— Мы в отпуск поедем, а ты копайся в огороде — Заявил мне зять с родной дочкой

12K прочитали
— Мама, ну ты же понимаешь, что нам не вполне удобно будет с тобой жить. Ты же сама говорила: все поколения должны проживать раздельно. Какой век на дворе?

— Мама, ну ты же понимаешь, что нам не вполне удобно будет с тобой жить. Ты же сама говорила: все поколения должны проживать раздельно. Какой век на дворе?

— Обещали за два месяца подлатать мой домишко или переселить нас из аварийного жилья. Маша, я же тебя вырастила, ты одна у меня! — я наступила на горло собственной гордости и почти умоляла.

— Ладно, только не плачь. Но не думай, что будешь на всем готовом жить-поживать. Дом будет на тебе, хорошо?

— Конечно, как же без этого. Руки есть, умения тоже со мной. Буду вам подмогой. Вы же работаете оба, тяжело.

На том тогда и порешили. Я пошла собираться для переезда на пару месяцев к дочери и зятю, тоскливо глядя, как капают в многочисленные тазы капли с текущей крыши.

Полвека назад я вышла замуж, уверенная, что буду счастлива. В молодости такая уверенность частый спутник. Но жизнь пройти – не поле перейти, и судьба распорядилась вовсе не так, как я мечтала. Мой муж работал водителем, и в один страшный день пришла мне горькая весть – на горной дороге не стало моего Василия. Я осталась одна, с маленькой дочкой на руках. Маше и года не было, и я не знала куда бежать и у кого просить помощи. Помогала моя мама. Свекровь от нас отвернулась после того, как сына ее на свете не стало.

Пока бабушка сидела с моей малышкой, я горбатилась на трех работах, стараясь поднять дочь и позаботиться об уже старенькой своей маме. Та поздно меня родила, и к моменту появления на свет моей дочери ей было уже за шестьдесят, и здоровьем она не блистала. Жили скромно. Маленькая квартира, что дали нам с Василием как молодым специалистам, находилась в двухэтажном доме. Тот стоял еще с двадцатых, и когда-то планировался как элитное жилье.

Но таковым стать ему так и не суждено было, а в семидесятые, когда мы туда въехали, дом уже был на задворках истории с туалетом и прочими удобствами на улице. Но мы не жаловались, стирали в тазах, сушили белье на веревках, а по насущным делам и в самый лютый мороз бегали по лестницам во двор. Двухэтажный дом вмещал в себя двадцать квартир, в которых ютились такие же, как мы, семьи, с той только разницей, что у детей там были и мама, и папа.

Мама моя, Аграфена Ивановна, была терпеливой и очень сильной женщиной. Если бы не она, я бы не выдержала всего, что выпало мне на долю. Но когда есть ради чего, и уж тем более ради кого, можно пережить любые трудности. У нас с мамой была Маша. Этот маленький человечек смотрел на мир огромными зелеными глазами, а когда обнимал меня, всякая усталость и горечь отступали.

Когда Маша окончила школу, грянули девяностые. Доставали вещи по бартеру, работали челноками, стояли огромные очереди за продуктами, которых почти и не было в магазинах. Вспоминался поздний СССР, в котором, казалось, жилось трудно. В новой России стало еще труднее, но и тут мы не сдались.

Даже когда не стало мамы, я выстояла. Вытянулась в струнку, пахала как лошадь, но отправила дочь учиться в хороший ВУЗ, тратила деньги на репетиторов. Маша училась с тройки на двойку. Где-то, видимо, постоянно пропадая на работе, упустила я своего единственного ребенка – последнюю память о покойном моем Василии. Уговаривала тогда: «Учись, дочь, пригодятся знания!»

Та только смеялась, отвечая, что не видит смысла просиживать время на бесполезных лекциях. На третьем курсе Маша и вовсе учебу бросила. Ее отчислили за прогулы и неуспеваемость, так как сессию она фактически завалила. Расстроенная, я не знала, что и делать с ленивой дочерью. Но тут пришла радостная весть – Мария намерена выйти замуж.

Никогда я не считала, что замужество – способ устроиться в жизни. Но, быть может, я просто еще мыслила, как в старые времена, а в новых можно и так выкрутиться из бедности. Зятя Маша привела мне довольно зажиточного. Он был из хорошей семьи и, вроде, работящий. Я приняла его, как родного сына, которого у меня никогда не было.

Привечала блинами и пирогами, а когда переехали в новый дом, что Данил купил для них с Машей, часто поначалу навещала помочь по дому. Но время шло, и как-то так сложилось, что я оказалась особо не нужна ни дочке своей, ни зятю. Делать мне у них было попросту нечего. За больше, чем десять лет брака детей они так и не родили, а значит, и нянчиться с внуками помощи не требовалось. А просто бывать в доме уже чужой для меня семьи я и сама не рвалась.

