Театральный сезон 2023/2024 подходит к концу, а значит, пришло время подводить итоги. Ну и кто, как не режиссёры, может лучше всего рассказать, что произошло за целый год на российской театральной сцене? В первом интервью из цикла театральный редактор VK Гида Маргарита Мурадян поговорила с петербургским режиссёром Артёмом Томиловым. Он рассказал, как автофикшен повлиял на театр, где граница между спектаклем и телефонным мошенничеством и бывает ли театр для интровертов.
У тебя есть любимые спектакли этого сезона?
Дима Волкострелов в пермском «Театре-Театре» поставил спектакль «Коридор». В московском пространстве «Внутри» вышла «Хиросима» Александра Плотникова.
Есть крутой клоунский спектакль «Подружайки» в театре «Лицедеи» в Петербурге. Инклюзивный мюзикл Бориса Павловича «Жаль, что тебя здесь нет» в Александринском театре. Ещё один проект, который меня интригует, — спектакль «Близкие люди», который поставила Таня Вайнштейн. Каждый показ проходит одновременно в двух городах, Петербурге и Москве. Это коллаборация «Такого театра» и Part Production, там часть актёров на сцене, а другая — на видеопроекции. И они существуют в разных пространствах — очень прикольный и элегантный приём. Да и тема мгновенно цепляющая, про разрыв понимания между людьми.
Что значимого произошло за этот театральный сезон конкретно для тебя?
Я ультрапроизводительный и перестал воспринимать реальность как линию. Она скорее как бескрайнее пространство со множеством событий. И каждое из них переживается как поворотное. Если говорить о моей личности как куратора, то важнейшим событием этого сезона стало то, что мы с моим другом Ваней Демидкиным сделали фестиваль перформативного театра «Хрупкий», где зрительское соучастие является фундаментом для создания формы. Я помню времена, когда такой тип театра был маргинальным — как всё новое, — но сейчас это утряслось. Но вот целого фестиваля не было. «Хрупкий» не является ежегодным, у него процессуальная афиша, можно хоть каждый месяц делать.
А если говорит о режиссуре, то… У меня есть ветка автофикшен-театра — театра, который сделан про себя. Считается, что я в 2021 году стимулировал его динамику, сделав спектакль «Артём Томилов» в «Пятом театре» в Омске — своём родном городе. И я продолжаю делать такой театр.
У меня есть друг — Павел Дорохов. Он одновременно актёр и предприниматель. Среди его бизнесов есть один — по настройке пианино. И вот в этом сезоне мы сделали спектакль «Настройщик» — о том, как Паша пришёл в этот бизнес, как он им уже девять лет занимается, как он ему помогает. Не только финансово, но и как-то соотноситься с миром, с его проблемами и контекстами, в которых мы находимся. И играем мы этот спектакль в мастерской у Паши, где он реставрирует клавишные инструменты, это второй бизнес Паши.
Какие театральные тенденции сейчас в театре? Как раз автофикшен?
Про автофикшен я буду отвечать исключительно за себя. У меня есть ироническое словосочетание: «по канону Томилова». По нему есть автофикшен-театр, а есть «театр про себя» — автофикциональный театр (это исключительно моё деление, которое я описывал в статье для Ad Marginem). «Театр про себя» существует уже давно, пожалуй, весь XX век. А искусство перформанса в принципе про персональное бытие. Но в разрезе российского театра, который до сих пор воспринимается как здание, где есть труппа, никакого «театра про себя» практически не происходило. Он весь существовал в экспериментальном поле.
У меня самого лет десять назад появились первые спектакли про людей, которые исполняли роли самих себя. И я тогда не использовал слово «автофикшен», потому что не знал о литературе этого направления, но понимал, что «театр про себя» — это интересно. Это было связано ещё и с тем, что мне было тяжело встроиться в институциональный театральный мир, где рынок не предполагает, что ты будешь делать «театр про себя». А когда тебе сложно куда-то встроиться, то ты много думаешь о других феноменах. В каком-то смысле тебя сама жизнь подталкивает к тому, что ты начинаешь работать с другими жанрами.
