(Часть вторая книги "Розы для Аннушки": Я себя с трудом понимаю...)
К читателям!
Я с большим волнением начинаю Вторую часть повести, она намного короче, чем Первая часть, но более динамичная, с неожиданным поворотом сюжета. И очень важная для мня!
Для тех, кто не всё прочитал в главах 1 части, напоминаю, что ссылки на них есть в подборке. Глава "Рождественское чудо. (Пролог)" опубликована 28 мая.
Открыв Вторую часть, вы совершите прыжок во времени! Действие заключительно главы Первой части "Рождается семья" происходит в 1967 году, героини мои, Таня и Аля, познакомились в 1964-ом, об этом глава "Фиалка под снегом". Сейчас вы их увидите уже в 2024 году...
1. Я себя с трудом понимаю...
«Невмоготу уже…» — это я сама себе. «Но сутки-то ты потерпеть можешь?» – это мой неугомонный внутренний голос. «Поезд завтра днем. Чего еще надо?»
За 59 лет, которые прошли со дня нашего с Алей знакомства в общежитии МГУ, не случилось ни разу, чтобы она меня не выслушала с потрясающим пониманием! Я могла с ней разделить все. А она – со мной. Сейчас осталось немногое: открыть ВКонтакте, щелкнуть Мессенджер… И -- меня видят! Аля онлайн, она ждет.
Татьяна
Алечка, я уже взяла билет! Вагон №7, но не встречай! Сумка нетяжелая, автобус помню, он ведь почти у твоего дома останавливается. Доберусь отлично.
Алевтина
Танюша, как же это? Встретить надо. Ты завтра приедешь? Когда поезд прибывает?
Татьяна
В 17.10. Жди дома! У тебя нога еще не зажила, сама же писала, что бинты пока не сняли…
Шесть часов в скором поезде до станции Вышний Волочек – это, конечно, сложнее, чем добежать до драмтеатра, где мои проблемы решала когда-то тетя Маша. Но… годы идут. Много в жизни потерь. И тем дороже, что очень нужные люди есть и сейчас.
За эти годы у меня в Вышнем Волочке появилась и еще одна подружка -- любимая. Правда, сейчас ее почти не видно за снежным покрывалом, но я все равно выйду на остановку раньше и прогуляюсь к Але по необычной улочке -- вдоль берега Цны.
Когда я первый раз ее увидела, то остановилась, пораженная: это же еще круче, чем Дачная улица в Тарусе! Слева – коттеджи с палисадниками, роскошные ели за разноцветными заборами, а справа домов нет – только берёзы и крутой спуск вниз, к реке. Цна всегда спокойная, через каждые 200 метров – деревянные мостки с лавочкой, они вдаются далеко в воду.
Сидишь будто бы на палубе речного трамвайчика: по бокам – волны, мостки и лавочку покачивает. Только вот впереди -- не речной простор, а много-много зелени! Потому что противоположный берег отражается в тихой Цне, как в зеркале. Впереди, на том берегу, – живописная прибрежная роща, внизу, за мостками, -- она же «вниз головой». И запахи окружают необычные: реки и леса -- сразу.
Я брала с собой блокнот, когда туда летом приходила, но писала мало. Смотрела и думала… Часто вспоминала прошлое. Не случайно, приезжая к Але, я в первые годы вспоминала дом Раисы Федоровны! В Тарусе я почувствовала, что выздоравливаю от депрессии, а в Вышнем Волочке поняла, что моя непонятная болезнь ушла совсем – почти не оставив следа.
Случилось это после рождения сына, когда пришла в норму эндокринная система – а именно по ней, видимо, и ударило роковое лекарство. Я смогла продолжить учебу, получила диплом с отличием... Об аспирантуре даже и не подумала, хотя помнила и наставления Толика, и совет Андрея.
Совет этот, как был, так и остался единственным. Остальные значимые для меня люди считали, что, посвятив себя журналистике, я должна находить время и для работы над прозой. Чаще всего об этом говорили Мария Ефимовна и… Женька! Пропавший друг нашелся накануне нашей с Алешей свадьбы, в считанные часы успел с моим мужем подружиться и стал заходить к нам в гости так же просто, как это было в школьные времена.
