Три страны дают РФ 90% гастарбайтеров, «мигрантский беспредел» придуман извне, а латиноамериканцы спасут США
«У России нет иного пути, кроме как рассматривать перспективу миграции из стран, гораздо более дистанцированных от нее в этническом и социально-культурном отношении, нежели республики бывшего СССР», — говорит доктор экономических наук эксперт в области управления миграционными процессами Ирина Ивахнюк. Она констатирует, что потенциал стран постсоветской Центральной Азии, долгие годы обеспечивавших Российскую Федерацию трудовыми мигрантами, близок к исчерпанию. Также Ивахнюк рассказала в интервью «БИЗНЕС Online» о том, почему плохо работает российская миграционная политика, сколько человек уехало из страны после начала СВО и как европейские политики предпочитают не замечать «мусульманизации» ЕС.
«Привлечение иностранных работников — это лишь одна из мер, имеющая далеко не первостепенное значение»
— Ирина Валентиновна, не утихают споры, нужны нам в принципе трудовые мигранты или нет. Как, по-вашему, ситуация обстоит на самом деле?
— Есть ли в России дефицит кадров? Есть, это факт. Постоянно незаполненные 2–2,5 миллиона вакансий говорят в пользу этого. Даже если пренебречь результатами опросов работодателей, фиксирующих, что до 80 процентов предприятий России испытывают кадровый дефицит, как субъективными, но есть объективные данные демографической статистики.
Это результат сложившейся в России возрастной структуры населения; в ее деформации отражаются и потери населения в Великой Отечественной войне, и нерожденные дети в период дезориентированности населения в 1990-е. Есть объективно малочисленные поколения. Именно поэтому нынешнее замедление убыли трудоспособного населения и даже некоторый прирост в конце 2020-х не должны нас обманывать — после него все равно неизбежно произойдет падение, т. к. на рынок труда выйдут немногочисленные внуки тех, кто родились в 1990-х.
Еще несколько цифр. По данным Росстата, ежегодное пополнение трудовых ресурсов России за счет вступающей в трудоспособный возраст молодежи сократилось на 40 процентов между 2000 и 2020 годами. В результате происходит сокращение численности рабочей силы и ее старение: больше половины занятых — это лица старше 40 лет. Рост численности рабочей силы вследствие пенсионной реформы приводит к еще большему перекосу в сторону старших возрастных групп занятых. Это отнюдь не позитивный тренд.
Как решать проблему дефицита кадров — это другой вопрос, вырастающий прежде всего из того, в чем заключается причина этого дефицита. Ситуация на рынке труда — это результат действия множества факторов: демографических, экономических, социальных, даже географических и политических. Очень важную роль играет государственная политика в сфере образования и подготовки кадров, которая призвана обеспечить соответствие квалификационного спроса и предложения на рынке труда. Привлечение иностранных работников — это лишь одна из мер, имеющая далеко не первостепенное значение.
Если брать ситуацию за последние 2–3 года, то на ситуацию на рынке труда оказали влияние его структурные изменения, связанные с ведением военных действий и переходом экономики на полувоенные рельсы. Увеличение численности российской армии за счет мобилизованных и добровольцев отвлекло из экономики не менее 800 тысяч работников. Кроме того, произошло массовое межсекторальное перераспределение рабочей силы в пользу отраслей военно-промышленного комплекса, причем это коснулось прежде всего квалифицированных инженерных и рабочих кадров. Увеличилось число разного рода производств, связанных с обеспечением армии продовольствием, обмундированием, горючим. Все это усилило дефицит кадров в «гражданской экономике».
Сказалась и массовая миграция из России в ответ на проведение СВО и введение западных санкций: она в значительной своей части состоит из лиц трудоспособного возраста с высоким уровнем образования, выведенных таким образом с российского рынка труда.
К тому же мы продолжаем констатировать низкую производительность труда в большинстве отраслей российской экономики. И вот это действительно проблема для России! Насколько я знаю, национальный проект «Производительность труда и поддержка занятости» так и не вышел на запланированные показатели роста, требуется техническое перевооружение предприятий, развитие системы повышения квалификации и переобучения персонала, применение налогового стимулирования, а также организационные меры, ликвидирующие бюрократические проволочки и оптимизирующие кадровый состав предприятий.
То есть моя точка зрения такая. Если нужно срочно, экстренно закрыть дефицит персонала в каком-то экономическом кластере, то есть реально работающий метод — это повышение зарплат. При этом персонал может быть и зарубежным. Однако за повышением зарплат должно стоять повышение производительности труда! Но если решать проблему дефицита кадров на рынке труда как комплексную государственную задачу на перспективу, то необходим системный подход, включающий в себя и реформу системы подготовки и переподготовки кадров, и вовлечение занятых в неформальном секторе, и автоматизацию, и механизацию рабочих функций, и прочие технологические инновации. Повышение зарплат здесь тоже может сыграть роль, главное — чтобы у работодателей были ресурсы для такого повышения. И привлечение работников из-за рубежа тоже может быть экономически целесообразно.
— Владимир Путин на ПМЭФ сказал, что нам нужно завозить квалифицированных мигрантов. Он также отметил, что его видение разделяют коллеги из стран, которые являются источником для трудовой миграции. Какие страны являются для нас источниками трудовой миграции и что вообще следует понимать под словом «источник»?
— В соответствии с устоявшейся миграционной терминологией (она в основном складывалась в англоязычном пространстве, потому что развитые западные страны раньше других накапливали опыт регулирования миграционных потоков и разработки миграционного лексикона и теорий), страны, участвующие в международной трудовой миграции, разделяются на страны происхождения или страны-источники и принимающие страны или страны-реципиенты.
