Есть игра слов, на которую обращали внимание почти все его биографы. Прозвище Амедео Модильяни в Париже было Моди, с ударением на последнем слоге. И это в точности созвучно с французским эпитетом maudit - «проклятый», который был ему очень к лицу. Мальчик из хорошей еврейской семьи в молодости превратился в алкоголика и наркомана, жил без гроша в кармане, не мог продать свои картины и умер в возрасте 35 лет от туберкулезного менингита. Очень печальная повесть, - если, конечно, не считать того, что после смерти он стал одним из самых знаменитых художников ХХ века, а в его бедности и несчастьях грядущие поколения усматривали сплошную романтику.
В самих обстоятельствах его появления на свет усматривали нехорошие знаки судьбы. Он родился в тот самый момент, когда бизнес его отца, коммерсанта из Ливорно Фламинио Модильяни, пошел прахом. Буквально — жена Фламинио рожала Амедео, своего четвертого по счету ребенка, а в дверь стучались судебные приставы, чтобы описать имущество. (Впрочем, тут все сложилось удачно: по древнему местному закону, нельзя было описывать имущество рожающей женщины, поэтому все самые ценные предметы, что были в доме, срочно перетащили к ней на кровать — и приставы не посмели их тронуть).
Вещички-то спасли, но мальчик родился не с самыми лучшими жизненными перспективами, и дело тут даже не в деньгах. Члены его семьи страдали от туберкулеза, а дедушка и тетя Амедео вдобавок были не очень здоровы головой — у них были мания преследования и перепады настроения, которые перешли и к будущему художнику (уже взрослым его периодически охватывали приступы немотивированной ярости). Пробуждение в Амедео художника тоже случилось на фоне мрачных событий: мальчик, которому было 14 лет, заболел тифом и находился между жизнью и смертью. По легенде, раньше он и не заикался о живописи, а тут, в горячечном бреду, вдруг разразился монологом о том, что страстно хочет рисовать, а для начала увидеть полотна, вывешенные во флорентийских палаццо Питти и Уффици. Мать, выслушав его, пообещала найти учителя и свозить во Флоренцию; будто бы с этого момента состояние больного стало стремительно улучшаться.
Мало того, что у него появился учитель, он еще и начал активно ездить по Италии, не пропуская ни одного музея. А когда ему исполнился 21 год, счел, что на родине повидал уже достаточно, и на выданные матерью деньги отправился покорять Париж. Безусловно, юноше хотелось выглядеть представителем богемы, и он тусовался с нищими художниками, однако сам снимал достаточно приличную квартирку и одевался не без шика. Коричневые бархатные брюки, алый шарф, большая черная шляпа... Говорят, он однажды заметил о Пикассо: «Пусть он и гений, это еще не дает ему права одеваться неопрятно».
Согласно другой, еще более популярной легенде, Модильяни как-то дал практически нищенствовавшему Пикассо банкноту в пять франков. Такая минутка благотворительности. Но с течением времени все перевернулось, и через несколько лет уже Пикассо в приступе великодушия дал Модильяни, к тому моменту по-настоящему бедному, банкноту в сто франков, со словами «Возвращаю долг!» Модильяни, чтобы перевести все в шутку, сказал: «Не жди сдачи — я помню, что я еврей». Но деньги ему нужны были отчаянно. Маска богемного тусовщика, живущего на мамины деньги, исчезла. Он по-настоящему пристрастился к абсенту и к гашишу. Есть версия, что он с их помощью хотел отвлечься от мыслей о туберкулезе, который медленно пожирал его изнутри, и от которого спасения, в общем-то, не было (до изобретения антибиотиков оставалось несколько десятилетий).
Картины не приносили денег, - их просто никто не покупал. К портретам Модильяни, на которых головы и тела людей были удивительным образом вытянуты, просто не знали, как относиться, к какому художественному течению их приписать. И считалось, что большой художественной ценности они не имеют. В 1911 году Амедео говорил: «В своем воображении я пишу не менее трех картин в день, но зачем же тратить холсты? Ведь их все равно никто не купит». Уже готовые произведения он с легкостью готов был уничтожить: однажды взял тележку, полную собственных скульптур, сделанных из камня, и все выбросил в канал (в 1980-е этот канал обшаривали водолазы). А однажды торговался с покупателем насчет своих рисунков, покупатель все сбивал цену, и когда она стала совсем смехотворно низкой, Модильяни побледнел от гнева и стыда, продырявил ножом всю пачку рисунков, нанизал их на шпагат и демонстративно повесил в туалете — вместо туалетной бумаги.
