Проект «Современники» совершенно точно был бы неполным без рубрики, посвященной писателям. В 2024 году интерес к художественному письму в стране возрождается, а молодые авторы все чаще попадают в шорт-листы престижных премий, включая «Большую книгу». Чтобы лучше разобраться в литературном процессе, мы пригласили двух критиков — шеф-редактора Букмейта, ведущего видеоподкаста «Наверное шоу» Константина Мильчина и обозревателя издания «Коммерсантъ Weekend», руководителя спецпроектов «Кинопоиска» Юрия Сапрыкина. Экспертов мы расспросили о состоянии дел в российской литературе, о книжном рынке, читательских предпочтениях, старых и новых классиках, а главное, о том, как снова сделать чтение самым популярным видом досуга.
Какие жанры в литературе популярны в нашей стране сейчас?
Константин Мильчин. Самым интересным трендом мне кажется медленный, но вроде как верный рост популярности отечественного детектива — причем это уже не иронический детектив из ранних нулевых, а вполне себе серьезный, с минимумом юмора и максимумом интриги. Новый детектив при этом крайне эскапичен. Место действия современного русского детектива всегда далеко: Париж начала ХХ века, Ростов-на-Дону первой четверти прошлого столетия, какое-то вымышленное псевдовикторианское пространство, современная Ирландия или просто какой-нибудь несуществующий маленький городок в русской глубинке. Если мейнстрим читателя умучивает реальностью, то детектив пытается успокоить.
Юрий Сапрыкин. Мне сложно сказать [что популярно сейчас], я не владею цифрами продаж. Если смотреть на то, что пишется и издается, то, кажется, по части нон-фикшена самыми востребованными остаются книги о психологии, о том, как справиться со своими внутренними проблемами, как относиться к себе бережно. В художественной литературе стало чуть меньше автофикшена — кажется, эта волна уже проходит — и чуть больше антиутопий.
Что это может говорить о состоянии нашего общества?
Юрий Сапрыкин. О состоянии общества по этим случайно замеченным симптомам я бы не стал судить. Но, видимо, какая-то его часть, из тех, кто читает и покупает книги, стремится уйти в личную жизнь и разобраться со своими проблемами — и немножко боится будущего.
Обратимся к прошлому. Какие произведения ХХ века, зарубежные и отечественные, уже успели стать классикой? А какие, наоборот, должны были, но не стали? Во всяком случае пока.
Юрий Сапрыкин. Список настолько велик, что лучше даже не начинать! Интереснее динамика: буквально на глазах моего поколения были стремительно «канонизированы» Бродский и Довлатов, совершенно вышли из моды Маркес с Кортасаром, а еще недавно запрещенный Оруэлл превратился в автора самого первого — если судить по читательскому интересу — ряда. Есть вещи, не подверженные колебаниям: «Мастер и Маргарита» практически с момента своего издания стал самым популярным текстом из написанных на русском в XX веке и не сдает позиций. На остальное влияет множество факторов: от политической обстановки (кажется, в последнее время стали больше читать Ремарка и того же Оруэлла) до новых экранизаций. Наверное, по гамбургскому счету в этот ряд классиков должны бы войти советские модернисты 1920–1930-х годов — от Олеши до обэриутов и от Тынянова до Добычина, — но читателям не прикажешь.
Константин Мильчин. Есть подозрение, что нас ожидают попытки радикального пересмотра списка классиков — причем его будут требовать самые разные идеологические лагеря. Кому-то там не хватает патриотов, кому-то космополитов, кому-то левых, кому-то правых, кому-то женщин. В итоге плюс один на минус один даст ноль — и все останется по-прежнему. Список классиков кажется стабильным, но он пополняется, просто медленно, — буквально совсем недавно в него добавился Бродский. И это первый классик, который популярен еще и как автор, которого знают по мемам.
Действительно интересно проследить динамику. Какая литература была в тренде у массового читателя в России в последние 50–100 лет?
Юрий Сапрыкин. Могу судить только о том времени, что помню сам. В 1970-е и в начале 1980-х — детективы, фантастика, авантюрные исторические романы, Стругацкие, Вайнеры и Пикуль. В конце 1980-х — «возвращенная» литература, то, что раньше было под запретом, а в перестройку напечатали. В 1990-х — фэнтези, «иронические» и не очень детективы, Хмелевская, Жапризо и бесконечный Джеймс Хедли Чейз. Здесь же начинается взлет отечественного детектива, у которого появляется отчетливо женское лицо. В области хоть сколько-то серьезной прозы к концу десятилетия устанавливается двоевластие Пелевина с Сорокиным. Дальнейшее известно.
Константин Мильчин. Подозреваю, что у массового читателя всегда пользуется спросом разнообразная остросюжетная литература и всяческая романтика. И еще исторический ревизионизм и книги, прочтение которых якобы отвечает на все на свете вопросы. И вот у нас уже есть прямая линия от «Анжелики» к «50 оттенкам серого» и «После», от Дейла Карнеги к Ольге Примаченко, от «Ледокола» Виктора Суворова к книгам про попаданцев. Особняком стоит «Гарри Поттер», объединивший все тренды.
Что было востребованным в нашей стране всегда, а что не пользовалось популярностью никогда?
Юрий Сапрыкин. Думаю, наша страна в этом отношении ничем не отличается от других: если смотреть на цифры продаж, Агата Кристи всегда будет выигрывать у «Улисса».
Константин Мильчин. Я наблюдаю за рынком плюс-минус 30 лет, и, кажется, у нас успели отметиться все возможные тренды!
