Глава 13
- Товарищи, - обратился Ковалёв к присутствующим. – Предлагаю объединить наши усилия по поводу убийств. Очень хочется мне покопаться в этом деле и выявить убийц моего отца. Николай, как ты смотришь на совместное расследование? Пройдёмся по дворам казаков, поговорим, послушаем, что нам расскажут. Ведь эти события ещё не забылись, они свежи в памяти. Выявим предводителя и призовём его к ответу по всей строгости революционного закона.
- Идея неплохая, - кивнул головой старший из присутствующих. - Заодно присмотритесь к казакам, прощупаете их мнение насчёт продразвёрстки, сдачи зерна и оружия. Скоро прибудет новый обоз. Армию и рабочих нужно кормить.
Николай вздохнул, сглотнул липкую слюну и кивнул головой в знак согласия. Какое-то странное чувство мешало ему проникнуться доверием к товарищу комиссару. Этот кудрявый локон, выпущенный из-под фуражки с красной звездой, или белые холёные руки, но что-то сильно настораживало.
Глава 12 здесь
Все главы здесь
О семье Ковалёвых он почти ничего не знал. Раньше они жили на хуторе в небольшой хатёнке, рядом с мельницей. Потом построили дом в станице, перед самой революцией перебрались в него. Были они не местные, но смогли расположить себе и казаков, и мужиков. Жили по местным меркам хорошо.
Обсудили план действия, вышли из Совета и направились в разные стороны, договорившись встретиться через несколько часов, чтобы выработать дальнейший план. Подворный обход мог ничего не дать. Люди были напуганы, и откровенничать никто не будет.
Колька в своей будёновке и с винтовкой за плечами производил на станичников впечатление разорвавшейся бомбы. Стоило ему подойти к плетню, как в хатах начинали голосить женщины, и хмурые мужчины выходили к незваному гостю. В хату никто не приглашал. Разговаривали у плетня, стараясь быстрее уйти.
- Здорово, Григорий, - говорил Николай очередному хозяину. – Ты где был в 1917 году, когда убили мельника Ковалёва? – спрашивал, а сам внимательно смотрел в глаза.
- Я-то? Где я был в 17-м годе? Дай Бог памяти! – Григорий достал кисет, свернул самокрутку и закурил. - Аа, вспомнил! С ерманцем воевал. Точно, точно. Вернулся весной 18-го после ранения. Вернулся и сразу в поле. Про смерть мельника ничего не знаю. Зачем мне его было убивать? Он был честным человеком.
- Кто убил моего отца?
- Слушай, ты такие вопросы задаёшь, на которые у меня нет ответа.
- А кто может ответить?
- Николай, спрашивай у тех, кто за бабские юбки прятался, у бывших дезертиров. Некоторые до сих пор живут и горя не знают. Фамилий я тебе не скажу, баба у меня на сносях. Ищи сам. Всё. Разговор окончен! – собеседник потушил самокрутку о пенёк, проверил её ещё пальцами и сунул в карман, чтобы потом бумагу выбросить, а оставшийся табак высыпать в кисет. Приходилось экономить на всём.
Николай не курил, по малолетству мать боялся, а с возрастом понял все минусы этой привычки. Его курящие друзья очень сильно страдали без табака, курили даже сухие листья деревьев. Лишь бы хоть чуть-чуть утолить желание. Голод и холод не донимал так строителей новой жизни, как эта пагубная привычка.
***
Ковалёв вёл себя нагло. Заходил во двор, стучал в окно и тут же подходил к двери. Как только дверь приоткрывалась, отталкивал хозяев и проходил в хату. Садился с невозмутимым видом за стол, доставал наган и удостоверение. Небрежно бросал их на стол и начинал разговор.
- Я – красный комиссар Ковалёв. Веду расследование по делу об убийстве Кучерова Василия. Что можете мне сообщить?
Хозяева стояли рядом, точно приговорённые к смертной казни, и только молча моргали.
- На колени! Кто убил портного? Ты? - и совал наган в лицо напуганного человека. – Пристрелю сначала твою жинку, а потом детей. Говори, что знаешь?
- Ваше благородие, не губите. Дети у нас маленькие. Я ничего не знаю. Была здесь банда набежная, ушли они потом. Все были чужие. Я их не видел, а слышал, как люди шушукались.
- Как ты смеешь, голь лапотная, называть красного комиссара Ваше благородие! Товарищ я тебе! Понимаешь?
- Да, да, - тряс головой напуганный станичник.
- Смотри, если соврал мне, я всё равно узнаю, где ты был в 18-м. Тогда не отвертишься. Живите пока. Если узнаете, что-нибудь интересное, сразу мне докладывайте. Премией награжу. Поняли?
- Поняли. Так точно, Ваше благородие. Доложим. Спасибо, благодетель, – кланялись до земли стоящие на коленях станичники.
Ковалёв вышел со злорадной ухмылкой на лице. Его вводили в экстаз трясущиеся люди. Жаль, убивать нельзя. А то бы он развернулся. Перебрал в памяти вопросы и ответы. Банда на самом деле была набежная.
