За страницами «Трех мушкетеров», о которых мы вспоминаем первым делом, когда заходит речь об осаде Ла-Рошели, остались весьма занятные персонажи. В том числе потому что они находились не в королевском лагере.
Жана Гитона избрали мэром осажденного города, когда дела у гугенотов шли уже хуже некуда. В мае 1628 года, когда Гитон стал мэром, Ришелье уже построил свою дамбу и заблокировал Ла-Рошель не только с суши, но и с моря.
Непримиримость Гитона (он категорически был против капитуляции, он же и подписал бумаги о безоговорочной сдаче крепости королю Людовику) позволила осажденным продержаться с мая до октября 1628 года, когда, наконец, изможденные гугеноты сдались.
Важный момент: Ла-Рошель не была разграблена, более того, первым делом по приказу короля в изголодавшийся город доставили продовольствие. Для сравнения: взятие Магдебурга случится менее чем через три года, Тридцатилетняя война как раз полыхала в имперских землях. И когда не казнили никого из сдавшихся на милость победителя, только отправили в изгнание пятерых самых непримиримых – это даже по нынешним временам смотрится как верх гуманности.
Так вот Гитона «жестокий режим кардинала» выставил в ссылку. В Лондон. На долгие семь лет. Но в итоге Гитон вернулся в родную Ла-Рошель. И более того – пошел на службу к тому самому режиму, с которым так упорно сражался. Видно профилактическая ссылка пошла на пользу. Помогла понять, что вообще-то у Гитона и Ришелье как у двух французов есть чем заняться вместе на пользу королю и стране. И неважно кто там католик, а кто гугенот, если речь идет о том, чтобы хорошо подраться с реальным врагом твоей страны.
Недаром Ришелье смог после завершения осады Ла-Рошели написать в своих записках:
«С тех пор религиозные различия никогда не мешали мне оказывать всевозможные добрые услуги гугенотам, я различал французов только по степени их верности».
А ла-рошельцы в начале XX века поставили памятник своему упертому мэру. Прямо на ратушной площади. Чтобы помнили, что это за город.
Валерий Грачиков.