Так сложилось, что странами происхождения трудовых мигрантов для России с начала 2000-х являются в основном государства СНГ. Это имело и «естественные» причины (географическая близость, транспортная сеть, историческая близость, русский язык, единые стандарты квалификационных требований) и преференции, созданные российской миграционной политикой для граждан стран постсоветского пространства.
Постепенно география стран-источников сужалась, и к настоящему времени почти 90 процентов трудовых мигрантов в Россию приезжают из трех стран — Узбекистана, Таджикистана и Киргизии. Украина и Молдова фактически утратили свою роль источника трудовых мигрантов для России, как это было еще 5–7 лет назад. Миграционный потенциал Армении и Азербайджана по разным причинам уже минимален.
Из Узбекистана, Таджикистана и Киргизии сейчас приезжают ежегодно порядка 6–7 миллионов мигрантов с целью трудоустройства в Россию. При этом надо сказать, что в этих странах в последние годы в условиях экономической и политической неопределенности в России ускорилось формирование альтернативных миграционных векторов. В рамках политического курса этих стран на «многовекторность» реализуется политика диверсификации миграционных потоков и дистанцирования от России. Эти страны все более активно направляют своих граждан на работу в Южную Корею, Турцию, Германию, Великобританию, страны Персидского залива. Кроме того, в регионе Центральной Азии очень активно действует Китай. Он целенаправленно ведет курс на превращение региона постсоветской Центральной Азии в часть своего экономического кластера и создания там производственной площадки по образцу стран Юго-Восточной Азии. В практическом плане это означает инвестиции Китая в создание производств в Центральной Азии, создание новых рабочих мест, используя преимущества относительно невысокой стоимости рабочей силы в регионе. В перспективе это неизбежно скажется на сокращении масштабов трудовой миграции из центрально-азиатских государств.
Да и сами страны Центральной Азии настойчиво нацеливают свою экономическую политику на то, чтобы перейти от стратегии роста, основанной на экспорте сырьевых товаров и трудовых ресурсов, к структурному реформированию экономики с целью устойчивого развития. Это указывается во всех без исключения планах стратегического развития стран Центральной Азии. За этим стоит понимание правительствами государств уязвимости своего положения, когда они сильно зависят от трудовой миграции своих граждан в Россию и получаемых денежных переводов. Еще 10–15 лет назад центральноазиатские страны на государственном уровне активно участвовали в обсуждении с нами возможностей и условий трудоустройства своих граждан, тем самым фактически подталкивая их к трудовой миграции в Россию. Сейчас ситуация изменилась. Массовый отъезд лиц трудоспособного возраста в Россию воспринимается как потенциальный вызов для развития экономики.
Так что вполне вероятно, что Россия в ближайшие годы столкнется с сокращением данного источника дополнительной рабочей силы. А ведь именно он мог бы дать России мигрантов определенной подготовки со знанием языка и наших традиций, о чем говорил президент на ПМЭФ. Для этого нужно прикладывать активные усилия — сотрудничать со странами происхождения на этапе предотъездной подготовки, организовывать языковые курсы, курсы профессионального обучения, использовать преимущества давних исторических связей между нашими странами. А потом эти мигранты приедут в Россию в рамках «целевого набора», когда каждый уже будет знать, где и кем он будет работать, иметь предварительный трудовой договор. Представляется, что в сложившихся обстоятельствах только на этом пути лежит создание рациональной модели трудовой миграции в Россию.
— Где брать квалифицированных мигрантов? Кто будет оценивать их квалификацию? Например, врачей, айтишников или работников крупных энергообъектов, при аварии на которых могут пострадать сотни тысяч человек?
— Надо сказать, что рынок квалифицированных и высококвалифицированных кадров является наиболее конкурентным сектором мирового рынка труда. Привлекающие мигрантов страны создают разного рода преференции (налоговые, административные, финансовые, упрощения в предоставлении вида на жительство и гражданство) для высококвалифицированных мигрантов. В России сформирован особый миграционный канал для иностранных специалистов. Статистика МВД показывает, что в 2022 году в России оформили разрешение на работу по категории «высококвалифицированный специалист» 32,7 тысячи человек. Большинство из них — это граждане Турции, Китая, Индии и Южной Кореи.
Относительно оценки квалификации иностранных работников. Прежде всего это дело работодателя — оценить, соответствуют ли компетенции нанимаемого специалиста квалификационным требованиям вакансии, на которую он претендует. Для этого на крупных российских предприятиях существуют квалификационные комиссии. Знаю, что в строительной отрасли формируется система независимой оценки квалификации иностранных работников по разработанным профстандартам, выдаются соответствующие сертификаты.
А вообще, в мире существуют отработанные механизмы признания квалификаций иностранных работников. Это соглашения о признании дипломов, каналы проверки документов, подтверждающих образование и квалификацию, а также опыт профессиональной работы, проверку компетенций через тестирование / сдачу профессионального экзамена или выполнение практической работы. Собственно, все эти механизмы применяются и в России, причем как для тех мигрантов, которые уже находятся на российской территории, так и в отношении тех, кто находится в своей стране и только претендует на получение рабочего места на российском рынке труда.
«Политические риски могут оказаться выше экономической выгоды»
— Может быть начать завозить мигрантов из Северной Кореи или с Кубы, где уровень квалификации специалистов достаточно высокий? Почему мы там активно не работаем в этом плане?
— Это хорошая идея, тем более, как я только что говорила, миграционный ресурс постсоветских государств сокращается. Это означает, что у России нет иного пути, как рассматривать перспективу миграции из стран, гораздо более дистанцированных от нее в этническом и социально-культурном отношении, нежели республики бывшего СССР. При этом, конечно, теряются преимущества исторических связей, схожести менталитета, знания русского языка. Но, может быть, при этом возникают новые синергии работы в международных коллективах, передачи опыта, взаимного обогащения знаниями.