А потом я открыл для себя автофикшен в литературе, сформулировал некий список законов, по которым она устроена. В моих автофикшен-спектаклях используется текст, который написан по законам автофикшен-литературы, его даже можно напечатать. Сейчас это слово подхватили, поэтому есть два канона — мой, который я описал, и более распространённый, когда словом «автофикшен» обозначают любое театральное искусство про себя. Мне нормально. Пусть как удобно, так и называют.
Кажется, что стало много спектаклей для подростков. Это характерно и для петербургской театральной сцены?
Да, много кто занимается подростковым театром. И это связано с тем, что в последние годы случился всплеск социально-ответственного театра. В том числе и буквально социального театра, в который входит работа с подростками. Когда открываются какие-то ниши и молодые люди ищут себя в профессии, пытаясь закрепить за собой какие-то идентичности и поля, то происходит сгущение вокруг определённых тенденций. Я недавно ходил на спектакль Димы Мулькова «Ключ от 505» — это нишевый кайфовый спектакль. И таких всё больше. Даже есть фестиваль подросткового театра «В смысле?!». Мне интересно наблюдать, как ребята в Питере много делают в этом направлении. Но, если честно, я не сравнивал с другими городами. Хотя Питер — какой-то волшебный город, тут дух экспериментальности. Когда перформативный театр только устанавливался (с 2017 по 2022 год), мне казалось, что большинство, кто им занимается, переехали сюда.
Какие у тебя ближайшие планы как у режиссёра?
У меня есть идея, с которой я ношусь уже год: хочу сделать серию лабораторий о телефонном мошенничестве. Это явление получило новую волну развития вместе с новыми технологиями, уровень иммерсивности запредельный. И даже люди, которые борются с мошенничеством, становятся его жертвами. Мошенники буквально создают ложные миры — и люди попадают в такой злой спектакль. Есть в этом какое-то мрачное совпадение. Я устроил лютый щитпост о том, что хочу сделать такую лабораторию, — и вот появилась куратор, с которой мы, надеюсь, сделаем такую лабораторию на Дальнем Востоке. Моя идея в том, чтобы много разных режиссёров сделали много разных эскизов. Эта тема настолько большая, что глупо было бы просто взять и поставить один спектакль.
Ещё одна идея, стоящая рядом с этой, — хочу сделать спектакль о гражданском спасении людей на улицах. Когда ты идёшь, а у кого-то, например, инсульт. И сразу возникает вопрос: что делать? Останавливаться ли, звонить ли в скорую? У меня у самого в этом году было уже четыре подобных случая. И я с каждым из них всё больше убеждался, что делать этот спектакль надо. Это очень крутая тема, и тут есть о чём поговорить в любом обществе.
Ещё у нас в Питере есть режиссёр Кирилл Люкевич, который открыл самый маленький театр на шесть мест, называется «Блоха». Там мы с моим другом, куратором Ваней Наумовым, планируем сделать спектакль «Присутствие». Это 40-минутная постановка на одного, в которой зритель всё делает сам. Сам приходит на место — его никто не встречает, есть только связной в Telegram. Сам открывает дверь, раздевается, размещается. Сам нажимает на нужные кнопки и запускает действие. Он смотрит, одевается, закрывает дверь и уходит, не встречая ни одного человека. Это как во сне, когда какое-то пространство, которое связано у нас в воображении с присутствием людей, вдруг оказывается пустым.
Как видишь, у меня диапазон широкий. Я занимаюсь партиципаторным театром, документальным, драматическим. Ещё делаю кукольные спектакли, перформансы, ивенты, цифровые проекты. Жизнь подсказывает актуальные идеи, я пытаюсь зацепиться за них, найти партнёров — многие проекты в одиночку делать тяжело. Я стараюсь не существовать в привычных нормах, но иногда надо подстраиваться. Есть такое мнение, что независимые — это те, кто отказался работать с государственными институтами. Это не совсем так, скорее мы не совпадаем. Но никакого отказа нет. Мне бы хотелось поставить спектакль в государственном театре, просто пока нет предложений.