О том, где он пропадал, не подавая о себе вестей, Женя рассказал крайне скупо. Я узнала только то, что ему удалось устроиться на опасную работу, где можно было быстро накопить денег, чтобы, восстановившись на дневном отделении института, прожить в Москве без дотаций матери.
Еще о многом я вспоминала и думала на берегу Цны. Жалко, что на этот раз так не получится. Зима. Но прогулка вдоль берега была и сейчас оправдана: я приехала в час заката, налюбовалась золотыми и алыми полосами, которые пробивались сквозь деревья и ложились на чистейшее снежное полотно реки. Теперь – скорее к Але! Ее дом – за ближайшим поворотом, третий от угла.
Огромный самовар, который в момент моего появления уже стоял «под парами», мне тоже всегда напоминал Тарусу. Но тот, парадный, из прошлого, не слышал и малой доли того, о чем мы с Алей обычно говорим возле этого, в котором по-настоящему кипит вода для чая.
-- Танюша, ну, что же ты так долго шла? Поезд когда еще прибыл. Я «у мартена» дела давно закончила, пирог готов, а тебя все нет!
Стоять «у мартена» на языке Али – это значит готовить еду у двойной плиты: обычной газовой и старинной кирпичной, которая примыкает к русской печи.
-- Господи, Алечка! И это – для нас двоих? Ты зачем столько всего наготовила?
-- Ты с дороги… И, может, еще Денис из Зеленограда приедет. Он и после полуночи может появиться – внучек мой всегда за рулем. А тебе я, прежде всего, испеклала пирог с ревенем! Сама изобрела такой рецепт, и, как оказалось, пирог очень вкусный.
Ты мне что привезла – те твои книги, которые я просила? Или уже и рукопись новой? Извини, я плохо воспринимаю все эти PDF-ки, электронные версии… Мне нужно бумажную книгу в руки взять! Ты молодец, что все свое сразу же прикрепляешь в виде файлов, но когда привозишь книги – это праздник.
-- Я две книги привезла: «Как отчаянно хочется жить!» -- на основе воспоминаний о моем отце – и «Витамин счастья», который ты, вроде бы, уже читала?
-- Смогла прочитать только две главы, потом комп сломался. Денис обещает починить. Но я же не знала, что сломается! Начала читать утром, а когда дела нахлынули, отложила на потом. И весь день была в предвкусии! Потирала лапочки, ожидая приятного вечера. А теперь буду ожидать утра – остальные главы прочитаю по настоящей книге, бумажной.
-- Алечка… Во-первых, не перехвали меня, а во-вторых… боюсь, что завтра нам некогда будет читать книги. Мне очень надо с тобой поговорить! При этом то, о чем хочу рассказать – я сама мало понимаю!
Я правду сказала. Вот и приехала уже к Але, но лежу без сна в уютной комнатке, которую она мне всегда отводит, и продолжаю думать о сути того Рождественского чуда, которое началось у нас с Севой после обмена поздравлениями. Со мной происходит что-то странное! Это нахлынуло неудержимо, как только я задумала дополнить две главы моей уже существующей повести – третьей. Где будет рассказ о моих студенческих годах.
Идею, кстати подал сам Всеволод. Он прочитал эту повесть, «Шиворот-навыворот», и удивился: в первой главе – мой последний год в школе, во второй – история замужества. А ведь между ними -- важнейшие три года! Куда они делись? Никуда, конечно. Просто я не могла, а поэтому и не захотела, их вспоминать. Но без этого не обойтись, если мне и вправду важно разобраться в своей жизни.
Важно. Теперь вот стало важным. И я начала писать дополнительную главу… Очень скоро поняла: память человека устроена необычно! Совсем не так, как я думала. Сначала, день за днем, я восстановила в голове внешние события, происходившие в студенческом городке МГУ, но тут же поняла, что это – только первый слой реальности. Его не так уж трудно вспомнить. Но глубже лежит второй слой! И это не события! Это – чувства. Память о моем внутреннем состоянии в тот период.
По отношению к ним слово «память» даже и не подходит. Они пробивались, как трава из-под снега, в самые неожиданные моменты. Я много лет знала только очень простое: мы с Севкой ездили на экзамены, лекции. Ходили в кино – и все. Чисто событийная память -- о том, что было недолго и будто бы не всерьёз.
