Глава 14
На следующий день утром Грунька прибежала к Таисии.
- Таиска, Таиска, слухай, что вчера было, - сказала и посмотрела на печь, где спали девчата. – Давай выйдем, а то девчат разбудим. Я не на долго. Пока Варюшка моя спит, расскажу тебе интересное.
Таисия хмуро посмотрела на улыбающуюся соседку и кивнула.
Они вышли в холодную половину и Грунька начала:
- Кольку вчера твого видела. Анна Григорьевна позвала меня готовить обед для её сына, Евгения. Она сама никогда не готовит. Раньше у неё прислуга была, а теперь меня иногда зовёт чугуны в печи ворочать. Но я не в обиде. Платит продуктами. И с Варей можно приходить.
- Ну, Грунька, причём здесь Нюрка и её сын? Говори быстрее, а то мне печь надо затоплять и готовить еду.
- Так вот. Не перебивай! Пришёл её сын с товарищами из сельсовета. С ними был Колька. Поели. Хозяйка тарелки мне дала, красивые и ложки. Всё новенькое. Гости поели, а потом запели песню. Да так красиво пели, лучше наших певчих в церкви. Я даже прослезилась.
- Делать им нечего, жрут да песни орут, - сердито фыркнула Таисия и направилась к двери. – Сельсоветчики хреновы.
Неожиданно вернулась и спросила шёпотом:
- Колька не болеет?
- Здоров, как бык. Холодно ему в шинелюшке да в шапке в той с красной звездой на весь лоб. Ел с удовольствием. Борщик ему понравился. В печи гусь ещё был, но хозяйка гуся не велела подавать.
Глава 13 здесь
Все главы здесь
- Иди уже домой, а то малая твоя проснётся, а матери в хате нет. Испугается, - проворчала Таиса и первая вышла в сенцы. Жизнь вдовы мельника её нисколько не интересовала. Тем более, её сын. Да и собственный сын был изгнан из дома и из сердца.
- Девчата, вставайте! Мотька, сходи поводу. Бери большие вёдра, да досточки не забудь, чтобы не расплёскивалась вода по дороге. Давай быстро. Я пока печку растоплю, - сказала громко и даже не прислушалась, проснулась старшая или спит. Непоколебимо веря в то, что дочка должна полностью повиноваться и вскакивать по первому зову.
Сходила в сарай, подоила Зорьку, разложила сено. Спустилась в погреб, достала немного картошки и горшочек с топлёным маслом. Только декабрь, а запасы заметно уменьшились.
- Как станут морозы, бычка придётся зарезать, а то жрёт много, а не растёт, - подумала и вернулась в хату. Затопила печь, поставила в чугунке немного молока, развела его водой, собираясь сварить кашу, и вышла в сени. Пустые вёдра стояли на лавке.
- Мотька, я кому сказала, сбегать на Лабу, воды принести!? – закричала с порога, схватила попавшийся под руки полотенец, скрутила его, отдёрнула занавеску и принялась бить спящих дочек. В своей злобе она не видела, кого била. Лупила, что было сил. Маленькая Фроська завопила и отползла в дальний угол. Танька попыталась вскочить, ударилась головой о балку и закричала, схватившись руками за разбитую голову.
Мотька спрыгнула с печи, ударилась спиной об угол грубы, и упала. Разъярённая Таисия пнула дочь ногой, ударила ещё несколько раз полотенцем и выбежала на улицу.
Схватила вёдра, коромысло и, не разбирая дороги, побежала к реке.
Душили злые слёзы.
- Мать ни во что не ставят. Вырастила бездельниц на свою шею. Лучше бы сдохли маленькими, чем выросли кобылы, а помощи от них нет. Невестится она… А помогать матери, кто будет?
Зачерпнула воды в реке, посмотрела по сторонам и только сейчас увидела, что в прибрежном леске собрались какие-то люди. Среди них узнала председателя Совета и Кольку. Был там ещё чужой молодой мужчина, который что-то говорил и энергично жестикулировал руками. Таисия не стала задерживаться. Перегорит печка, придётся затапливать сначала. За шумом и бульканьем реки слов не было слышно, да, собственно, прислушиваться было некогда.
