Материал опубликован в июньском номере журнала Никиты Михалкова «Свой».
У российских журналистов есть старый, проверенный временем штамп. Начиная беседу с какой-то знаменитостью, многие из них находят уместным заявить зрителям или читателям: «Этого человека вам представлять не надо...»
Что ж, Захара Прилепина действительно не нужно представлять как большого писателя и популярного телеведущего, ветерана боевых действий и главу волонтерского движения, партийного руководителя и политического эксперта, зачинателя литературно-музыкальных фестивалей и организатора работы с талантливой молодежью, а также — идеолога, публициста, блогера, музыканта, сценариста, актера, театрального деятеля, многодетного отца...
И все же в одном качестве представить его необходимо, причем — давно. Практически нигде он не фигурирует (а это неправильно) как главный культуртрегер России, народный просветитель №1. Почему главный-первый? Потому что трудится на этой стезе так много и эффективно, как никто другой. А еще потому, что миллионы телезрителей регулярно видят Прилепина на экранах ТВ, а сотни тысяч людей постоянно читают его статьи, колонки, записи в интернет-блогах и, конечно, книги.
СВОЙ: На кого из крупных писателей прошлого вы равняетесь — в деле народного просвещения, пропаганды национальной культуры, всемерной поддержки талантливых авторов: на Горького, Катаева, Фадеева, Шолохова, Твардовского, кого-то еще?..
Прилепин: Горький в этом смысле недосягаем. Он работал, как машина, с современной ему литературой, читая ее фактически всю.
Катаев занимался молодыми в журнале «Юность», и ему нравилось, он сам будто бы помолодел тогда.
Фадеев тащил на себе непомерный груз руководства Союзом писателей — по сути, он руководил огромным предприятием — «Голливудом», только литературным.
Шолохов отчасти надорвался в качестве депутата от своего Верхнего Дона, решая сотни дел, никак с литературой не связанных, хотя удивительным образом и читать успевал, и реагировать на прочитанное, и болеть о литературе.
Ну и так далее. Ни на кого из них я не равняюсь. В силу самых разных причин. У меня нет журнала, все литературные журналы у нас в руках либеральных деятелей, и даже СВО тут ничего не изменила. У меня нет никаких позиций в Союзе писателей, мне и не надо. Но меня туда и не пустят за километр, там свои дружбы, без меня обходятся.
В сущности, я кустарь-одиночка. Я делаю свою программу на телевидении, свои фестивали, свои мастерские, свои блоги, рассказываю про то, что у меня болит, и, слава Богу, у этого всего огромная аудитория. В совокупности — многомилионная. Это и честь, и ответственность.
Ни в коем случае не сравниваю персоналии, но, думаю, скорей это пушкинская стратегия и позиция: он всегда работал на стыке литературы, истории и того, что сегодня назвали бы политологией. Вспомним его сверхактивную позицию во время греческого антиосманского восстания, во время польского бунта, во время русско-турецкой и так далее. Он выступал или, как минимум, хотел выступать сразу во всех качествах: и как человек, осмысляющий происходящее в максимальном политическом приближении, и как военкор, и как доброволец, и как поэт, и как национальный историк.
Если равняться — то на Пушкина.
СВОЙ: Некоторые ваши постоянные читатели для себя отметили: Захару Прилепину, чтобы начать работу над фундаментальным исследованием жизни и творчества того или иного гения, требуется сильный раздражитель в виде расхожего (ложного) стереотипа либо основанной на неправде гипотезы. Говорят, что, создавая большую книгу о Есенине, вы хотели прежде всего развенчать миф об убийстве поэта, а трудясь над посвященной Шолохову художественной «монографией», целеустремленно опровергали версию о том, что «Тихий Дон» написал кто-то другой. Насколько верно это мнение и почему ваша первая биографическая книга — о Леониде Леонове?
