приносить кратно больше профита, на который можно нанять кратно больше войск и достаточно успешно откидываться от неповоротливых имперских армий.
А теперь складываем одно к другому и получаем вот что. Мы имперский князь, на нас со светских позиций давит Австрийский Дом а с религиозных — Папа Римский, и оба требуют полной лояльности и для себя и для партнера. Император не гнушается диктовать свою волю в вопросах религии, а Папа лезет в чистую политику, и делают они это очень нагло и настойчиво, никуда от них не спрячешься. А ещё у нас тут смешной какой-то Мартин Лютер бегает, тезисы прибивает, проповеди читает, и топит за то, что церковь скатилась и больше не авторитет. А один из основных тезисов там — это то, что церковники не должны владеть имуществом, а должны молиться, поститься и слушать радио Радонеж. Мы проникаемся идеями, принимаем протестантство, идем к ближайшему епископству и говорим: «Привет, мы протестанты, и мы у вас всё забираем». При этом как таковых гонений на церковь не было, никого особо не сжигали, просто отжимали имущество. А имущества там было просто дохрена. Ещё раз: Церковь — крупнейший феодал, примерно треть всей Европы ей принадлежала, а налогов она что тогда не платила, что сейчас не платит. Так что забирать там было чего. После этого мы полученное бабло вкладываем в развитие и армию, становимся очень сильными и подминаем под себя соседей. Они, соответственно, либо смекают, что их скоро сожрут, после чего делают тот же финт ушами, тоже становятся протестантами и мы с ними дружим. Либо они тупят, и мы их благополучно сжираем, делая протестантами без их прямого согласия. И вот мы уже достаточно сильны, чтобы слать к бесу и Папу, и Императора, шлем и ждем в гости имперские армии, ибо такое ни тот, ни другой не простят.
Вот примерно по такой схеме проходила Реформация в Священной Римской Империи, она подарила им сто лет религиозного ада и бесконечных войн, потом стала спусковым крючком для Тридцатилетки и похоронила как Имперку саму, так и религиозный вопрос в частности.
Французский вопрос
Теперь вернемся во Францию. В чем принципиальная разница?
Франция, как основной поджигатель Итальянских войн, к папству относилась без столь ярого религиозного пыла, как испанцы с австрийцами . И те, и другие много и плодотворно общались с мусульманами, для них религия — это система «свой-чужой» на уровне подкорки. Французы, в основном, воевали сами с собой или с другими христианами, поэтому и фанатизма особого у них не наблюдалось. Кроме того, французский король был в своем королевстве религиозным лидером, этакое англиканство на минималках. Единственное, что Папу признавал над собой как авторитета. Поэтому любая ересь — это прямой вызов лично королю, который тот старался пресекать на корню. Да и у церкви не было таких уж совсем жирных владений относительно Германии, её тут регулярно обезжиривали сами французские короли.
Зато у Франции были мощные феодалы, рубившиеся за место под солнцем. Как таковой королевский домен был небольшим, с остальной страной всё строилось на принципах феодализма.
Французы были, при всем при этом, куда лучше связаны логистически и культурно, то есть, несмотря на то, что единому французскому государству мешала образоваться внутренняя грызня, единый французский народ потихоньку образовывался. Кроме того, там уже (Италия жи близко) формировалось третье сословие буржуа, и экономическая жизнь более-менее развивалась и так.
Чего во Франции не было, так это центральной власти. Этим и ознаменовался первый период французских религиозных войн. Называются они религиозными, но вообще это была беспощадная борьба крупных феодальных кланов за место под солнцем, за то, кто и на каких принципах будет объединять Францию.
Началась рубка в 1560 году, когда после некоторых предварительных танцев была собрана мощная коалиция старых родов, которая запросила помощи у Испании (с которой французы постоянно воевали, отмечу) и начала боевые действия. Религия тут выступала в роли политического флюгера скорее, хоть и была не пустым звуком. В ответ гугеноты (французские протестанты) обратились за помощью к англичанам, заняли часть страны — и пошло-поехало. Опять-таки, если сейчас всё это расписывать, то утонем в деталях. Спустя тридцать лет, выигравший гражданскую войну Генрих IV сказал своё знаменитое «Париж стоит мессы», сам принял католичество, а своим подданным-гугенотам даровал Нантский эдикт, по которому им гарантировалась свобода вероисповедания и всякие другие политические швободки.
После чего всё немножко стабилизировалось и религиозный угар пошел на спад. Французы получили свою Тридцатилетнюю войну на пол века раньше, чем имперцы (1562-1598 г.), и где-то в процессе умудрились потерять, собственно, саму веру, о чем будет ниже. Генрих дарит своим подданным спокойное десятилетие, но в 1610 году его убивает католический фанатик. Однако главное он успел — если при последних Валуа по Франции бродили все кому не лень, а феодальные кланы по силе часто превосходили своего короля, то в семнадцатый век страна входит уже достаточно прочным и управляемым образованием с прижатой к ногтю знатью и притушенным религиозным вопросом.
После смерти Генриха к власти приходит малолетний Людовик XIII, а регентом при нем становится Мария Медичи. Феодалы снова поднимают голову и начинается очередной этап грызни. В результате чего Людовик таки получает власть в свои руки, а королева-мать терпит серию поражений и уходит со сцены. И, что самое важное, в 1624 году Ришелье становится первым министром, и образуется тот тандем, что в итоге за пятнадцать лет затащит и феодальную раздробленность во Франции, и саму Тридцатилетнюю войну.
Подведём предварительные итоги. У французов и в целом-то с религиозным пылом было как-то не очень, а полвека междоусобной грызни под религиозными флагами окончательно превратили происходящее из вопроса веры в вопрос лояльности. Гугеноты опирались на англичан и постоянно вмешивали островитян во внутренние дела Франции. Католики опирались на испанцев и тоже постоянно вмешивали их в дела государства. Обе группировки состояли из крупных и сильных феодалов со своими наследственными доменами, которые вели постоянную, продолжавшуюся уже не первое столетие, войну с французскими королями и друг другом. Последовательно идущие к абсолютизму Бурбоны не могли опереться ни на одну из религий, и поэтому сам религиозный вопрос выключали из уравнения. Какая разница какой ты веры? Важно другое, ты лоялен своему королю, или тебе голову следует проломить, хе-хе.
То есть, де-факто, когда в Центральной Европе вопрос веры вышел на пиковые мощности, и общее настроение было «никогда мы не будем братьями», во Франции всё это уже давным-давно перегорело и выветрилось. Ещё Генрих Наваррский, отец текущего французского правителя, шесть (!) раз под влиянием момента менял веру, прыгая туда-сюда и не испытывая по этому поводу особых переживаний. Его сын веру не менял, но и никакого религиозного пыла не испытывал, давя своих гугенотов все двадцатые годы. Но если присмотреться, то это опять-таки феодалы, которых следовало принудить к лояльности. «Нантский эдикт», принятый Генрихом Наваррским в 1598 г., кроме религиозных вопросов, давал гугенотам очень широкую чисто политическую автономию от центра. Тогда это было необходимо, так как страна устала от бесконечных войн. Но проходит тридцать лет, и Ришелье вскрывает гнойник, лишая гугенотов политических привилегий, но оставляя почти нетронутыми привилегия религиозные.