Я никогда бы не подумала, что новые люди могут быть настолько наглыми. Тем более, если они - соседи, которые собираются жить со мной бок о бок долгие годы. Ну ничего, я вполне могу за себя постоять, они ещё получат то, что заслуживают.
— Ну как же я без тебя, Егоровна, — сокрушалась я, когда соседка сообщила мне, что уезжает в город к детям.
— И я скучать буду, Лидочка, но что же поделаешь. Годы свое берут, уже не справляюсь я тут одна. А там внучков понянчу, да и за мной пригляд будет, как стану совсем плохая. Ведь уже седьмой десяток разменяла.
Я кивала, а у самой слезы в глазах стояли. Двадцать лет мы тут, в этом городке, с Марфой Егоровной прожили. Стали уж до того родными, как сестры прямо. Городок у нас крохотный, пальцем ткнуть, как говорится. Все всех знают. Вокруг горы, лес, речка. Хорошо тут жить. Но в частном доме трудно, это правда. Егоровна до последнего противилась прожитым годам – корову держала, коз, гусей, огород огромный. Но этой весной уже надумала перебираться к сыну со снохой, ничего почти не сажала, животину в добрые руки продала.
Я переехала сюда еще в молодости. Сама была городская, но муж мой, Петр Иваныч, настоял, что будем мы на своей земле жить. Мужа я любила, перечить не стала. Была уже беременная сыном первым, рожала уж тут, в местном родильном доме в райцентре. Здесь же и две младших дочки мои на свет появились – Полинка и Машенька.
Тут на природе дети хорошо росли. Здоровые были, почти не болели. Все ведь свое – овощи да фрукты с огорода, грибов и ягод в лесу необеримо, а до леса пятнадцать минут ходьбы в гору. По молодости мы летали туда, приносили полные корзины белых, рыжиков, маслят, дикой малины и вишни, земляники и клубники. Чернику перетирали с сахаром – дети ее с козьим молоком могли съесть целый тазик.
Дети тогда уже выросли, разлетелись по городам и весям. Приезжают, конечно, не забывают мать и отца стареньких. Дочки каждый день звонят, сынок мой, Костя, все шлет мне фото внучков-близнят. Такие ладные мальчишки у него с женой получились, я нарадоваться на них не могу.
Им по два года уже, как боровички толстенькие, крепкие, румяные. В том году приезжали к нам, так я все лето нянчилась. А уж какие помощники! Я в огород, а эта стайка за мной, лопочет что-то на своем, на детском, все маленькими грабельками норовит в морковь залезть.
В этом году я размахнулась – посадила перцев, семена которых из самой столицы заказывала. Такие выросли здоровенные, черные. Сорт «Вороной» называется. Предлагала Егоровне рассаду – мы завсегда же с ней менялись. Но тогда уже соседка моя решила, что доживает тут последние месяцы, просто мне не говорила, чтобы не расстраивать раньше времени.
В огороде у меня был порядок. Я всегда гордилась им. На удобренных поднятых грядах высились чащобы помидор, клонясь под тяжестью плодов. Белобокие патиссоны грелись на солнышке в сочных зеленых листьях, тянулась спеющая тыква шершавыми усами к огромным кабачкам на упругих плетях. Огурцов в этом году столько, что уже куда девать не знаю. Со счета сбилась, сколько банок закрутила я их.
Дети с внуками приедут – уж угощу на славу и с собой дам. Бывают такие года – особо щедрые на урожай. Ягода нынче тоже наступает – воюю вот. Пятьдесят литров малины только одной собрала, а она еще не отошла, еще спеет и спеет. Виктория на гряде алеет, вишни столько, что решила дальше не собирать – птицы склюют.
Не под силу уже по лестницам мне за ней прыгать. Жаль, но что поделаешь. Помощники мои далеко, придут только в конце августа, как отпуска им дадут. Муж помогает, конечно, но в основном на мне все.
Мы с ним жизнь прожили хорошую, ладную. Другие бабы замужем маются – все что-то делят, все какие-то обиды копят, а я за моим Петей как за каменной стеной свой век прошла. Всегда он был мне опорой, защитой, а я ему тылом надежным. Мы почти никогда не ругались, все решали вместе. Построили этот дом, вырастили детей, и теперь вот в любви и покое жили на своей земле, копошась в огороде, да держали нехитрую животинку – козу, пару баранов и кур с утками.
Прошло две недели, и дом Егоровны, что сиротливо стоял с вывеской «Продается», вдруг ожил – купили его какие-то деревенские. Есть у нас тут неподалеку деревня глухая, нам оттуда все хлеб возят очень вкусный. Там пекарня старинная, еще с царских времен стоит, так вот все по старым рецептам вручную и месят, и пекут. А еще Петр все в ту деревню за медом ездил, потому что там пасеки люди хорошие держали. Вот из этой деревеньки к нам семья и перебралась.