Прилепин: Раздражители действительно имели значение. Причем если в случае Есенина я его историю знал досконально, потому что Есениным занимался натурально с девяти лет и прочитал 99 процентов написанного о нем, то в случае с Шолоховым знание мое было скорее общего порядка: я был уверен в его авторстве скорее как писатель, который во взрослом состоянии перечитывал раз в десять лет всего Шолохова подряд. Я немного понимаю в технике писательского мастерства, и в этом смысле сомнений в том, что тут работал один человек, у меня не было никаких. Но я мечтал устроить себе это огромное путешествие по шолоховской биографии — по его местам, по его друзьям — и устроил. Спасибо его внуку и моему другу Саше Шолохову, который доверил мне написать эту книгу и предоставил доступ натурально ко всему, что мне могло понадобиться. И тут уже я сам был обескуражен результатом. Потому что если след в след пройти шолоховскими путями, по всем ключевым точкам его жизни, то в авторстве можно сомневаться, только будучи зловредным негодяем или параноиком. Вообще говоря, эта тема снята. Там нечего обсуждать. Впрочем, как и в случае со смертью Есенина.
Что до Леонова, то это третий русский гений из числа простонародья, что дал нам XX век. И сама по себе эта тема для меня тоже очень важна: как в русскую литературу явились три, по сути, мужика — Есенин, Леонов и Шолохов; хоть все трое имели в числе предков дедов, ставших крепкими купцами, и тем не менее для меня было по-настоящему поразительным, как черная кость взяла достоевские и толстовские высоты, сохранив русской литературе звание главной мировой литературы в XX веке. Именно главной, я настаиваю.
И вот я сделал эту трилогию, чтоб разобраться: как, почему, отчего Господь коснулся темени трех этих людей, даровав им осиянное знание о Руси и русском пути.
СВОЙ: Вы очень часто обращаете всеобщее внимание на поэтов — прошлого и настоящего. Написали книги «Взвод. Офицеры и ополченцы русской литературы», «Непохожие поэты» издаете сборники полузабытых ныне стихотворцев (а также полное собрание стихов Эдуарда Лимонова), постоянно рассказываете читателям ваших блогов о творчестве участников Великой Отечественной, информационно, организационно и даже материально поддерживаете современных авторов... Есть ли ощутимый, адекватный затраченным усилиям эффект или теперешнее «информационное общество» не воспринимает поэзию как нечто насущное, жизненно важное?
Прилепин: Ощутимый эффект есть, конечно.
В 2015 году я сам собрал, подготовил и издал антологию «Я — израненная земля». То была первая антология донбасской поэзии (поэзии о начавшейся войне) вообще. Литературное сообщество ее категорически не приняло, никак не отреагировало. Но прошло девять лет, и теперь поэты из этого сборника гастролируют по стране и собирают такие залы, какие поэты собирали только в шестидесятые годы прошлого века: это натуральные концертные площадки.
Происходящее, увы, не в полной мере выливается в тиражи их книг. Анна Долгарева, Анна Ревякина, Игорь Караулов и прочие издают тысячи, десятки тысяч экземпляров своих книг, но тогда счет шел на сотни тысяч, даже на миллионы экземпляров.
Впрочем, сейчас люди очень многое читают в Сети, и там прочтений у этих поэтов, может, и не меньше, чем в свое время у, навскидку, Юлии Друниной или там Роберта Рождественского.
Однако в книжный магазин дорогу люди русские в основной своей массе забыли.
И об этом надо вести отдельный разговор.
И книжных стало в разы меньше, и книги стали в разы дороже, и много лишней, базарной информации сыплется отовсюду — на стихи у людей сил зачастую не остается.
Между тем поэзия — это не просто вопрос государственный, это вопрос нравственного состояния общества, вопрос сохранения языка, вопрос уровня, который мы сами себе задаем в национальном миропонимании.
В конце концов, нашу эпоху, знаете, все равно будут судить по философам, поэтам, героям и святым, а не по блогерам и телеведущим.
СВОЙ: В 2010-е годы вы вели на канале «РЕН-ТВ» программу «Соль», куда приглашали популярных в стране музыкантов. Каковы были ваши «эстетические требования» к участникам телешоу? Кого и кому в сфере отечественной массовой культуры вы хотели тогда противопоставить (это было неизбежно, поскольку вкусы широкой публики формируются не сами по себе)? Как ваши знакомства сказались на концертных гастролях российских исполнителей в непризнанных в то время республиках?
Прилепин: Я вел эту программу не слишком долго и уже после 2014 года. У меня было условие, которое я поставил редакции: с каждым музыкантом я буду обсуждать тему Крыма и Донбасса.