— Министр труда и социальных отношений «Талибана»* Абдул Манан Омари рассказывал в одном из интервью, что Россия примет трудовых мигрантов из Афганистана и предоставит им работу в отдельных регионах страны.
— Я видела сообщения о том, что вроде бы некоторые мусульманские республики России готовы принять трудовых мигрантов из Афганистана для работ в сельскохозяйственном секторе. Не исключаю, что есть такая инициатива с афганской стороны. Однако ее реализация мне кажется туманной. Во-первых, это очень тонкий политически шаг, требующий продуманного взвешивания всех за и против. Политические риски могут оказаться выше экономической выгоды. Во-вторых, миграция в другую страну — это недешевый акт, связанный с получением визы, приобретением билетов, оформлением документов, обустройством. В Афганистане есть крестьяне, готовые пойти на такие расходы? И ведь зарплаты в России невысоки. В-третьих, такой шаг никак не вяжется с уже упомянутым заявлением президента Путина на ПМЭФ. Думаю, ни знания русского языка, ни традиций страны афганские крестьяне продемонстрировать не смогут.
Однако если говорить не только об Афганистане, но шире, то нужно признать, что евразийская миграционная система, объединяющая до сих пор постсоветские государства, стоит на пороге радикальных изменений. Она может расшириться за счет миграционных связей с другими государствами, которые демонстрируют интерес к миграции в Россию, в том числе через вступление в ЕАЭС, где, как известно, гарантируется свобода перемещения трудовых ресурсов. Я говорю, например, об Иране, Сирии, Египте, Вьетнаме. Большой интерес к заключению соглашения о привлечении трудовых мигрантов на российский рынок труда демонстрирует Индия.
«Я бы не назвала сегодняшнюю миграционную политику России очень уж либеральной»
— В отличие от Европы, которая не спешит натурализовать своих трудовых мигрантов, у нас активно раздают паспорта граждан России этой категории населения. Вы считаете это необходимо? В чем смысл и какова цель такой либеральной миграционной политики?
— Я бы не назвала сегодняшнюю миграционную политику России очень уж либеральной. В ней есть множество ограничений для мигрантов, касающихся и сроков пребывания в России, и получения разрешительных документов, и требований по знанию русского языка, и получения вида на жительство. И приобретение российского гражданства — это отнюдь не простая задача. Другое дело, что в законодательстве есть особые категории лиц, для которых предусмотрена процедура упрощенного получения гражданства. Это уже упомянутые носители русского языка, участники программы содействия добровольному переселению соотечественников, предприниматели и инвесторы, обладатели дефицитных профессий, выпускники российских вузов, получившие диплом с отличием, а также лица, имеющие семейные связи с гражданами Российской Федерации.
Кроме того, есть политически обусловленные ситуации, когда упрощенное предоставление российского гражданства дает людям шанс избежать угрозы жизни. Напомню совсем недавнюю ситуацию, когда в соседней Украине жители ЛНР и ДНР — в большинстве своем этнические русские — оказались в отчаянном положении. При действующей на Украине власти им грозило истребление или,= в лучшем случае изгнание. Многие из них по тем или иным причинам не имели украинских паспортов и не могли их получить — Украина прекратила выдачу своих паспортов в «мятежных» районах. Многие люди оказались усеченными в правах, в том числе в праве на передвижение и выбор места жительства. Находясь на территории России, они вынужденно нарушали правила и сроки пребывания, не могли трудоустроиться и снять жилье. Так что получение российского вида на жительство и гражданства оказалось для них шансом выбраться из правовой ловушки, в которой они оказались. Для России это была вынужденная мера, но гуманно оправданная. Примерно то же самое можно сказать о получивших российское гражданство жителях Приднестровской Молдавской Республики.
Еще один пример — Таджикистан. В СМИ активно обсуждалась цифра — 174 тысяч таджиков, получивших российское гражданство в 2022 году. Надо понимать, что эти люди бегут от возможной опасности, исходящей от соседнего Афганистана, где талибы жестоко расправляются с оппозиционерами — этническими таджиками и фактически грозят нападением на поддерживающий их Таджикистан. Между Российской Федерацией и Республикой Таджикистан есть соглашение о двойном гражданстве 1995 года. Всего 830 тысяч граждан Таджикистана получили за последние 30 лет гражданство России. Публикации в СМИ, что уже 10 миллионов таджиков живут в России, — это не более чем фейк.
— При этом в российском обществе продолжает расти неприязнь к мигрантам и доля граждан, желающих ограничения их притока?
— Данные социологических опросов свидетельствуют о том, что в российском обществе, наоборот, происходит снижение ксенофобии и неприятия мигрантов. Опросы ВЦИОМ фиксируют изменение отношения российских граждан к трудовой миграции из других стран: летом 2023 ода 47 процентов россиян признали, что трудовая миграция — это положительное явление для России (в 2014 году — 14 процентов), причем среди молодежи этот процент особенно высок (61 среди лиц 18–24 года). Отрицательно оценивают явление трудовой миграции 40 процентов россиян, что почти в 2 раза меньше, чем 10 лет назад (74 процента).
Правда, не исключаю, что за последний год ситуация изменилась. С осени 2023-го средствами массовой информации широко освещались многочисленные случаи правонарушений со стороны мигрантов в отношении российских граждан в разных регионах России, имеющие откровенно вызывающий характер. Особенно скандальный резонанс получил конфликт, дошедший до драки, между полицейскими и оскорблявшими их центральноазиатскими мигрантами на Красной площади в Москве 4 ноября, в День народного единства. Конечно, это не могло не вызвать ответной антиммигрантской реакции российского общества.
