Счастье
Отпуск светил Лешке всеми своими прелестями, и ожидаемыми приятными событиями, как прекрасный бриллиант. Что может быть лучше, чем после постоянного напряжения войны, осознавать, что все радости жизни у твоих ног, только протяни за ними руку.
Громкий щебет птиц, надоедливо бил в уши. Хотелось тишины, но быстро закончившийся, легкий летний дождь, и вышедшее из темноты тучи солнце, пробудили пернатых.
- Идиллия, едрена-вошь! - Это Петрович, хозяин дома. Похоже, у него было плохое настроение.
Точно, так и есть.
Еще с утра, пока он не успел отойти от сна, бабка Дарья нашла и забрала привезенную приехавшим вчера Алешкой бутылку водки. Дед мучился. Это ощущалось даже в его походке. Обычно размеренно-шаркающая, сегодня была резкой, и временами противной. Леха, сидевший на мокрых бревнах, сваленных во дворе, чувствовал это хорошо. Но спасать горевавшего деда ему не хотелось.
Отдых и только отдых. Впереди еще почти 50 суток, рыбалки, охоты, парного молока и приятного ничегонеделанья. А еще, надоедливый и добрый дед Петрович. С ним, да с бабкой Дарьей было так тепло и уютно. Ощущения потерянные уже давно. Тепло и уют! Два слова и глубокое чувство простого человеческого счастья. Со стариками Алексей познакомился давно и случайно, но теперь, ближе роднее их, у него не было на всей Земле.
Дед, кряхтя и чертыхаясь, присел рядом. Надо было с ним говорить, но не хотелось, тишина расслабляла.
- Леха, едрена вошь, вот ты мне скажи вояка, долго вы там еще возиться будете? Мы до Берлина быстрее дошли, чем вы с этими говнюками на десяти гектарах разбираетесь. Эх, товарища Сталина нет. Измельчали люди, масштаба не видно. Была одна надежда на «меченного», да и тот брехуном оказался. Кроме трепа ничего.
Алексей понял, что это Петрович сейчас о Чечне.
Дед высморкался в ладонь и продолжил философствовать.
- Взяли, войск нагнали, кого надо под микитки и в тайгу, лес для Родины валить, али дорогу какую построить. На их место можно узбеков каких привезти, или к примеру негров, которым в Африке голодно. Пусть обживаются. Землю пашут. А чтобы не забывали, как и что – раз в неделю им кино показывать, как предыдущих вывозили.
Тут видимо дед воочию представил себе такой вариант развития событий. Зажмурился от удовольствия, и заулыбался.
- Хотя ежели разобраться, не все они такие чечены страшные. Помнится на фронте у нас парень служил, кажись Беком звали, толковый мальчишка. Молодой правда, но в драку лез шустро.
Дед, замолчал, и как показалось, погрузился в воспоминания. Но стоило бабке Дарьи, проковылять по двору, Петрович сразу оживился.
- Слышь, что я говорю, а еще бабы бывают вредные такие, я бы их тоже выселял. Но подальше чем чеченов. Так, что бы не найти было. Нет, ты глянь на нее, хуже басурманина какого. Ты ж пойми, мы вчера выпить выпили?
Лешка утвердительно мотнул головой, разговаривать не хотелось.
- Вот видишь, как все замечательно. А похмелиться? Мы что не православные? Что католики какие? Хотя католики тоже пить горазды. Вот у нас под Минском случай был. Стояли рядом с нами поляки. Ну, те, которые за нас. Хотя в том полку поляков было и не шибко много, но ребята нормальные, особенно выпить и закусить. Горазды, я тебе доложу. Так ты сигаретку то городскую дашь, или зажилишь?
Деваться было некуда. Лешка знал, что дед, еще с войны, курит исключительно самосад. И еще по этому поводу любил издеваться над непонимающими его собеседниками. Но видимо у того были свои «тактические наработки», что в мелочах он мог и уступить.
- На, кури. Ты же импортные не куришь? Или привычки поменял?
Петрович, молча затянулся раз-другой, сильно закашлявшись. Отдышавшись, и утерев слезы, выложил козырь:
- Ты, что так и будешь хреновеной своей меня травить? За муки такие, должна быть, я так полагаю, компенсация. Так, что ты давай, быстренько в комнату, захвати там, что положено. На закуску не разменивайся. И стаканов много не тащи, одним обойдемся.
Алешка, разозлившийся поначалу надоедливостью деда, развеселился, и болтая ногами на весу, стал вспоминать, куда он дел еще бутылку, которую вез аж с самой Москвы.
А Петрович, почувствовав слабину, решил усилить напор.
- Ну, ты, что там ржёшь, неча рожи корчить, давай бегом, но только тихо, конспиративно.
- Ты дед и слова знаешь такие мудреные! У тебя образования то сколько классов?