От трендов перейдем к бизнесу. Как эволюционировал за последние десятилетия книжный рынок в России? В чем принципиальное отличие нынешнего от того, что был, например, в 1990-е или в 1960-е?
Юрий Сапрыкин. В 1960-е были государственные издательства, в 1990-е появились негосударственные, в основном ориентированные на коммерцию. Сейчас у нас есть огромный флагманский авианосец «Эскмо/АСТ», бодрая многопрофильная «Альпина», еще несколько издательств условно среднего ряда и много всего маленького нишевого.
Константин Мильчин. Если говорить о рынке, то сейчас мы видим бесконечное падение тиражей и явный рост популярности разнообразных азиатских литератур, который начался еще в 2018 году.
К слову, о Советском Союзе. Не кажутся ли вам многие советские писатели, особенно 1970–1980-х годов, недооцененными? Например, Тендряков, Трифонов — и не только. Почему так происходит?
Юрий Сапрыкин. Насчет Трифонова я прямо-таки уверен, что это самый важный писатель сейчас. Он очень резонирует с сегодняшним днем — и его интонация, и герои, которые постоянно вынуждены идти на какие-то моральные компромиссы, и сам его язык со множеством недоговоренностей и вещей, которые читатель должен понимать по умолчанию. Сюда же — Юрий Казаков, исторические романы Окуджавы, вообще «городская проза» 1970-х. Почему они недополучают внимания — отчасти вопрос издательской политики, отчасти проблема их стойкой ассоциации с пыльно-пессимистической эпохой застоя, которая как будто бы уже не имеет к нам никакого отношения.
Константин Мильчин. Тут внезапно выяснилось, что подписчики довольно активно слушают романы не самого известного советского фантаста Сергея Снегова. А всего-то нужно было озвучить их божественным голосом Сергея Чонишвили. Думаю, если по Трифонову снять успешный сериал, это сможет легко вернуть ему заслуженное внимание.
А как в целом изменились читательские привычки в последние несколько лет?
Юрий Сапрыкин. Люди стали меньше читать бумажных книг и больше читать с экрана. Формат влияет на содержание: книги — не самое интересное, что происходит на экране, здесь они вступают в неравную конкуренцию с недосмотренным интервью в ютьюбе, новостями в телеграме, онлайн-играми и бог знает с чем еще. Прогресс не остановить, и старого олдскульного уютного лампового чтения — с толстой книгой, в которую проваливаешься, забывая обо всем, — естественным образом становится все меньше.
Константин Мильчин. Я думаю, проблема в том, что до сих пор отсутствует растиражированный визуальный образ читающего электронную книгу и слушающего аудиокнигу. То есть телесные практики еще продолжают формироваться. Почему мы знаем, как именно читать бумажную книгу? Потому что есть устойчивый образ из фильмов, картин, фотографий. А с новыми форматами этого еще нет.
Но вот, к слову, о новых форматах: в последнее время становятся популярными книжные сериалы. Их уже пишут и выпускают известные писатели — например, Евгения Некрасова и Вера Богданова. С чем связана эта популярность?
Константин Мильчин. Это же, по сути, давний тренд. Значительная часть великих текстов поступала к первым читателям по частям. «Война и мир» была сериалом. «Преступление и наказание» были сериалом. Книги Диккенса были сериалами. Сериал значительно древнее и солиднее романа, который поступает читателю сразу и целиком. Так что здесь наши сериалы, такие как только что вышедший в Букмейте «Семь способов засолки душ» Веры Богдановой, — лишь возрождение славной традиции.
А что можете сказать про аудиокниги? Сегодня их золотой век? Могут ли они конкурировать с подкастами?
Юрий Сапрыкин. Подозреваю, что на российском рынке аудиокниги выигрывают у подкастов одной левой. Подкасты здесь так и не стали массовым форматом, не появилось хедлайнеров, которые вытащили бы этот медиум на миллионные аудитории (как это произошло в YouTube), а книги слушают все больше. Как мы уже упомянули, даже больше, чем читают. Тем более сейчас, когда, например, у Букмейта цифровой чтец готов озвучить книги, у которых нет аудиоверсий. Не надо умолять сестрицу: «Ну прочитай еще страницу».
Константин Мильчин. Литература начиналась как аудиожанр — с устного рассказа. Можно также вспомнить, что «премьера» значительной части классики проходила в формате авторских чтений в чьем-нибудь салоне. Так что я не вижу тут ничего принципиально нового. Современная аудиокнига расширяет круг читающих: те, кто не мог найти время для чтения, сейчас могут стать активными читателями и читательницами. Синхронизация аудио- и текстовых книг стирает разницу между форматом чтения, а совершенствование автоматических чтецов увеличит количество книг, доступных в аудио.
Так что же в итоге поможет популяризировать чтение? Именно новые форматы?
Юрий Сапрыкин. Какая-то новая большая история, которая всем окажется нужна — как было с «Гарри Поттером», он ведь появился тогда, когда чтение, особенно подростковое, уже похоронили. Плюс естественная «смена волн» — в какой-то момент окажется, что всей этой цифровой суетой нас уже перекормили, и появится новое поколение модников, которое будет выбирать винтажный бумажный вайб. А может быть, уже появилось.
Константин Мильчин. Поможет всеобщее внедрение социального рейтинга, который будет привязан к количеству прочитанных или прослушанных страниц. Не выполнишь — ограничения в правах, блокировка банковских карт и пониженная выдача в приложениях для знакомств. Да и на алкоголь тоже санкции. Все бросятся читать. Но нужно ли нам такое чтение?