Пока Виктор Орбан ездил в Киев и Москву громко предлагать мир, тихо начались бои в Сумской области. О том, что будет, если стороны не договорятся (а «МП» исходит из того, что в ближайшие 5-6 месяцев это самый вероятный сценарий) — пишет политолог Андрей ЛАЗУТКИН.
Реально ли наступление на Сумы?
В области хорошо с лесами и плохо с дорогами, еще там мало населенных пунктов. Грубо говоря, РФ может заходить только по одной дороге, при этом с 4 дорог ВСУ будут создавать фланговые угрозы. Поэтому большие силы там не пройдут, а малые – могут работать, например, как диверсионные группы. Что и происходило в Сумах прошлым летом с двух сторон. Сейчас русские, по-видимому, прощупывают оборону приграничных сел. Раньше она была практически никакой — по границе была размазана тероборона и небольшая группировка погранвойск, но с весны 2024 в области начали строить цепь укрепрайонов.
Скорее всего, русские хотят создать негативный информационный фон Зеленскому к саммиту НАТО. Что выглядит логичным: не хотите мира на наших условиях, бои начнутся не только в Харьковской области, но еще и в Сумской. Если Белгороду нужна «санитарная зона», такая же нужна и Курску, чтобы из украинского приграничья не заходили ДРГ.
Если у России успехи, почему на фронте не происходит прорывов?
Обе стороны действуют малыми силами — не потому, что у России «нет резервов» или потому что у Киева «украинцы закончились», а потому что средства разведки не позволяют скрытно накопить второй эшелон и бросить его в прорыв. В итоге с двух сторон все время воюет первый эшелон, который иногда отводят на ротацию, причем в среднем по СВО 1-2 батальона держат линию в 5 километров. Это крайне небольшие силы, которые, даже если достигают успеха, не могут быстро превратить его во что-то большее.
В итоге по всей линии фронта идут точечные бои за лесопосадки, опорные пункты в этих посадках либо за отдельные здания — коровники, частный сектор, реже – многоэтажную застройку в центре небольших городков. Относительно новая тактика РФ — массовое применение мопедов, мотоциклов, легких машин, чтобы быстро и врассыпную проезжать открытое пространство, не расходуя при этом тяжелую технику (ее хорошо видно, и ее тут же подбивают).
Сколько времени нужно для выхода к Днепру такими темпами?
Наступление идет по 200-300 метров в день на тех участках, где идут активные бои. Примерно на 1/3 направлений происходят только обмены артиллерийскими ударами, еще примерно по 1/3 нет никакой информации – оттуда неделями не публикуется фото и видео. Тем самым могут либо замалчивать потери и неудачи (например, так делает украинская сторона во время крупных международных мероприятий, типа саммита в Швейцарии). Либо войска РФ могут специально не «светить» успех (обычная практика — если за день берется 2-3 населенных пункта, официально сообщается об одном, о втором — на следующий день и т.д., чтобы ежедневная сводка все время была положительной). Во время кровопролитных боев информация поступает ограниченно.
Западные источники подсчитали, что при таком темпе движения РФ понадобится чуть ли ни 14 лет для выхода к Днепру. Это, конечно, манипуляция — они считают среднее время боев за укрепрайоны, условно, ту же Авдеевку пытались взять ровно два года. В реальности все время с начала СВО ВС РФ ломают один большой укрепрайон, построенный на Донбассе, так называемую «кольцевую линию обороны». Часов Яр, Константиновка и Торецк, вероятно, будут взяты летом-осенью, и останутся два последних крупных узла — Славянск и Краматорск. После этого движение к Днепру будет резко ускорено, преград не останется, кроме того, откроется коридор на Харьковскую область. Но если действовать нынешними силами, это вопрос минимум 1,5-2 лет.
Каковы потери двух сторон?