Таиса ещё раз глянула на людей, и вдруг что-то знакомое мелькнуло в лице незнакомца. Где-то видела она этого мужчину. Видела, но не помнила, где и когда.
Вернулась домой. Фроська бегала по хате босиком и в одной рубашонке. Танька сидела на скамье и держала на голове мокрую тряпку, стараясь остановить кровь, идущую из небольшой ранки. Черные волосы слиплись от крови. Мотька лежала на топчане и стонала.
Мать окинула взглядом комнатушку, села на табурет и заплакала:
- Мать плохая, смотрите, люди! Мать дочек перекалечила!
Фроська при голосе матери бросилась под топчан, забилась в самый дальний угол и даже не пискнула.
- Мама, не надо, - закрыла голову руками Танька. – Мама, не бейте!
От такого поведения и таких слов Таисия взбесилась ещё больше.
- От матери прячутся, как от дикого зверя. Я вас накормлю и напою! - выбежала в сени и хотела вылить принесённую воду долой, но тут появилась Грунька.
- Таська, в станице убили Семёнова. Штыком закололи в лесочке около Лабы. Представляешь? Штыком. Прямо в сердце.
- Какого Семёнова?
- Да того, что хата на последней улице. Как на Лабу идёшь, справа улочка. Там ещё грязь всегда с головой. Казак он был богатый, а после революции обеднел. Ой, да знаешь ты его. Жинка у него толстая, чернобровая и коса у неё длинная.
- Аа, помню, - рассеянно ответила Таиса. Думала она сейчас о Кольке. Семёнова убил кто-то штыком. Такой штык был у Кольки на ружье. Неужели Семёнов убил Василия?
Из комнаты донёсся громкий вскрик.
- Кто у тебя кричит, что случилось? – спросила Грунька и, отодвинув в сторону подругу, так и стоявшую с ведром в руках, заглянула в хату.
- Мотя спиной ударилась, - сказала Танька. – Встать не может.
- А с тобой что? Голова вся в крови.
- Неудачно подняла голову на печи, балку достала.
Соседка подошла к стонущей Моте и осторожно повернула её на бок.
- Позвонок сбила. Как же ты так?
- Упала на угол. Заторопилась, когда с печки слезала, - ответила девушка.
- Тут костоправа надо, так оставлять нельзя, а то горб вырастет, - сказала соседка и позвала Таису.
- Посмотри, какая здесь вмятина. Нужно позвать деда Зиновея, а то калекой Мотька останется.
- Да, что с нею будет? Не выдумывай. Я сколько раз билась и ничего, - отмахнулась Таиска.
Она сейчас ненавидела своих дочерей. Одна голову разбила, сидит теперь в крови, другая спину ударила. Вот уж рохли непутёвые.
И ни капли раскаяния не появилось в душе матери, только разочарование и злоба на дочек. Младшая выползла из-под топчана, на котором разлеглась Мотька и вцепилась в руку соседки.
- Пойдём к Варюшке, - погладила соседка по растрёпанным волосёнкам Фроськи. – Пойдём, я тебя умою, расчешу, позавтракаем вместе. Пошли! - подхватила девчушку, прижала к себе и пошла к двери. – Таиска, Фрося у нас.
С большим трудом Мотька встала и сделала несколько шагов по комнатушке. Невыносимая резкая боль мешала дышать. Но помощи ждать было неоткуда. Мать своё мнение уже высказала. Теперь можно было умереть, но она своего мнения не изменит.
***
В лесочке у Лабы стояли три человека: Колька, Евгений и Андрей Иванович. Их вызвала жена убитого казака.
Колька был в неизменной шинели, в будёновке, кирзовых сапогах и с винтовкой за плечами, с пристёгнутым штыком. Винтовка сама по себе была не опаснее палки, патронов у красноармейца не было. А вот штык был наточен и готов к бою.
- Так, так, - начал комиссар. – Заколот штыком. Смотрите, рана специфическая. И прямо в сердце. Николай, похоже, ты нашёл убийцу своего отца, но, пойми, я обязан тебя арестовать и отправить в Лабинскую тюрьму. В нашей стране есть законы, которые нужно соблюдать.
- Я не убивал, - дрожащим голосом ответил комсомолец.