Я как раз с Петром чай пила на веранде. Жарко на дворе было. Куры даже не копались в земле, в тенек черемухи набились, дремали. Кто-то зычно крикнул мне из-за забора, где калитка к Егоровне была:
— Хозяева, есть кто дома?
— Есть-есть, заходи! — раскатисто ответил муж.
Голос у него всегда был сильный. Над ним шутили даже, что надо было ему в священники идти – какой бы служитель басовитый вышел.
Через скрипучую калитку сперва просунулась голова в цветастом платке, а потом выкатилась и вся наша новая соседка. Крепко сбитая баба лет сорока радостно махала нам полной загорелой рукой, широко улыбаясь. Мы с Петром тоже улыбнулись. Деревенских сразу видно. Все они крепкие, жилистые, к работе привычные. Вот и эта такая же наверняка.
— Здравствуйте, здравствуйте, соседи. А я вот к вам знакомиться пришла. Ваня, поди сюда!
Женщина держала в руках здоровенное блюдо с дымящим паром пирогом. Из калитки за ее спиной вышел тщедушный мужичок с хитроватыми бегающими глазками, чуть ссутуленный и немного прихрамывающий на правую ногу.
— Меня Верой зовут, — тетка грохнула на стол угощение, — Говорят, у меня тесто больно хорошее, я в пекарне в нашей деревне всю жизнь отработала. Так что вот, принимайте подарочек от нас.
Пирог и правда выглядел аппетитно. Украшенный завитками из теста, румяными оттого, что их взбитым желтком помазали. От пирога вкусно пахло запечённой рыбой.
— Вот спасибо, гости! А мы как раз чаевничаем, садитесь к нам, — я радушно подвинула лавку, приглашая соседей.
— Спасибо. Ваня, садись давай, — дернула за рукав мужа женщина, — А мы как приехали, видим, мужик идет по улице, а у него полный садок налимов. Это же лучшая рыба для пирога: и жирная она, и костей мало. Ну, я сразу и купила семь рыбех у него. И уху уже сварили, и напекла вот, да пошла знакомиться.
— Правильно, Вера, сделала. С соседями по-соседски надо. С прошлой соседкой мы жили душа в душу два десятка лет. Дай бог, и с вами также заживем, как с родными. — говорил Петр, отрезая кусок угощения.
Я тоже осторожно откусила румяную корку, прихватив губами небольшой кусок рыбы. Свежайший налим таял во рту. А уж тесто и правда Вере удавалось такое, что это не про умение уже, это про особенный дар. Есть такой относительно выпечки у некоторых женщин. За что не возьмутся с мукой – все у них выходит вкуса особого.
У меня вот нет такого таланта, мои пироги обычные, хотя Петруша всегда их ест и хвалит. Но тут я ела и наслаждалась всем своим существом. Петр тоже жевал, от удовольствия глаза прикрыв. Соседка довольно на нас смотрела:
— Вкусно ли? Правда не зря люди мою стряпню хвалят?
— Правда. Изумительно вкусно, Вера, — я и не заметила, как кусок пирога закончился, потянулась за новым.
— Буду вас угощать тогда. Я часто пеку, привычная же. В пекарне с десяти лет матери с отцом помогала. Видно, судьба у меня такая – с тестом дружить.
— Вы только на лето к нам, или насовсем? — спросил Петр.
Многие у нас тут жили не на постоянку, а только в летний период, используя дома как дачи. Осенью утекали обратно в города. Мы с Петром всегда тут оставались.
— Насовсем перебрались. Дом продали, решили вот в город. Сын недавно укатил в столицу, поступил. Мы с Ванюшей одни теперь остались, решили вот из деревни выбраться. Так мне ваш город нравится, сказка! Такие парки, магазинов много. У нас ведь в деревне глушь совсем. Два сельпо, и те работают по два часа вечером и час утром. Работы нет совсем. Я в пекарне всю жизнь спину гнула, а там очень тяжело. Сейчас вот поняла, что не могу больше, здоровье сдает, уволилась. Ваня на лесопилке трудился, но тоже сдавать стал. Решили сюда, и тут уж и огород, и хозяйство. Купили на птичьем рыке уток уже и кроликов, чтобы с мясом быть. А огород не успеем – июль к концу. Поздно сниматься с места решили. Там все оставили, продали за бесценок. Не знаю, как тут проживем этот год без урожая…
Мы с Петром слушали, кивали. Егоровна и правда, собираясь к детям съезжать, почти ничего не посадила. Только зелень, да пару кабачков и тыкв, и то от скуки. Про себя мысленно решила, что осенью отвалю дорогим соседям и солений, и бахчи, и козье молоко по-соседски дешево продам. Вера мне понравилась. Видно, что баба она хорошая, хоть и шумная и мужа застращала так, что тот рта открыть боится.