- А ну бегом, говорю, а то совсем осердчаю! – Дед уже явно куражился, чувствуя предстоящий опохмел.
Леша, порывшись в сумке, нашел забытую бутылку водки, и чтобы не заходить на кухню, где возилась бабка Дарья, достал еще нож, и пару банок пайковой тушенки, взятой на дорогу. Стаканчики у него были пластиковые, еще с поезда остались.
Увидев такое богатство, дед на какой-то период времени лишился слов. Он нежно взял бутылку в руку, и замурлыкал, качаясь из стороны в сторону.
Из такого блаженного состояния его вывели пластиковые стаканы.
- Ты где, леший сын, это раздобыл? Тебе как сказали, конспирация нужна, а этот пластик шумит при розливе, все равно, что из колонки воду наливаешь.
Говоря это, он быстро открыл бутылку, и опасаясь, что еще придется ждать пока гость сходит за стаканами, быстренько приложился к ней губами.
Через пару глотков, видимо ощутив вкус водки на губах, он успокоился. Спина выпрямилась, сам он как будто помолодел. В общем и целом выглядел орлом.
- Да, времена нынче не те. Разве это рыба сейчас? А? А где щука двухметровая? А где сом кило по тридцать? Пескарь и тот плешивый какой-то стал.
Лешка пытался понять, причем тут рыба, ведь говорили о другом, но перебивать деда не стал. Рыба так рыба, лишь бы не о войне.
Петрович еще раз приложился, и окончательно успокоившись, достал свой кисет, и стал мастерить «козью ножку».
- Рыба, брат. В нашем деле первая вещь! А если недород? Или пенсию вот задержали, как в прошлом годе. И что прикажешь делать? На картохе одной сидеть? Нет, спасибо! После войны насиделись уже, хватит! Тогда вот тоже река выручала. Рыба была, я тебе доложу, крупная и жирная. Хотя конечно мясца какого, я бы сейчас поживал бы.
Улыбаясь, Леша достал из кармана банку тушенки, и открыв ее ножом, протянул деду.
Петрович, расплылся от удовольствия. Бабка Дарья, и в былые годы, так быстро его желания не исполняла, а тут – раз, и все готово. Сразу видно – уважают!
Он приложился к бутылке еще раз. Аккуратно, подцепив ножом кусок мяса, и подставив снизу ладонь, чтобы не капал сок, поднес его к губам. Вдохнув аромат тушенки, дед неспешно закусил.
- Вот и на фронте так, тушенка – первое дело! Разная бывала. И наша, эту смотря какой завод выпускает. Одна дерьмо, а другая очень даже ничего. И американская. Эта в целом хорошая была, грех жаловаться. Только поначалу мало ее было. Была и монгольская, из конины. Дрянь, но ежели ее в картошку там, или в кашу, то есть можно.
Деду видимо полегчало. Он, уже не боясь бабки, с шумом налил полный стаканчик, и прихлебывая водку как чай, стал продолжать свои размышления. Слушатели ему похоже и не требовались. Он неплохо мог обходиться и без них.
- И чего энтой Америке не жилось спокойно? Нет, твою мать, надо было развязать войну холодную, черт ее дери. Такая тушенка у них хорошая, ботинки справные. А какие куртки кожаные с машинами шли, сейчас брат такие и не выпускают. Вот живи и радуйся раз такая благодать привалила. Нет, все им надо нас подергать. Вон бык мой на выпасе, с виду смирный такой, а поди за хвост его подергай, так и раздавить может. А тут целый СССР. Мы, когда нас достанут, кого хошь раздавить можем.
Мимо хмурясь, прошла бабка Дарья. Она подозрительно взглянула на деда, но тот успел спрятать стакан за спину.
- Или вот хунвейбины всякие. Вроде моей старухи. Сами не живут нормально, и других дергают. Хотя, пожалуй, китайцы говорят, резко поумнели давеча. Торгуют больше, а не воюют. Оно и правильно. Так-то легче.
Лешка собрался на реку, окунуться, смыть с себя дорожную пыль и вчерашнее похмелье. Дед, почуяв неладное засуетился.
- Ты куда брат собрался? Сидеть говорю! Ты что ж, говнюк эдакий, меня сдать хочешь? Или будь тут, защищай от бабки, или я с тобой. Один не останусь. Враз съест, зараза.
Бабка, уже повторно прошмыгнула по двору, как стервятник, сужая круги над жертвой. Дет это чувствовал печенкой, и боясь расправы, пытался удержать Лешку рядом с собой, резонно полагая, что при нем Дарья, сильно шуметь, а тем более и драться не посмеет.
- Вот у нас в 43 году, я тебе доложу случай был! Вот взяли мы при наступлении трофеев лишнего. Ну, там харчей немецких, шнапса ихнего, еще чего, сейчас и не упомнишь всего. И вот особист наш, так же коршуном вокруг шасть, да шасть. Но все ни-ни. Дело святое. Так и ушел гад без добычи. А то так раз, и в штрафную загреметь было можно.