За этой вспышкой «мигрантского беспредела» вполне может скрываться попытка разыграть «миграционную карту» с целью разжигания внутриполитического взрыва в России. В пользу этого говорит то, сколь нарочитый характер имеют выпады мигрантов против российских граждан, а также то, что объектом провокационной агрессивности мигрантов становятся представители правоохранительных органов, а в соцсетях особо подчеркивается этнический характер преступлений. Все это действительно повышает вероятность раскола общества по этническому и религиозному признаку и дестабилизации ситуации в России.
Возвращаясь к вашему вопросу, скажу, что неприятие обществом многочисленного притока мигрантов там, где не уделяется достаточного внимания политике интеграции мигрантов, — это распространенное явление. При этом под интеграцией я подразумеваю двусторонний процесс, когда мигранты приспосабливаются к принимающему их социуму, а социум учится жить в новых для себя условиях этнического и конфессионального многообразия.
— Как решить эту проблему? Люди не хотят увеличения количества мигрантов, а политики и капитаны экономики хотят.
— Проведение миграционной политики должно сопровождаться широкой разъяснительной работой в обществе. Более того, формирование адекватного психологического климата в обществе должно быть важным элементом системы управления миграцией. Миграционная политика должна быть понятна и пользоваться если не поддержкой, то пониманием местного населения. А у нас вообще власть не очень умеет разговаривать с обществом — таковы российские традиции. Это реально осложняет ситуацию в стране, провоцирует мигрантофобию и межэтническую напряженность.
Еще раз подчеркну, что этот вопрос тесно связан с проведением политики интеграции мигрантов. Условия для интеграции мигрантов создает прежде всего принимающее их государство и общество. Если принимающее государство предпринимает реальные шаги, обеспечивающие права мигрантов, противодействующие дискриминации и маргинализации мигрантов, теневой занятости и эксплуатации мигрантов, их социальной исключенности, и в то же время содействует формированию толерантного отношения к приезжим среди коренного населения, публично признает роль мигрантов для экономики страны, разъясняет те или иные мотивы проводимой миграционной политики населению, — только тогда создается атмосфера, в которой необходимая государству миграционная политика может эффективно реализовываться.
«По итогам 2022 года Россия имела отрицательный миграционный баланс впервые с 1970-х»
— Как у нас обстоят дела с возвращением соотечественников на Родину? Есть какие-то проблемы с этим? Или они сами не сильно хотят в Россию?
— Вы, видимо, имеете в виду реализацию «Государственной программы содействия добровольному переселению в Российскую Федерацию соотечественников, проживающих за рубежом». Напомню, программа утверждена еще в 2006 году, но очень медленно набирала темп из-за недостаточной проработки административных и финансовых инструментов ее осуществления и существования множества ограничений для участия в программе русскоязычных соотечественников — по возрасту, семейному положению, регионам, в которые можно переселиться. В программу вносились изменения и уточнения, начиная от того, кто может считаться соотечественником, и заканчивая дифференциацией льгот по регионам-участникам. Пиковым годом переселений был 2015-й, когда число участников пополнилось вынужденными мигрантами, бежавшими из зоны боевых действий на юго-востоке Украины. Тогда более 180 тысяч человек были поставлены на учет органами МВД России как участники программы переселения соотечественников. А после этого началось стремительное падение числа новых участников — до 45 тысяч в 2023 году (это даже меньше, чем в пандемийный 2020-й).
На мой взгляд, есть несколько причин такого падения интереса соотечественников к программе. Во-первых, она не создает достаточного количества стимулов; льготы и выплаты очень ограничены. Во-вторых, ее реализация излишне забюрократизирована: от очень многих инстанций, сроков, условий зависит, станет ли тот или иной кандидат участником программы. В-третьих, и сейчас это проявляется как самый важный тормоз программы — произошло смешение экономических целей миграционной политики государства и гуманитарной ориентированности госпрограммы. По своей сути, программа должна быть открыта для всех соотечественников, желающих добровольно переселиться в Россию, вне привязки к их возрасту, социальному статусу, образованию и квалификации. А на деле она оказалась сориентирована на отбор востребованных специалистов (в том числе научных и педагогических работников, инженеров, врачей), фермеров, предпринимателей, инвесторов и выдающихся деятелей культуры и искусства. Такая попытка встроить прагматический интерес российской экономики к привлечению необходимых ей специалистов в программу искажает ее репатриационный гуманитарный характер и наносит урон имиджу России как «собирательнице русского народа».
Не все регионы принимают переселенцев по данной программе. В этом году там участвуют 47 российских регионов, главным образом регионы Дальнего Востока, Забайкалья, Бурятия, то есть те, в которых остро стоит вопрос нехватки населения и кадров. С государственной точки зрения это вроде бы и правильно, но на уровне реализации зачастую вступает в противоречие с личными планами готовых переселиться в Россию соотечественников.
— А что с миграцией из России? Какие тенденции в этом направлении? Раньше бытовало такое мнение, что образованные молодые россияне мигрируют из поселков и малых городов в большие, дальше из больших в столицы (Москву и Питер), а уже оттуда за границу. Сейчас эта тенденция сохраняется или что-то изменилось?
— Это вообще обычный алгоритм действий мигрантов: жители деревень и малых городов, выбирающие миграцию как свою жизненную стратегию, переезжают сначала в административные центры, приобретают там некоторый опыт жизни вне привычной среды, потом переезжают в большие и столичные города, которые дают больше возможностей в плане работы, учебы, комфорта. А уже большие города и столицы часто становятся ступенью к трансграничной миграции с целью трудоустройства или переселения в более благополучные страны. Эта тенденция просматривается и в России. Опросы, касающиеся миграционных настроений россиян, фиксируют, что городские молодые жители говорят о переезде за рубеж, а сельские жители — в города России.