Мне хотелось понять, кто у нас свои, а кто — нет.
И уже тогда стало, собственно говоря, все ясно. Скажем, Саша Скляр, Вадим Самойлов, Сергей Галанин и Сергей Бобунец безоговорочно поддержали Россию и русских людей, а Юлия Чичерина дала у меня в программе один из первых своих, по сути, «донбасских» концертов — с новой военной программой. Зато Гребенщиков, Шевчук и Шнуров приходить ко мне на программу отказались, зная, о чем я их буду спрашивать.
Потом, когда я в 2015 году перебрался жить и служить в ДНР, все музыканты, поддержавшие Крым и Донбасс, приезжали ко мне. Я приводил их к Саше Захарченко, я устроил в Донецке первый рок-фестиваль за Донбасс и первый рэп-фестиваль за Донбасс. Мы тогда были одной семьей — ополченцы, музыканты, поэты. Мы приближали 2022 год как могли. Мы молили о победе и о признании Донбасса.
СВОЙ: Вы практически не пропускаете юбилеев (и даже дней рождения) хороших советских композиторов, указываете на эти даты интернет-читателям, реализуете на своем сайте проект «Советская песенная классика». Чье творчество сегодня нужно «продвигать» в первую очередь? Кого из великих забыл народ?
Прилепин: Да, я запустил эту рубрику из чувства ностальгии по советской песне, которую, как мне казалось, я неплохо знаю. Ну, как все мы, знаю. Мы ведь все знаем, что «Темную ночь» написал Богословский, «Катюшу» — Блантер, а «Смуглянку» — Анатолий Новиков. И Александров — «Священную войну».
Но, помнится, я знакомых опросил: вот, говорю, мы все понимаем, что и «Священная война», и «Гимн России» — песни гениальные, а какие еще вы песни Александрова знаете? И выяснил, что никто никаких не знает. Но он ведь не только два этих вечных шедевра создал!
Ну и начал я потихоньку копать в архивах, в залежах советских пластинок, в том числе своих личных: от дедушек и бабушек досталось.
И стал одного за другим композиторов-песенников сталинской эпохи изучать.
Во-первых, я выяснил, что их, конечно же, не десять или там двадцать, как мы, может быть, еще помним, а их — десятки. То есть у меня в коллекции свыше семидесяти имен, и у каждого композитора есть минимум один песенный шедевр, но чаще — куда больше.
Большинство из них, замечу, такое же простонародье, как вышеупомянутые Есенин, Шолохов и Леонов. Ну, разве что Богословский — из дворян, и Николай Минх еще — из немецких дворян, тот самый, что написал блистательный «Пароход», известный нам в исполнении Утесова.
Но остальные — все та же черная кость. А какое дарование они явили, как в прямом смысле воспели эпоху свершений и надежд, какой уникальный феномен — лирической военной песни — создали!
И я, конечно, ошалел от этого богатства и от этого невероятного уровня мастерства.
...Я выходил несколько раз на регионы с предложением делать большие фестивали в честь этих композиторов, потому что они в основном, повторяю, из провинций наших. Но как-то пока не до этого им. Ну, подожду еще.
СВОЙ: Как сложилось ваше трио культуртрегеров-издателей Колобродов — Прилепин — Демидов? Каков, на ваш взгляд, капэдэ у этого КПД?
Прилепин: Действительно, у меня есть два знакомых филолога — Алексей Колобродов и Олег Демидов. Они подхватывают те проекты, на которые у меня сил уже недостает. Так, в этом году мы подготовили юбилейный двухтомник — первое собрание сочинений поэта и военкора Павла Шубина: страна его помнит по песне «Волховская застольная» («Редко, друзья, нам встречаться приходится...»), но вообще это огромный поэт, а для меня так и самый любимый в том фронтовом поколении.
Мы делаем огромное, первое и полное собрание стихов и поэм Лимонова, которое я начал еще при его жизни собирать. Он листал эти огромные кипы его стихов доэмигрантского периода, ошарашенный, что я все это разыскал. И потом сказал: «Потом… издашь». Вот издаю.