Дед слегка жалобно посмотрел в глаза Алексею, пытаясь рассмотреть в них сочувствие. Это было так смешно, что тот не выдержал:
-Дед, от меня поддержки в этом деле не жди! И не проси. Смотри, еще утро на дворе, а ты уже пол-бутылки уговорил! А что к вечеру будет?
В ответ, лишь раздалось шмыганье носом, и обиженное сопение. Одновременно с этим, дед с неожиданной для него скоростью схватил бутылку, и быстро налил в стакан. Затем с недовольным видом вернул ее хозяину, не забыв однако, предварительно, закрыть крышкой.
Сделав большой глоток, на несколько минут припал к банке с тушенкой, и видимо окончательно осознав, что до вечера уже ни чего не нальют, хлопнул себя по коленям, громко крякнул, и достал кисет. Это тоже представляло собой особый ритуал, отработанный, как и выпивка, годами.
- Вот же ты посмотри. Ученые все стали. Компьютеры понастроили, а нормальной махорки нет. Нет ее. Вот так, не дай Бог, своя не уродиться, и все – считай жизни конец пришел.
- Дед, а ты не пробовал папиросы курить, они крепкие.
-Не солдатское это дело, сынок. Пусть офицеры балуются, интеллигенты всякие, вроде тебя. Солдата курево бодрить должно. А от вашей бурды, только спать хочется. Бывало вот так, перед атакой покуришь нашего, ядреного, и весь день, как угорелый носишься.
Самокрутка задымила, обволакивая едким пахучим дымом округу. Дед зажмурился, как кот, и казалось замурлыкал от удовольствия. По опыту, Алексей знал, что сейчас надо помолчать. Дед, сам заговорит.
Так оно и получилось. Утолив табачный голод, Петрович громко хлопнул ладонями по коленям, и бодро вскочил на ноги.
- Ну, что, какая программа пребывания будет?
- Отдых дед, дня три прийти в себя, а потом, как скажешь, что помочь надо. Я вообще богатый, боевые получил. Так, что гуляем старики!
Дед очень пристально, и неожиданно тепло и проникновенно посмотрел на Алексея. Сам, прошедший две войны, он наверное, на какое-то время представил, что стояло за этим слом – боевые.
Подумал, помолчал, тряхнул головой, и понимая, что парню нужно сейчас совсем другое, а не его переживания, громко рявкнул:
- А ну собирайся зануда! Пошли, дорогу покажу до озера, а то заплутаешь.
И немного подумав, тихо так добавил:
- Бутылку и тушенку забирай, я сейчас картохи вареной с огурцами захвачу, там и поболтаем, на бережку.
Лешка заулыбавшись, быстро собрался, не забыв просьбу хитрого деда. Выйдя со двора, и пройдя через огород, на зады, он тихой шаркающей походкой усталого человека, пошел к реке.
Позади его, заметно отстав, семенил дед.
Солнце уже набирало силу. Пели какие-то птицы, и не было никакой войны.
Вот так, наверное и выглядело счастье, настоящее, искреннее.
Показалось...
Немногочисленная очередь в фирменном винном магазине. Впереди стоит девушка. Обычная девушка, ничем не примечательная с виду. Одежда рядовая, неброское лицо офисной моли задумчиво. Блеклые глаза ее, не выразительны. В руках бутылка «Мартини». По сторонам она не смотрит. Мне кажется, что она утонула в собственных мыслях.
Я автоматически перевожу взгляд на ее руки. Они необычны. Хотя необычны, это наверное не то слово. Они красивы. Фантастическое несовпадение с остальным внешним видом.
Это не узкая, с длинными пальцами, рука музыканта. И не, маленькая чуть детско-пухловатая ладошка девочки. Это именно, красивая, практически без изъянов рука принцессы. Или Богини. Все пропорционально, и грациозно. Именно такие руки мы видим на полотнах старых мастеров, именно такие руки у античных скульптур. Изящество, в каждой клеточке.
Интересно, кем она работает? Как ей удается сохранять такую красоту в неприкосновенности? Чьи волосы, она гладит этими руками по ночам?
Я смотрю на девушку уже другим взглядом. И недавняя серость, начинает отступать и развеиваться. И лицо уже не кажется таким неинтересным.
Расплачивается карточкой, скорее всего «бюджетница».
И уж совсем точно, что дома ее никто не ждет, и сегодняшняя бутылка, награда за трудовую неделю. А может все не так? А может, я в своих мыслях я ухожу от истины?
Глаза не могут оторваться, от этих, уже таких знакомых рук. Еще немного и она уйдет. Уйдет навсегда.