Что касается тенденций миграции из России, то прежде всего надо сказать, что последние два года были совершенно особыми. В ответ на проведение СВО миграция из России резко усилилась. По итогам 2022 года РФ имела отрицательный миграционный баланс впервые с 1970-х. Это была и паническая миграция, основанная на страхе, и миграция, связанная с неприятием проведения СВО, и стремление избежать мобилизации. Это была также вынужденная миграция, связанная с осложнением или невозможностью работать в России из-за введенных санкций (например, санкции против российских банков сделали невозможным получение заработной платы от зарубежных работодателей). Вынужденная релокация была также связана с ограничением доступа России к интернет-ресурсам, необходимым для работы, или перемещением в другие страны международных и иностранных компаний вместе с российским персоналом. Например, в СМИ указывалось, что только Казахстан в 2022 году принял порядка сотни международных компаний, которые переехали из России вместе с сотрудниками. Количественно оценить этот всплеск эмиграции из России сложно, потому что мало кто официально зафиксировал свой отъезд, кто-то уже вернулся, но оценки достигают 1 миллиона выехавших.
Для России такой отток населения, бо́льшая часть которого — это люди в трудоспособном возрасте и с высоким уровнем образования — конечно, серьезная утрата.
Проблема усугубляется тем, что эмиграция из России практически выпадает из поля зрения российских миграционных органов. Может быть, это связано с тем, что министерство внутренних дел, которое ответственно за реализацию миграционной политики, считает, что отток населения из страны находится как бы «вне зоны компетенции» этого ведомства. А может, миграционное ведомство считает, что этими процессами нельзя управлять, поскольку в условиях демократического общества свобода передвижения (в данном случае свобода выезда) не может ограничиваться? Так ведь никто и не предлагает ограничивать свободу выезда. Но политика в отношении эмиграции обязательно должна быть. Она может содействовать обеспечению возвратности мигрантов, использованию их нового квалификационного потенциала, если таковой получен во время работы за рубежом, содействию в трудоустройстве, повышению инвестиционного потенциала мигрантских денежных переводов — все это является жизненно важной задачей для России.
— Еще о нашей внутренней миграции. До недавнего времени шел массовый переток населения с востока на запад, на условную линию Петербург — Москва – Краснодар – Сочи. В некоторых районах страны наблюдалось обезлюдивание. Что происходит сейчас?
— Так называемый западный дрейф российского населения сохраняется. В условиях страны с огромной территорией все большее стягивание населения на относительно небольшую территорию условного «центра» является очевидно негативным трендом для ее экономического развития и геополитической безопасности, поскольку происходит обезлюдивание стратегических с точки зрения международной безопасности приграничных территорий страны. Однако попытки административными мерами изменить этот миграционный вектор оказались неудачными.
Что же касается вопроса о внутренней миграции в России, то он шире. Внутрироссийские миграционные процессы происходят довольно активно. Ежегодно порядка 2 миллионов человек переезжают на постоянное место жительства в другие регионы, еще 2 миллиона меняют место проживания внутри регионов и, наверное, примерно 4 миллиона россиян вовлечены во внутрироссийскую временную трудовую миграцию (это те, кого раньше называли отходниками). Причем выезд в другие регионы на заработки — это зачастую своего рода компромисс для тех, кто, может быть, и хотел бы переехать в крупные города, но не может это осуществить из-за дороговизны жилья и возможности устроиться на хорошие рабочие места из-за недостаточного образования и отсутствия востребованной квалификации.
С одной стороны, активная внутрироссийская миграция населения — это позитивный по своим социально-экономическим последствиям процесс. Обеспечивается приток трудовых ресурсов туда, где это необходимо, достигается кадровое обеспечение реализации крупных инвестиционных проектов, стимулируется рост жилищного строительства в городах и регионах, испытывающих миграционный прирост. На пять регионов России, наиболее привлекательных для внутрироссийских мигрантов, — Москву, Московскую область, Санкт-Петербург, Ленинградскую область и Краснодарский край — приходится почти треть объема введенного в стране жилья, а проживают в них менее 22 процентов населения.
Однако, с другой стороны, и временная трудовая миграция, и переселения на постоянное местожительство приводят к сокращению трудовых ресурсов в сельской местности и небольших российских городах. Это тормозит возможности их развития. Миграция ускоряет старение и депопуляцию населения в глубинке. Эксперты говорят о «сжатии освоенного пространства» в России и усилении неравномерности экономического развития регионов.
Конечно, государственная политика в области внутренней миграции должна быть важной составляющей государственной стратегии. С помощью широкого набора стимулирующих мер, прежде всего экономических — социальных льгот, льготных кредитов на приобретение жилья, льгот в налогообложении, в том числе малого бизнеса, а также активной рекламно-информационной кампании — есть реальная возможность сделать российский рынок труда более гибким в географическом плане и формировать желательные для государства направления миграций в соответствии со стратегией регионального и пространственного развития России.
— Тогда, подытоживая эту часть нашего разговора, видите ли вы в России государственный стратегический взгляд на роль миграции в развитии страны?
— То, что я вижу в последние 5–7 лет в принимаемых законодательных актах в сфере миграции и реально складывающейся миграционной ситуации, заставляет меня сомневаться в этом.