- Тем более, тебе бояться нечего. Пройдёт расследование и, если ты не виновен, отпустят, - ответил Евгений. – Руки за спину. Вперёд. Товарищ Полтавцев, обеспечьте доставку арестованного в тюрьму, - сказал холодным официальным тоном, и сразу повеяло холодом. Комиссар не шутил. Он считал Николая виновным.
- Сейчас у нас нет такой возможности, - спокойно ответил председатель Совета. – Через неделю прибудет обоз, тогда и отправим. Сейчас можно будет закрыть его в камере при Совете. Есть у нас в подвале специальная комната.
- Кто будет его охранять? – строго спросил комиссар.
- Думаю, товарищ Бородин не откажется. Он давно просится на настоящее дело. Только рана плохо заживает. Да и комсомольцы есть у нас. Тоже могут поучаствовать.
- Как-то несерьёзно ты относишься к данному случаю, - разозлился Ковалёв. – Самосуд недопустим. Кучеров преступник и его нужно охранять со всей тщательностью.
- Товарищ комиссар, разве уже есть доказательства того, что Николай действительно убийца? – спросил председатель.
Эти слова отрезвили Ковалёва. Нельзя было перестараться и вызвать подозрение.
- Хорошо. Поступайте, как считаете правильным, но я отберу ружьё у него и доставлю в камеру. Пусть посидит, подумает. Возможно, сам во всём сознается, - комиссар толкнул Николая. – Вперёд и не вздумай бежать, застрелю, как зайца! – Ковалёв достал наган и повёл задержанного красноармейца в станицу.
***
Шёл и думал о том, что всё у него очень хорошо получилось. Семёнов оказался очень наглым. Сам подошёл к комиссару и с усмешкой сказал:
- Здравия желаю, господин офицер! Перекрасился быстро. Был белым, стал красным! Помнишь, как невинных людей пытал и убивал? Я помню. Хочешь, чтобы о твоих подвигах все узнали?
- Тихо ты! – цыкнул Евгений.- Давай встретимся, поговорим.
- Мне не о чём с тобой говорить. Плати за молчание и всё будет нормально.
- Я заплачу, но только нужен мне помощник для одного дельца. Может, поработаем вместе по старой памяти?
- Захочешь обмануть, выдам сразу твой секрет, господин-товарищ, - ответил с ухмылкой казачина.
- Ну, ты и дурак, - мысленно усмехнулся Ковалёв. – Давай встретимся вечерком, обговорим ситуацию, - спокойно предложил вслух.
Договорились встретиться в лесочке у подвесной кладки.
Евгений к встрече тщательно подготовился. Надел старую шинель, будёновки у него не было, пришлось напялить папаху, нашёл на чердаке старый проржавевший штык, привязал его к толстой крепкой палке и в таком виде отправился на встречу в лесок. Со стороны в темноте он был похож на Кучерова, на снимающего шинель, и не расстающегося с ружьём. Это для случайных свидетелей доказательство вины.
В лесочке спрятал в куст своё оружие и предстал перед бывшим соратником невооружённым и готовым к дружбе.
- Семёнов, мне нужен помощник для одного дельца.
- Говори уже. Я подумаю.
- Церковь нужно ограбить. Много там серебра и золота. Через неделю придёт обоз для отъёма зерна. С церковью нужно решить раньше, чтобы потом вывезти драгоценности в мешках с зерном.
- Хитрый ты, Ваш Бродь. Чужими руками любишь жар загребать. А сам сливки снимешь и был таков.
- Не волнуйся, не обману. Могу даже сейчас заплатить. Вот, держи, - и Ковалёв сунул в руку сообщника пару золотых червонцев. Пока казак пытался рассмотреть, что ему сунул сообщник, Евгений сделал шаг к кусту, где ждала своего часа импровизированная пика. Взял её и ударил Семёнова в грудь. Тот беззвучно упал. Евгений пошарил по земле руками, нашёл монеты, положил в карман, выдернул штык из неподвижного тела, вытер его и медленно пошёл в станицу, изображая Кучерова.
На следующий день прибежала в Совет жена Семёнова и сообщила об убийстве мужа.
Ковалёв чувствовал себя победителем. Уничтожил опасного свидетеля и убрал с дороги человека, способного помешать исполнению желания.
Продолжение здесь