Как я относилась к этому человеку, что чувствовала рядом с ним – это улетучилось, исчезло, как аромат засушенной розы, которую забыли в старой книге. И вдруг… Я писала о внешних событиях, но нечто, что глубже памяти, выдавало свои собственные реакции! Телесные в том числе. Я то уснуть не могла, то сдержать неожиданные и необъяснимые слезы, то часами слушала песню, которая давно потеряла актуальность, но сейчас снова трогает до глубины души…
Это был трудный период. Разум не понимал, что происходит с душой! Но я ощущала в душе ожог, который подобно тому, как затихает ожог кожи от холодной воды, затихал только в моменты работы над повестью. Когда вторая глава была дописана, стало легче. Я вспомнила все. И не только внешнее. К лепесткам розы, засушенным в книге, вернулся их природный аромат. Да, тогда начиналась любовь. Робкая и незрелая, но именно любовь. Память о ней была какой-то высшей силой заблокирована. Теперь зачем-то блок сняли.
Но вот что мне с таким пониманием делать? И что в душе у Севы? Любви ко мне у него тогда не было, иначе он не отнесся бы так небрежно к бумажке с адресом и не потерял ее. И повесть сейчас не он пишет — а значит, не пробуждались у него, ни первый, ни, тем более, второй слои памяти. Но нынешняя переписка и ему зачем-то нужна. Значит, что-то все-таки и у него было? Более того: недавно Сева спросил: смогу ли я приехать в Москву? Он постарается освободить себе день.
Мне этого очень хочется! Но очень страшно: Сева помнит девочку 18 лет. А увидит – бабушку. Как это повлияет? Может, тут и «дружба врозь»? Он тоже, конечно, теперь дедушка. Но для мужчин это не имеет такого огромного значения, как для женщин. Так, может, не надо встречи? Но против такой мысли все в душе восстает!
С самим Севой обсудить это я не смогу. С Алей – проще. Она ведь не просто подруга, но и важный персонаж второй главы! Единственный на свете человек, который видел Севу и наверняка помнит его, тогдашнего, и который потом был знаком с Алексеем. Когда, семь лет назад, я была в шоке после похорон мужа -- тоже первым делом к Але приехала, и разговор получился целительным.
Но вдруг сейчас и ей не получится ничего рассказать? Я сама себя с трудом понимаю. Лежу без сна и боюсь, что утром к этой теме не смогу даже подступиться!
Под утро я все же уснула. Когда встала и вышла на кухню, Аля там во всю хлопотала. Мне обрадовалась, но предупредила:
-- Сегодня приедет Денис. Ему дали несколько дней…Так что пока кручусь у мартена. Кормить внука надо! Мне очень нравится быть бабушкой. А тебе? Мне кажется, и я даже уверена, что мамой была не такой внимательной и наблюдательной.
Кстати, я вчера перед сном не следующие главы «Витамина счастья» читала, а просмотрела твою новую книгу об отце. И увидела в финале рассказ о Доре Андреевне! Я ведь ее, твою маму, хорошо помню. Не удержалась и прочитала именно это – «Прощальный разговор».
И знаешь, я обрыдалась. Ты написала с такой искренностью и теплотой… Передо мной прошли зримые картины, я все увидела. Но не могу препарировать рассказ -- он меня потряс!
И дело не в том, что я узнала «новую» Дору Андреевну, а в том, рассказ касается всех! Ведь во мне с первых строк начала подниматься боль за себя. Я тоже не сделала многого для моей мамы. Читала твое, а вспомнила, что сама часто раздражалась на мать. Досадовала, что она, уже при полной своей беспомощности, все же стремилась мне помочь – чем только мешала. Много мыслей пришло в момент чтения, заговорила совесть. Эх, вернись то время…. Думаю, что и другие люди, прочитав твой рассказ, что-то поймут о себе!
-- Спасибо за такой отзыв, но не преувеличивай. А я вот совсем недавно вспомнила свою маму совсем с другой стороны… Осознала вдруг ее роль в своей жизни. Аля, а ведь именно мамины песни «вложили» в меня ожидание такой любви, которую трудно или вообще невозможно встретить в жизни…
Я даже зарисовку тут же написала. Хочешь послушать?
-- Ты еще спрашиваешь? Читай скорее! Только я буду одновременно чистить картошку, ага?
(Продолжение следует)