Когда в 2016 году произошло переподчинение исполнительного органа, ответственного за реализацию миграционной политики, в структуру министерства внутренних дел России, фактически основная цель, которая ставилась перед ведомством, заключалась в борьбе с незаконной миграцией. Эта цель выполнена не была: незаконная миграция, нерегистрируемое трудоустройство и нарушения в миграционной сфере остаются актуальной для России проблемой. Совсем недавно, в конце 2023 года, основной темой заседания коллегии МВД была опять же борьба с незаконной миграцией, признавался рост преступности среди мигрантов, распространение теневых схем легализации иностранных граждан в России.
Я не хочу сказать, что ничего не делается для улучшения управления миграцией в России. Упорядочивается формат привлечения иностранной рабочей силы, усиливается контроль за выполнением миграционного законодательства и работодателями, и мигрантами, наводится порядок в деле регистрации мигрантов по месту пребывания, сформирован канал упрощенного получения гражданства РФ для такой категории иностранных граждан, как носители русского языка. Но годы бездействия или очень нерешительных действий в этой сфере привели к формированию огромного теневого рынка посреднических услуг, который подменил собой официальную миграционную инфраструктуру. Легализация, трудоустройство, получение информации — в решении всех этих вопросов мигранты все еще больше полагаются на земляков, родственников, диаспоры, а не на официальные службы.
Позитивные сдвиги в реализации миграционной политики, конечно, происходят. Многообещающим выглядит происходящее сейчас смещение фокуса реализации миграционной политики на региональный уровень. Региональные власти активно стали пользоваться теми правовыми инструментами, которые есть в их распоряжении для того, чтобы регулировать приток трудовых мигрантов по численности и составу, прежде всего стоимость патентов и ограничение / запрет на работу иностранных граждан в определенных секторах экономики.
Но говорить о системности российской миграционной политики и ее встроенности в общую государственную стратегию не приходится. Может быть, потому, что самой стратегии не существует? Пока миграционная политика живет как бы сама по себе и, похоже, является сферой интереса только главного управления по вопросам миграции МВД с присущим этому ведомству узким «силовым» взглядом на такое сложное социальное явление, за которое оно оказалось в ответе. А проблемы, связанные с неэффективным управлением миграционными процессами, испытывает на себе российское общество, которое дезориентировано в восприятии новой миграционной реальности.
«Это будет другая Америка»
— Давайте теперь о мировых миграционных процессах. Каковы они в настоящее время? Кто, куда, в каких количествах перемещается и какие это может иметь последствия?
— Не будет преувеличением сказать, что международная миграция является одной из определяющих черт картины мира начала XXI века. Согласно статистике ООН, доля международных мигрантов в общей численности населения Земли составляет 3,6 процента. Эта цифра кажется небольшой, но следует иметь в виду, что только в течение последних двух десятилетий она возросла в 1,5 раза. В абсолютных числах почти 300 миллионов человек на Земле проживают не в тех странах, где они родились.
Есть устоявшееся мнение, что международные мигранты перемещаются исключительно из стран глобального Юга в страны глобального Севера в поисках лучших экономических возможностей, безопасности и перспектив жизни. На самом деле это не совсем так. Более 40 процентов миграционных потоков происходит в пределах условного Юга. И число международных мигрантов здесь растет почти вдвое быстрее, чем на условном Севере.
Причины опережающего роста числа международных мигрантов, перемещающихся в рамках глобального Юга, связаны прежде всего с тем, что само понятие «Юг» претерпело в последние десятилетия существенное изменение. Среди стран Юга появились такие точки роста, как Малайзия, Сингапур, Саудовская Аравия, Катар, Кувейт, Объединенные Арабские Эмираты, — страны, экономические успехи которых сделали их привлекательными для международных трудовых мигрантов. С другой стороны, вынужденные миграции, которые типичны для стран Юга, происходят чаще всего в пределах соседних стран: бегущие от войны граждане Сирии перебрались в значительной своей части в Иорданию и Ливан, а гонимые засухой и голодом жители Народной Республики Конго в состоянии мигрировать не далее, чем в ближайшие страны африканского же континента. На самом деле в этом кроется серьезная проблема, поскольку для бедных государств с неустойчивой экономикой прибытие многочисленных волн беженцев может оказаться непосильным бременем и чревато гуманитарными и социальными катастрофами.
Акт миграции — недешевый процесс, как я уже выше говорила, мигрантам требуются деньги на транспортные расходы, обустройство, оформление документов и так далее. Поэтому рост доходов населения в развивающихся странах, таких как Индия, Бангладеш, Нигерия или Филиппины, вероятно, приведет к росту эмиграции из них в страны с лучшими экономическими и социальными условиями.
Государства ОЭСР (организация экономического сотрудничества и развития — прим. ред.), которые в настоящее время принимают около половины всех международных мигрантов, скорее всего, останутся предпочтительными странами назначения. В пользу этого говорит их репутация «Мекки для мигрантов», относительно открытая миграционная политика (для целого ряда категорий иностранных граждан) и наличие в этих странах сформировавшихся мигрантских сетей, которые позволяют вновь прибывающим землякам минимизировать социальные и финансовые издержки, связанные с переездом.
Несколько лет назад Международная организация по миграции ООН инициировала исследование глобального потенциала международной миграции. Результаты показали, что более 700 миллионов человек в разных странах условно «хотели бы переехать в другую страну». Но реальные действия, направленные на то, чтобы осуществить такое намерение, предпринимают 23 миллиона. Примечательно, что половина из потенциальных трансграничных мигрантов проживают лишь в 20 странах, половина из которых африканские. Вот оттуда и приходится ожидать наиболее многочисленную миграцию в ближайшей перспективе.
Оценивая то, как будет развиваться ситуация в области международной миграции в мире, нужно учитывать, что на нее воздействуют множество факторов, имеющих подчас разнонаправленное действие.