Но вот пришло время на старости лет к Марии на поклон пойти. Мое жилище, построенное еще в двадцатые, стало совсем обветшалым. Текла крыша, проваливались полы. Ремонт своими силами уже не мог спасти положение – здание разваливалось на глазах. Власти обещали провести капитальную реконструкцию и в скором времени расселить нас.

Но шел месяц за месяцем, весенние дожди совсем размыли старую крышу, и я жила чуть ли не в болоте. Отходили от стен обои, развелись в санузле противные серые мокрицы с мелкими ножками, что бегали по потрескавшемуся кафелю, вызывая желание деться куда угодно, только не видеть бы это запустение. Я привыкла, что в доме у меня чисто и сухо. Тяжело переживала новые условия, которые ухудшались с каждым днем.

Дочь согласилась пустить меня пожить у себя, а за это время, как я надеялась, власти все же примут какое-то решение по поводу моего жилища. Собиралась не долго – уложила в сумку самое необходимое, проверила, выключен ли свет. С последним вообще было страшно – в такой сырости замыкание могло произойти в любой момент. Последние несколько недель я вечерами сидела в темноте при тоненькой тусклой свечке. На всякий случай вылила из тазов и ведер воду, что набежала с худого потолка.

Дочь с зятем жили в загородном поселке. Большой двухэтажный кирпичный дом так и кричал о благосостоянии хозяев. Данил работал в строительной фирме, и через нее же строил и свой коттедж. Вокруг был разбит большой огород с множеством яблонь, цветов, всевозможных грядок. Я даже подивилась, как такой ухоженный участок у них, ведь Маша трудолюбием никогда не отличалась.

— Здравствуй, мама! — дочь вышла мне навстречу в дорогой шелковой пижаме, переливающейся в мягких складках, — Как доехала?

— Растрясло немного. А так хорошо. Спасибо, что приняла.

— Ирина Ивановна, с прибытием. Маша сказала, на каких условиях мы вас приняли? — Данил вопросительно смотрел на меня из-за спины дочери.

Я торопливо кивнула:

— За домом следить буду, как и обещала. А огород?

— За огородом специальные люди следят. За домом тоже, но почему бы не сэкономить на последнем, раз вы приехали? Что вам делать-то у нас еще? Убирайтесь, готовьте.

Я улыбнулась – ничего, справлюсь. И правда честно, чтобы я какую-то пользу приносила. В свое время ведь и мама моя помогала мне – убирала, готовила, за Машенькой маленькой следила.

Дом производил впечатление просто огромного. Просторные комнаты с дорогой отделкой, на стенах какие-то модные панно с абстракцией. Добротная мебель из дерева и кожи. Я как завороженная ходила по этому, чуть ли не дворцу, качая головой: да уж, дочь и правда не прогадала с замужеством. А уж кухня вообще меня потрясла. У меня квартира меньше была, чем это помещение с современной техникой.

Тут было, кажется, все: и посудомойка, и какая-то серебристая большая вытяжка, и кухонный гарнитур, явно стоивший бешеных денег. А вот ели здесь в соседней комнате – в столовой. Я была у дочери, когда дом только строился. Да и поначалу тут все было куда скромнее. Или я просто забыть успела. Теперь же я попала в место, про которое разве что в фильмах могла видеть. Всюду царил достаток, чистота, и каждая вещь свидетельствовала о роскоши.

Я прожила у дочери и зятя уже две недели. Готовила, убирала. Тяжеловато мне давалось все это в моем-то возрасте – все же почти семьдесят уже. Но не жаловалась, старалась. Пекла большие румяные пироги, варила супы по рецептам, что помнила еще от бабушки. Зять мою стряпню хвалил и уплетал за обе щеки. А вот дочь часто пеняла, что жирно, пересолено, слишком мало специй.

Она очень следила за фигурой, ела мало и крайне требовательна была ко всему, что попадает ей на тарелку. Я старалась не обижаться и подстроиться под ее вкусы. В помощь мне приходили две уборщицы дважды в неделю. Но все равно работы хватало – в таком огромном доме только и дело, что что-то протирать, убирать, мыть.

Однажды, когда мы вместе ужинали, на дворе уже стоял июль. Я приготовила рагу из кролика, два легких салата с большим количеством зелени и орехов, как любила Маша. На десерт были булочки с изюмом и сливовый кисель.

— Мы в отпуск поедем, а ты копайся в огороде — Заявил мне зять с родной дочкой

Я хотела бы возразить, но не посмела – и так ведь тут на птичьих правах. Но даже думать боялась, как я справлюсь с таким огромным участком в моем-то возрасте. Тем более, лето выдалось жарким, и даже просто на улицу было выйти тяжело. Да еще и спина меня все больше подводила. Нажилась в сырости и холоде – теперь вот хрустит, ноет. Но я покорно кивнула, накладывая себе немного овощей с мясом.