Он вел чрезвычайно бурную личную жизнь. Одним из самых светлых и лирических эпизодов в ней стал роман с русской поэтессой Анной Ахматовой (незадолго до этого она вышла замуж за Николая Гумилева, но отношениям с Модильяни, платоническим или не очень, это нисколько не мешало). Модильяни водил ее в Люксембургский сад, где за в то время за стулья надо было платить какие-то копейки — но у Модильяни их не было, и они с Ахматовой сидели на бесплатных скамейках. Потом она однажды пришла к нему с красными розами в мастерскую, не застала его, и все розы по одной забросила в окно (Модильяни ужасно понравилось, как они легли на полу). «У него была голова Антиноя и глаза с золотыми искрами. Он был совсем не похож ни на кого на свете. Голос его как-то навсегда остался в памяти. Я знала его нищим, и было непонятно, чем он живет. Как художник он не имел и тени признания... И все божественное в Модильяни словно искрилось через какой-то мрак». Удивительно, но Ахматова добавила, что никогда не видела Модильяни пьяным, и от него никогда не пахло вином.
От их романа остались воспоминания Ахматовой, несколько рисунков (по большей части они пропали, но кое-где, например, в музее Руана, кое-что можно найти) и стихотворение:
Мне с тобою пьяным весело -
Смысла нет в твоих рассказах.
Осень ранняя развесила
Флаги желтые на вязах.
С другими женщинами все было менее романтично. Например, английскую поэтессу и писательницу Беатрис Хастингс Модильяни однажды выбросил из окна, а она во время одной особенно бурной ссоры попыталась откусить ему гениталии. Ну, по крайней мере, такие сплетни ходили на Монпарнасе. Это был роман необыкновенно бурный, с воплями «Помогите, убивают!», поражавший воображение свидетелей типа Ильи Эренбурга. По его словам, однажды, когда очередной скандал только назревал, Беатрис смогла утихомирить Модильяни словами «Не забывайте, что вы — аристократ, а ваша мать — светская дама». Модильяни вроде бы успокоился, но потом подошел к стене и начал методично голыми пальцами выковыривать из нее кирпич, обламывая себе ногти и оставляя на штукатурке кровавый след. Эренбургу стало настолько не по себе, что он откланялся и ушел.
Когда же мучительный роман с Беатрисой закончился, в жизнь Модильяни вошла Жанна Эбютерн. Этот роман был не скандальным, но очень печальным. Жанна была на 14 лет моложе художника, и влюбилась в него как кошка. Она родила ему дочь, потом они чуть не поженились, но родители Жанны оказались резко против: во-первых, избранник дочери из иудеев (а сами они — ревностные католики), во-вторых и в главных — у него репутация наркомана и пропойцы. Не очень понятно, как развивались бы эти отношения, если бы свое слово не сказал туберкулез: болезнь резко обострилась, началось воспаление мозга, и в 35 лет Амедео Модильяни, непризнанный гений французской живописи, умер. А Жанна, находившаяся на восьмом месяце беременности, в припадке отчаяния убила и себя, и еще не родившегося ребенка. Похоронят любовников в конце концов в одной могиле на Пер-Лашез; рядом с именем Модильяни будет написано «Смерть настигла его в преддверии славы», рядом с именем Жанны - «Верная спутница Амедео Модильяни, принесшая ему в жертву свою жизнь».
Славы действительно оставалось ждать недолго. Красоту бесконечных женских портретов, выполненных Модильяни, наконец начали ценить знатоки, несколько десятилетий спустя художник и вовсе «ушел в народ» (достаточно сказать, что портрет его работы висит дома на стене у Людмилы Прокофьевны из «Служебного романа»). Сейчас он один из самых дорогих художников и скульпторов в мире: его «Обнаженная на кушетке» в 2015 году была продана на аукционе за 170 миллионов долларов. Естественно, легенда о проклятом художнике, который похабничал и скандалил для того, чтобы ярче гореть, прилагается ко всем его картинам. Она правда печальная. И правда очень красивая.
Автор: Николай ГЕРАСИМОВ