Ряд факторов — и их большинство — действуют в сторону увеличения масштабов трансграничной миграции. Наиболее актуальным стимулом для мигрантов остается социально-экономический разрыв между странами. Однако реализация данного фактора во многом зависит от национальной миграционной политики принимающих государств, которая может ограничивать или, наоборот, поощрять въезд разных категорий мигрантов в зависимости от их профессиональных, квалификационных и демографических характеристик. В свою очередь, миграционная политика принимающих стран определяется во многом происходящими в них объективными демографическими процессами старения населения и сокращения трудовых ресурсов.
С другой стороны, в последние годы происходят трансформации мирового рынка труда, которые позволяют говорить о возможном сокращении масштабов физической международной трудовой миграции при одновременном росте возможностей занятости. Я говорю о все большем распространении дистанционной онлайн работы и аутсорсинга зарубежного труда, когда работник не переезжает в другую страну в поисках работы или более высоких заработков, но, оставаясь дома, работает на иностранного работодателя. То есть человек (как правило, молодой высококвалифицированный специалист) выходит на мировой рынок труда, не становясь мигрантом. Таким образом, в сфере международной трудовой миграции мы будем наблюдать действие разнонаправленных факторов.
Ну и, конечно, особая сфера — это гуманитарная миграция. Весьма вероятен рост числа «экологических беженцев», связанный с происходящими на Земле климатическими изменениями. По данным ООН, за последнее десятилетие кризисы, вызванные внезапными стихийными бедствиями, спровоцировали более чем в 2 раза больше перемещений людей, чем вооруженные конфликты: в среднем 21,5 миллиона человек ежегодно вынуждены были уезжать из привычных мест обитания в результате экстремальных погодных условий и вызванных ими наводнений, засух, ураганов, чрезвычайных тропических штормов. В 2020 году это число достигло 30,7 миллиона человек. По существующим оценкам, в ближайшие 25 лет от 1 миллиарда до 3 миллиардов людей будут вынуждены покинуть места привычного обитания из-за изменений климата. Особенно уязвимыми перед этими явлениями являются люди, занимающиеся сельским хозяйством и скотоводством. Таких много в Тропической Африке, где сочетание демографического роста, социальных проблем и перспектив климатических изменений особенно тревожно и заставляет ожидать мощную волну мигрантов в обозримой перспективе.
Удручает то, что, несмотря на все попытки сформулировать какие-то общие, глобальные ответы на те вызовы, которые возникают в связи с неконтролируемой миграцией, эта задача остается нереализованной. Острота миграционных кризисов в Европе, на Ближнем Востоке, в Африке говорит о кризисе самой идеи разработки единых, признаваемых всеми странами миграционных правил и институтов, которые могли бы стать некой наднациональной моделью управления миграционными процессами. Эта идея наталкивается на неприятие многими странами возможности передачи части суверенитета глобальным институтам. Говоря шире, речь идет о кризисе самой либеральной идеи, положенной в основу глобального международного сотрудничества. Она уступает прагматизму как более адекватной форме ответа на возникающие вызовы.
Это означает бóльшую закрытость границ, что при существенном миграционном давлении неизбежно приведет к росту масштабов незаконной миграции со всеми связанными с нею негативными последствиями, включая нелегальную переправку мигрантов через границы и торговлю людьми.
— Какова сейчас миграционная ситуация в США, где Трамп и республиканцы клянут Байдена за его политику в этой сфере? Мигранты действительно являются угрозой США?
— Штаты — это страна иммигрантов, она исторически создавалась иммигрантами (хотя в самой Америке их предпочитают называть «поселенцами»), и менталитет нации во многом сформирован под воздействием этой реальности. Американские власти подходят к вопросу миграции очень обстоятельно. Проводится огромное количество исследований по миграционной теме, в том числе по заказу государственных структур для научного обоснования реформ. Нельзя не признать, что США накопили огромный опыт управления миграционными процессами. Он не во всем положительный, часто неоднозначный. Именно поэтому во время предвыборных кампаний каждый раз разыгрывается «миграционная карта». И факт остается фактом: незаконное пребывание в стране порядка 10 миллионов мигрантов, главным образом из латиноамериканских стран, остается острой проблемой в течение десятилетий и справиться с ней с помощью возведения стены на границе — это наивная отчаянная мера.
Парадоксально, но факт: в этой стране, созданной мигрантами, именно мигранты (точнее, государственная политика в отношении них) стали причиной очень острого внутриполитического раскола общества.
Вспоминается в этой связи один эпизод из личного опыта. Весной 2006 года мне довелось выступать с лекциями в Монтерейском институте международных исследований в Калифорнии. Именно в это время проходили слушания в конгрессе по миграционной реформе и борьбе с незаконной миграцией. Вы бы видели, какие огромные многодневные демонстрации проходили в калифорнийских и других американских городах против предлагавшегося законопроекта введения факта незаконного нахождения на территории США в поле уголовного права! Я поначалу недоумевала, почему демонстранты так решительно выступают против борьбы с незаконной миграцией, но американские коллеги мне объяснили, что демонстранты — это дети тех самых незаконных иммигрантов, они родились уже в США, являются легальными гражданами, получили образование, заняли свое место в обществе и экономике страны. Они протестовали против того, чтобы их родителей и соотечественников объявили уголовными преступниками с соответствующими последствиями. И антииммигрантский законопроект так и не был тогда принят! Это ярко продемонстрировало мне, какой мощной политической силой является в США испаноязычная часть населения. Численность и доля его растет благодаря более высокой рождаемости и молодой возрастной структуре. Сейчас испаноязычное население составляет 63 миллиона. человек, или порядка 20 процентов населения США, а в юго-западных штатах достигает почти половины. Некоторые американские исследователи и политики склоны считать этот рост доли латиноамериканского населения результатом провала миграционной политики США, допустившей его.