На утро дочь с зятем уехали, а я спустилась в огород. Да, специальные люди и правда им занимались. Но, как и в случае с домом, в таком огромном огороде работы хватало даже при толковых помощниках: тут надо огурцы подвязать, тут прополоть морковь, а тут пора поливать капусту, под ней уже сухо при таком солнце. Я вздохнула и принялась за дело. За неделю так умаялась, что вечером просто приходила без сил, наскоро обмывалась в душе и падала спать.

Утром болело все, что может болеть, и даже сверх того. Сцепив зубы, вновь и вновь боролась я с сорняками, поливала рыхлила.

Этот день выдался особенно жарким, и я даже в панаме чувствовала, как давит солнечный жар мне на голову. Грядка с викторией была чуть не до Китая, и я уже собрала два ведра, а еще осталось больше половины усатых кустов, на которых росли крупные спелые ягоды. Сама не заметила, как покачнулась, и как-то стремительно земля стала приближаться…

— Вот так, открывайте глаза, давайте сядем тихонько, — мужской голос был мягким, каким-то светлым.

Я с трудом разлепила тяжелые веки, попыталась сесть, но не смогла, и тогда меня очень бережно усадили, придерживая, чтобы снова не упала. Дали время прийти в себя, проморгаться. Я постепенно пришла в себя, вглядываясь в лицо незнакомого мужчины.

— А вы кто? И как я…

— Тише, не тревожьтесь. Я ваш сосед. Калитка была открыта, я увидел, что вы упали, и тут же бросился помочь. Ну что же вы на такой жаре да в полдень на грядках, разве можно себя так не беречь?

— Приехала дочери и зятю помочь, вот… Перестаралась.

— Ох, беда-беда. Давайте я отведу вас к себе, напою прохладным чаем с фруктами. Меня Павел Дмитриевич зовут. А вас как?

— Ирина Ивановна, очень приятно!

Я послушалась соседа, тяжело поднялась, и, опираясь о его локоть, пошла к нему. В доме и нового знакомого было прохладно – добротный сруб не пускал в себя жары, вкусно пах деревом. Я пила чай, откусывая от маленького, но очень сладкого яблока. Мы разговаривали. Оказалось, что сосед мой уже почти двадцать лет как холост.

Живет тут один с котом Феликсом. Феликс оказался очаровательной огромной рыжей мордой, тут же примостившейся на моих коленях. Этот гота еще котенком подарила Павлу Дмитриевичу несколько лет назад дочь, чтобы он не скучал. Дети навещали старика-отца не часто – работа, малышня, у всех своя жизнь. Но и дочка и сын каждый день да через день звонили, слали отцу немного денег, чтобы тот ни в чем себе не отказывал.

— А я и так живу кум королем! Чего нам с Феликосм-то вдвоем надо? Ему колбасы купить да курочки. А я почти все с огорода ем, да вот гусей завел и кур. А вы надолго сюда?

И тут меня словно прорвало – все я соседу рассказала. И что пустили меня, как какую-то чужачку и работницу, и что обращаются со мной, как с прислугой. Горько и обидно мне было и на дочь, и на зятя моих. Павел Дмитриевич качал головой, сочувственно взял меня за руку, пожав пальцы своей теплой сухой рукой.

— А знаете что, Ирина Ивановна, а перебирайтесь-ка вы ко мне? Работать заставлять не буду – если только сами немного вечером и рано утром поможете. Днем в такую жару ни-ни. Отдыхать будем. В нашем возрасте надо себя беречь не знаю как!

— Да как-то неудобно…

— А там удобно? Если то, что вы говорите, правда, то у меня, чужого, вам лучше будет, чем у тех родных.

— И то верно!

И я, допив холодный чай, сходила в дом дочери, собрала свои вещи. В тот же день перебралась к соседу, оставив детям записку – мол, так и так, живу теперь не с вами.

Дочь даже не соизволила меня навестить, когда вернулась. А я, как оказалось, вытянула свой счастливый билет, согласившись пожить у Паши. Вскоре мы поняли, что идти нам по этой жизни суждено рука об руку. Столько лет я была одна, уж и не чаяла, что мужчина может у меня появиться. А вот ведь как судьба причудлива!

Мы сидели вечером с Пашей на веранде, обнимая ладонями пузатые кружки с теплым бульоном. Ужинали обычно именно им, ничего другого в жару не хотелось. Несколько огурцов, чашка бульона – и спать. Красивый закат разливался над крышей нашей веранды, и я чувствовала себя совершенно счастливой.