Сначала единственным местным в ней был он сам. Он и привёл бандитов в станицу. Это потом уже к ним присоединились несколько местных дезертиров и мятежников из равнинных станиц, прятавшихся в горах. Жаль, что не помнил он их по именам и фамилиям. Документов не было ни у кого, да и имена могли быть выдуманными.
***
Перед обедом Ковалёв заглянул в Совет. Николай уже сидел там и докладывал главному о результатах похода.
Ковалёв услышал слово «дезертир», поправил кобуру с наганом и чётким строевым шагом подошёл к столу.
- Докладываю. Получил сведения, что банда состояла из чужаков, руководил неизвестный, и были в ней местные дезертиры.
- Вольно, - скомандовал рабочий и кивнул на стул. – Присаживайся, товарищ Ковалёв. У нас похожие сведения. Скорее всего, знают об убийстве Кучерова бывшие дезертиры. Выяснить о смерти твоего отца не удалось.
- Товарищи, приглашаю всех к себе. Матушка обещала приготовить вкусный обед. За ради знакомства и крепкого чего-нибудь найдём.
- Нет, нет, спасибо, - начали отнекиваться присутствующие.
- Отказов не принимаю. Матушка будет рада познакомиться с моими товарищами по борьбе за новый мир. Идёмте! Конечно, бедствуем, как и все, но чем богаты…
С большим трудом удалось Ковалёву уговорить местных товарищей отобедать у него. Для него это было очень важно. Нужно было найти подход к Николаю. Мысль убить красноармейца и завладеть его сестрой не покидала чёрную душу Евгения. Девушка казалась ему лакомой сладкой конфеткой, которую хотелось съесть.
***
Обед сразил большевиков и не столько блюдами, сколько посудой. Евгений, со злорадной ухмылкой смотрел, как товарищам подали борщ в отдельных тарелках с расписными деревянными ложками. Он был уверен, что никто из его коллег никогда не видел такой посуды, но глубоко ошибался.
Сергей Иванович был родом из Твери и сразу узнал фаянс местной фабрики.
Пока роль этого человека Евгению была не ясна. Но он не волновался. У него впереди 10 дней и роли всех троих ему будут понятны.
- Фаянсовая посуда нашей фабрики пользуется спросом, - сказал гость и внимательно посмотрел на Ковалёва.
- Это матушкино приданое, она из тверской губернии, - ответил Евгений и в порыве бахвальства чуть не ляпнул, что дед его имел непосредственное отношение к созданию этой красивой посуды, похожей на фарфор.
- Приданое? – тут же заинтересовался Андрей Иванович, глава местного совета.
- Дед приобрёл этот комплект по случаю, как только родилась моя матушка. И на свадьбу подарил, - ответил, не моргнув глазом Евгений. – Был мой дед самым, что ни на есть настоящим пролетарием – работал на обжиге фаянса. У печи.
- Тяжёлая работа, - кивнул головой Сергей и принялся рассматривать тарелку со всех сторон.
Николай ел осторожно, и вспоминал обеды в своей семье. Огромная деревянная миска грубой работы , отполированная ложками за много лет, такие же ложки, которыми черпали борщ, но первым был всегда отец. Его сёстры уж точно не видели таких тарелок.
За борщом последовала картошка, тушёная в молоке, соленья, кусочки нарезанного сала.
- Извините, товарищи, за скудный приём. Страна ещё не оправилась от войны. Сейчас всем трудно, - скрывая усмешку, проговорил Евгений.
Во время обеда хозяин не забывал наливать гостям самогоночки и предлагать тосты.
-За молодую Россию! За нас с вами, дорогие мои товарищи! За счастливое будущее!
Гости поддерживали, чокались и выпивали.
Грунька принесла самовар. Подала к чаю пирог с яблоками и пирожки с капустой. Две расписные деревянные мисочки: одну с мёдом, вторую с кусочками мелко наколотого сахара. И маленькие ложечки каждому.
Евгений принёс из другой комнаты гитару и провёл по струнам:
- Отречёмся от старого мира,
Отряхнём его прах с наших ног! – запел приятным баритоном.
Гости встали и подхватили Гимн Российской Федерации. Евгений тоже встал. Так они и пели. Мужские голоса красиво сливались. Грунька выглянула из кухни и застыла, любуясь поющими мужчинами, стоящими с горящими глазами и строгими лицами.
Колька почувствовал неожиданно сильное чувство ко всем этим людям. Почувствовал родство душ и единение дыхания. Слёзы выступили на глазах бравого красноармейца, совсем ещё мальчишки, если разобраться.
Мать Евгения вышла попрощаться с гостями, когда они собрались уходить.
- Извините, что не смогла пообедать с вами, у меня разыгралась мигрень. Невыносимо болит голова. Спасибо, что заглянули в гости. Приходите обязательно ещё, я буду очень рада, - говорила женщина с приятной улыбкой. А её глаза говорили обратное. Она ненавидела этих людей и желала им всего самого плохого.