Прошла неделя, и как-то утром я проснулась очень рано – как толкнул кто. Какая-то смутная тревога внутри ворочалась, гнала из дома. Муж ушел на рыбалку еще затемно. Любил Петруша мой червя в речке покупать с утра пораньше. Порой случалось, что и уловы неплохие приносил в садке.
Я вышла на крыльцо. Хорошо тут на рассвете. Тишина такая стоит, что кажется, будто замер весь мир. Только мыкнет где-то корова, да закудахчет сонная курица. Но уже просыпались жаворонки, начинали свою извечную песню лягушки, и тоненько где-то невдалеке невидимые глазу позванивали комары.
Я спустилась со ступеней, пошла обойти огород и обомлела. Кто-то оборвал помидоры, мои дорогие сортовые перцы, капусту, вырвал чеснок… Я растеряно хлопала глазами, и слезы обиды закипали на глазах: у кого же рука поднялась? Городок у нас маленький, все знают всех. Нет среди нас ворья, это точно. За столько лет первый раз такой произвол.
Словно почуяв мою тревогу и горе, вернулся с рыбалки раньше времени Петр:
— Сижу, закинул удочку, а чую, что-то с тобой не ладно, вот и поспешил домой… Что стряслось, Лида?
— Петруша, ты посмотри, какая беда. Кто-то овощи наши украл! Я не знаю на кого и думать, куда бежать.
— Ты погоди, не расстраивайся. Вспомни-ка, что нам сын два года назад камеры по всему участку установил, и у нас теперь все в записи есть.
— И то верно, но я не помню, как ноутбук этот включать. Ты помнишь?
— Сейчас разберемся, жена. Не горюй!
Мы поспешили в дом. Петр долго возился на крыльце, выбираясь из высоченных рыбацких сапогов. Ноутбук лежал у нас в верхнем ящике комода, бережно завернутый в кружевную салфетку. Мы им не пользовались почти – зачем нам? Раньше надобности не было что-то там просматривать.
Сын все объяснил и показал, конечно, когда приезжал, но я забыла напрочь и как включать, и как открывать записи эти. А вот у Петра память и смекалка оказались лучше. Он довольно быстро разобрался, что да как, и вот уже на мерцающем плоском экране появилось окошко с записью нашего участка.
— Так, вот одна камера, вот вторая… Сейчас! — приговаривал муж, клацая мышкой по экрану.
Картинки менялись, и наконец мы наткнулись на нужную, узрев все случившееся.
Из-за полной луны ночь стояла совсем светлая, и все происходящее было ясно видно. Из калитки соседской вышли Вера и Иваном. Женщина воровато оглянулась, и на цыпочках пошла по нашему огороду. След в след шел за ней ее худой муженек, держащий в руках пластиковые ведра. Сперва соседка выдрала чеснока, потом принялась за помидоры. Когда дошло до перцев, я прямо зарычала от гнева:
— Вот же ворюги бессовестные! Петруша, пойдем-ка к дорогим соседушкам нашим.
Муж кивнул, поднялся.
Дозвались мы Веру с Иваном быстро. Я сразу пошла в наступление:
— У вас совесть есть вообще? Овощи наши прямо с гряд таскать?
— Ну подумаешь, я урожай собрала, в следующем году ещё вырастишь — Заявила мне обнаглевшая соседка
Я обалдела от такого заявления. Не только раскаяния нет, но и уверенность в своем праве и безнаказанности в наличии.
— Я бы на вашем месте все вернул, иначе сию же секунду я иду к участковому и пишу заявление о краже! — припечатал Петр.
— Не докажешь ничего, — попыталась еще артачиться соседка, но Петр смотрел на нее так, что женщина быстро потухла.
Муженек ее подкаблучник так рта и не открыл, стоял, понурив голову. Мы ушли с их участка, предупредив, что если через час все до последней чесночины не вернут, то мы пойдем прямиком к правоохранителям. Так бы, кстати, и сделали. Такого произвола ни я, ни муж терпеть не собирались.
Через час у нашего крыльца в пластиковых ведрах стоял украденный урожай. Обидно было, что чеснок раньше времени выдернули – ну, что уж теперь! Петр меня утешал, но я решила не расстраиваться.
А через две недели я пошла в магазин, и с изумлением увидела растяжку на бывшем доме Егоровны: «Продается» и номер телефона. Не прижились тут наши новые соседи. Оно и к лучшему. Ворам в нашем городке места нет. А в конце августа в дому нашем стало шумно и весело – приехали сын со снохой, дочери с зятьями, привезли мне моих внучков. Мы с дедом нарадоваться на ребятню не могли – не зря ягоды собирали, малышня их ела за обе щеки. Много ли человеку для счастья надо? Чтобы рядом близкие были!