Наконец, это именно мы издали весь основной свод донбасской поэзии, донбасского поэтического текста: от упомянутых Караулова и Долгаревой до Саши Пелевина, до прекрасного казанского поэта Алексея Остудина, до моего личного открытия — поэта и бойца СВО Амира Сабирова.
СВОЙ: Расскажите вкратце (для тех, кто еще не знает) о ваших фестивалях «Традиция» и «Русское лето».
Прилепин: Лет уже примерно восемь мы делаем эти два фестиваля — один в Подмосковье, в усадьбе «Захарово», а другой в Воронеже. Смысл их был на том момент — а это примерно 2016 год — прост: сбор своих. Там выступали все те, для кого «русская весна» была делом жизни, а освобождение Украины, Малороссии, Новороссии — мечтой. Мы делали первый фестиваль «Традиция» вообще за свои деньги, и все выступали бесплатно: и все названные мной поэты, и писатель, наш товарищ, донбасский волонтер Герман Садулаев, и писатель Михаил Тарковский, и Саша Скляр, и рок-бард Бранимир, и рэпер Рич… Но потом региональное руководство над нами смилостивилось, и мы смогли расшириться.
Но суть не в этом. Суть в том, что на самом деле это был сбор тех, кто в 2022 году поддержал СВО и прямо об этом высказался немедленно, и снова поехал туда, на территорию войны, петь, и повез туда гуманитарку. Это все наш круг, это все — мой круг. Это Дмитрий Ревякин и его группа «Калинов мост», это великолепная Елена Фролова, это Алексей Джанго Поддубный, это «Аффинаж», это «25/17» — настоящие кумиры молодежи. То есть мы сделали это на российской территории первыми и задо-о-олго до СВО.
Собственно говоря, когда началась СВО, уже через 10 дней, примерно в той же компании, мы провели первый концерт в поддержку нашей армии — в Москве. Все клубы нам отказали, а Хирург — Залдостанов — помог, предоставил свою площадку. Он такой же отморозок в лучшем смысле, как и мы.
И вот когда в России еще молчали практически все артисты, испытывая кромешный ужас: что будет, что будет? — мы сделали концерт. Вся наша компания явилась — и Джанго, и «7 Б», и «Зверобой», и Вадим Степанцов, и наш брат Иван Охлобыстин… И все телеканалы приехали. Все сняли. И… ни одного репортажа не вышло!
Не знаю почему. Запретили! Наверное, подумали: как так, приказа начальства еще не было, да и война может закончиться через неделю... Не нужны эти ваши акции поддержки, уйдите с дороги, инициативные какие.
Ну а потом, месяца через два и государство подтянулось, начало устраивать свои шоу — на мой взгляд, несколько громоздкие. Громоздкие еще и по причине того, что туда явились петь те, кого за предыдущие восемь лет никто на Донбассе не видел, и те, кто никак и никогда на эти темы не высказывался.
Но лучше уж так, чем никак.
СВОЙ: О вашем отношении к религии спрашивать, пожалуй, излишне. Кто прочел «Обитель» и помнит пронзительную сцену коллективной исповеди на Секирке, мнение на сей счет наверняка составил. Не возникало ли у вас желания заняться помимо всего прочего активной популяризацией духовной литературы, основ православной жизни? Наши священнослужители — безусловно, лучшие в мире, однако им все равно требуется помощь в деле привлечения в храмы соотечественников, воцерковления русских людей.
Прилепин: У меня, конечно же, есть такие идеи, более того, я несколько лет работал руководителем программы по спасению церковного наследия в регионах России и кое-чего, слава Богу, добился. Наконец, я стараюсь как можно чаще снимать свои «Уроки русского», например, о русских святых.
У меня, не скрою, имеются отдельные стилистические расхождения с рядом близких к РПЦ медийных деятелей, которые видят основной смысл утверждения веры в непрестанной борьбе с советской властью и с ее вождями. Вот тут я, право, не понимаю: зачем это вообще нужно православному человеку, да и русскому патриоту — тем более.
Однако это никак на мою веру и на мое тщание не влияет. Буду стараться, сколько Господь сил даст, и дальше утверждать веру православную — и потому что это личная моя необходимость, и потому что это основа основ русского бытия.
Автор интервью: Сергей Александров
Источник: portal-kultura.ru