Сегодня и в России, и на Западе много и охотно пишут о возможном «закате США» и включают миграционную проблему в число основных факторов этого «заката». Вряд ли это так. Есть другие — макроэкономические, геополитические, а также внутриполитические — проблемы, которые действительно представляют собой вызов для будущего развития США. А в отношении воздействия мигрантов на эволюцию американской нации, думаю, правильно будет сказать так: демография миграции кардинально меняет структуру населения США; латиноамериканизация страны — это объективный процесс, он будет продолжаться не столько из-за миграционного притока, сколько из-за внутреннего роста населения с латиноамериканскими корнями; соответственно, социально-культурная структура страны будет меняться; испанский язык уже не сдаст своих позиций. Может произойти постепенное раздвоение нации в культурном и лингвистическом плане. Это будет другая Америка. Не факт, что хуже. Быть может, традиционные католические ценности испаноговорящих американцев спасут Америку от предрекаемого ей «заката».
— Европа по демографическим параметрам стремительно стареет и нуждается в притоке трудовых мигрантов. Они туда стремятся, но не все страны в одинаковой степени готовы их принимать.
— В Европе давно осознали ценность ресурса привлечения иностранных работников для развития экономики. Именно трудом рабочих-мигрантов из Италии, Турции, Югославии было создано «экономическое чудо» становления промышленности Германии после Второй мировой войны. Но если привлечение гастарбайтеров в 1950–1960-х носило относительно организованный характер, то позже миграционные волны становились все более массовыми и хаотичными.
Вы совершенно верно указали на то, что стареющее население и сокращающаяся численность национальных трудовых ресурсов в большинстве стран Европы заставляют ЕС открывать двери для мигрантов и беженцев из третьих стран, воспринимая их как демографический и трудовой ресурс. Прогнозы европейских демографов говорят: если не будет миграционного притока, число европейцев в возрасте между 15 и 39 годами (то есть молодые трудоспособные контингенты) сократится с 140 миллионов в 2020 году до 50–60 миллионов к 2060-м, то есть почти на две трети. Одновременно рухнет система пенсионного обеспечения, так как существенно сократится налогооблагаемая база.
Возглавила этот курс на открытость миграционной политики Германия — ведущая экономика Европы, в которой с наибольшей остротой проявился демографический вызов сокращения численности населения в трудоспособном возрасте и старения населения. Сейчас в Германии 27 процентов населения старше 60 лет, а к 2050 году будет 37 процентов. Поднять рождаемость среди коренного населения Германии и других западноевропейских стран едва ли удастся, потому что столько лет абсолютизации индивидуальных свобод и интересов давно отучили граждан ставить интересы сообщества выше своих собственных. Свою роль играет и то, что на государственном уровне поддерживается и поощряется нарратив ЛГБТ**, который вообще уводит от рождаемости. В таких условиях привлечение мигрантов действительно становится важнейшим ресурсом поддержания жизнеспособности европейской экономики и системы социального обеспечения.
В контексте относительно открытой миграционной политики, которую в течение десятилетий проводили страны Западной Европы, наиболее острой проблемой является многочисленный приток мигрантов из мусульманских государств Ближнего Востока и Северной Африки. Европа стала домом для более чем 25 миллионов мигрантов-мусульман. Это число быстро растет как в результате продолжающегося миграционного притока, так и высокой рождаемости среди мусульманской диаспоры. Согласно прогнозам, при сохранении открытой миграционной политики число мигрантов-мусульман в Европе к 2050 году увеличится до 75 миллионов человек.
Растущая доля мусульманского населения в Европе уже превратилась в реальную проблему: об этом, например, свидетельствуют происходящие в европейских столицах многотысячные демонстрации мусульман в поддержку народа Палестины в связи с израильским кризисом, начавшимся осенью 2023 года. Тем временем власти европейских стран предпочитают не замечать очевидного. Официальные данные о доле мигрантов из исламских стран в европейских городах явно занижаются. Складывается впечатление, что в европейском аналитическом пространстве дискуссия о вызове ислама в Европе табуирована. Доведенная да абсурда политкорректность не позволяет прямо указывать на то, что предлагаемые в Европе модели интеграции мигрантов наталкиваются на неприятие именно мигрантами-мусульманами. Какая-либо критика ислама фактически запрещена, поскольку ислам — это религия народов, прежде колонизированных европейцами, и такая критика ассоциируется с расизмом.
Но эксперты-то понимают, что противостояние между коренными европейцами и мусульманами неизбежно и непреодолимо хотя бы по причине несовпадения ценностных ориентаций и установок, присущих иммигрантам — людям коллективистской культуры, и менталитета принимающего общества, тяготеющего к индивидуалистским стереотипам. Также имеют значение прочные связи мусульманской диаспоры со странами исхода и ее идеологизированность: конфессиональная и духовная общность принимает характер объединительной идеи, так что не следует ожидать, что мусульмане растворятся в либеральной европейской идеологии.
Европейские политики, конечно, пытаются искать баланс между экономической целесообразностью притока мигрантов, соображениями безопасности и верностью принципам обеспечения прав человека, но, похоже, произнесенный в 2015 году канцлером ФРГ Ангелой Меркель лозунг «Мы справимся с этим!» представляется им надежным «оберегом». На данном этапе ценность человеческого ресурса берет верх. А заглядывать далеко в будущее они, похоже, просто не хотят.
* запрещенная в РФ террористическая организация
** экстремистская организация, запрещенная в России