По официальным данным Минобороны РФ, общие потери ВСУ за весь период — 450 тысяч: вместе считают безвозвратно раненых и убитых. Понятно, что на поле боя нельзя подсчитать потери точно «по головам», поэтому применяются математические методы, связанные с количеством потраченных боеприпасов. Условно, армия точно знает, сколько они выпустили снарядов и бомб за сутки, по поражающей силе рассчитывается коэффициент для каждого изделия, и исходя из этого считаются потери противника. По такой методике расчета ВСУ, помимо 450 тысяч безвозвратных потерь имеют около 400 тысяч «раненых возвратно» — это те, кто вернулся в строй. И если раньше соотношение раненых к убитым в мировых конфликтах было 3 к 1, то сейчас — 1 к 1. Что, вероятно, связано с особенностями минно-взрывных травм (умирают в основном от артиллерии, а не от пулевых ранений), а также сложностью транспортировки раненых (благодаря БПЛА все видно, как на ладони, скрытно эвакуировать человека невозможно, отсюда, например, сообщения, что ВСУ массово бросали раненых во время «контрнаступа»).
Что касается потерь российской армии, достоверно они неизвестны. По состоянию на июль Минобороны Украины громко заявляло о 551 тысяче личного состава, при том, что общий размер российской группировки после мобилизации в сентябре 2022 (больше ее не проводили) — 600 тысяч человек. То есть, с их слов, выбита практически вся российская группировка, и заменена непонятно кем (и это без учета раненых возвратно, которых должно быть еще полмиллиона). Чтобы закрыть эту логическую дырку, они обычно рассказывают о северных корейцах на фронте, заключенных, бомжах и прочие сказки.
Более реальные цифры по российским потерям недавно давало британское BBC — около 120 тысяч человек. Для этого западная разведка собирала упоминания в российской региональной прессе (некрологи, сообщения о гибели и ранении земляков с указанием ФИО, нотариальные записи о наследстве и тому подобные сведения из открытых источников). Вероятно, в целях пропаганды цифра завышена раза в полтора, и тогда примерно соотношение российских и украинских потерь — 1 к 4 или 1 к 5. По косвенным данным, наибольшая нагрузка по потерям за весь период приходилась на формирования ЛДНР и ЧВК «Вагнер», то есть на заключенных и жителей Донбасса.
Что такое «мясной штурм»?
В условиях ограниченных сил (когда 5 километров держит один батальон, 350-300 человек), любой штурм можно громко назвать «мясным» (то есть с большими потерями, когда 1/3 часть убита, 1/3 ранена), но это штурм на уровне роты. В украинских войсках это называется «тактикой посылания в бой». Для чего от батальона отправляют роту штурмовать в лоб лесопосадку, пока остальные, грубо говоря, смотрят. Далее отправляют следующую роту, потом еще, и даже если их всех по очереди разбивают, для батальона 10 человек убитых, потом еще 10 и еще 10 — небольшие потери, всего по 3% за 4-5 дней (время жизни роты в интенсивном бою). Параллельно происходят активные ротации, поэтому в целом украинский батальон себя неплохо чувствует. То есть в каждой конкретной атаке шансы умереть высоки, но на общей боеспособности батальона это никак не сказывается (офицеры, к слову, не находятся в окопах и в бой не ходят), и очень сложно таким образом разбить-измотать целую бригаду. Как правило, такое происходит, только если русским удается нарушить ротации.
Может ли ситуация резко измениться?
Все перечисленное (то есть бои малыми группами) происходит в обстановке, когда у двух сторон паритет по артиллерии, чтобы изолировать поле боя и не давать противнику накапливать силы. Если по каким-то причинам снаряды пропадают, расстановка сил сразу меняется, можно действовать более активно.
У ВСУ был снарядный кризис несколько месяцев (но к Харьковскому наступлению снаряды поставили), был кризис ПВО (когда Россия активно выбивала энергетическую инфраструктуру, а сейчас перестала — видимо, ВСУ поставили новые установки). В это время события на поле боя развивались рывками, быстрее, чем обычно. То есть пока у ВСУ достаточно снарядов и артиллерии (а артиллеристов всегда будет в избытке, в ВСУ выбивается в основном пехота, а на одно орудие подготовлено 3-4 запасных расчета), Россия не сможет концентрировать крупные силы для больших наступлений.
Вместо вывода можно сказать, что у ограниченных сил и результат будет ограниченный. Поэтому вокруг СВО сейчас происходит большая скрытая интрига: все стороны бравируют и блефуют, чтобы создать реальные и мнимые успехи и угрозы, и прогнуть противника на политическое соглашение. Если коротко, ВВП от Киева нужен нейтральный статус и 4 области, Зеленскому от США — вступление в НАТО и гарантии финансирования в случае ухода Байдена. Если по обеим линиям договорятся, худой мир-таки наступит.
Андрей Лазуткин