Быстро расплатившись, догоняю незнакомку, переходя на шаг, стараюсь успокоить мысли.
- Девушка, вам никто не говорил, что у вас очаровательно красивые руки?
Она медленно останавливается, видимо не понимая, что обращаются к ней.
- Девушка, подождите! Ваши руки…
От ее взгляда, я осекаюсь на полуслове.
- Ты что дурак? На рожу свою посмотри. Руки ему не нравятся. Козел!
Причем тут, моя рожа? Почему не нравятся, даже очень наоборот! Но спросить уже не у кого, девушка ушла за угол.
«Ишь, как сказала – рожа! И чего там ей не понравилось!»
Размышляя иду к машине, сажусь, и ловлю себя на мысли, что о прекрасных руках, я как то уже и не думал.
Наверное показалось.
Шефы
Стихийное бедствие под названием шефы, свалилось на дивизию внезапно.
Уже, на закате Советского Союза, прислали к нам, в Рыбачий, шефскую делегацию, с завода ЗИЛ. Кто подбирал людей к поездке, кто их инструктировал, осталось тайной, но к нам они прибыли в следующем составе: три мужика средних лет, с лицами потомственных алкоголиков, два ветерана завода, безумно радостных, от того, что об их существовании вообще кто-то вспомнил, ну и пять представительниц слабого, так сказать пола.
Вот именно они и вызвали живой, неподдельный интерес, всей дивизии. Поэтому остановимся на них подробнее.
Старшая группы женщин, а так же и всего десанта шефов, была красивая, высокая женщина, лет сорока. На лацкане пиджака, покроенного по последней партийной моде, у нее сверкал депутатский значок. Взгляд ее был властен. Прекрасные, огромные глаза, излучали холод, и уверенность в каждом действии. Наверное такие, в 17-том году, вели революционных матросиков на баррикады. Наши, как то сразу стали ее побаиваться. Вроде слова плохого не сказала, а страх уже лижет сердце. Бррр!
Еще две женщины были явно моложе, и без начальствующего вида, скорее всего из работяг. Одеты, без дешевого московского шика, просто, но со вкусом. Они с любопытством разглядывали моряков, и тихонько перешептывались между собой.
Оставшиеся две представительницы прекрасного пола, были действительно прекрасны! Молодые, лет по 19-20-ть, со стройными фигурами, задорными улыбками и смешливыми глазами. Они не стеснялись ответных, раздевающих взглядов. И, как нам всем показалось, совсем не боялись свою руководительницу. По всему было видно, что плевать они хотели на ее шипящие оклики, и злобные взгляды.
Девчонки просто купались в мужском внимании, и наслаждались жизнью.
Конец августа баловал роскошной погодой. Голубое небо, солнце и море, с темным глубоким отливом.
Шефов немного поводили по береговой базе, и перед ожидаемым вечером банкетом, решили провести на одну из стоящих у пирса лодок.
Выбор командования соответственно пал на нашу. Мы уже почти месяц стояли у пирса, без боезапаса, собираясь к переходу на завод, для ремонта.
Таким образом, условия допуска посторонних на секретный объект, формально были соблюдены.
Начальник политотдела, заглядываясь на строгую, но красивую паргторшу, пинал корабельного замполита – «быстрее, мол, быстрее». Впереди маячил банкет в окружении столь милых дам, и пустая формальность в виде осмотра лодки, была единственным, но неизбежным препятствием приятному окончанию трудового дня.
В ожидании командира и механика курили на пирсе. Девчонки громко хихикали, дамы постарше, цепким взглядом оценивали стоящих рядом офицером, начальница потела, не желая снять номенклатурный пиджак.
Наконец формальности были улажены, и командир широким жестом пригласил всех на борт.
Надо сказать, что одеты женщины были явно неподобающим образом для подобных экскурсий. Все, за исключением начальницы, в легких платьях, большинство на каблуках. Костюмы РБ, им конечно же никто не предложил.
Пока женская часть делегации, с вскриками и громким обсуждением происходящего поднималась к рубочному люку, верхний вахтенный успел доложить в Центральный пост, что и как. И поэтому, как только нога первой, и самой смелой, почти достигла конца вертикального трапа, вытяжная вентиляция была немедленно запущена на полную катушку. Подолы платьев всех находившихся женщин, мгновенно прилипли к лицам. Не понимая, что происходит, все завизжали и застыли на месте.
Вой вентиляции заглушал восторженные крики находившихся под рубочным люком моряков. И только старшая, чья узкая юбка практически не сдвинулась с места, не могла понять в чем дело. Командир, пришел в себя быстро – «Пять суток губы всей вахте!» По этой волшебной фразе, все пришло в порядок, вентилятор выключился, матросы исчезли.
После того, как с горем по полам, вся делегация спустилась в Центральный пост, замполит, пытаясь блеснуть знаниями матчасти, начал сбивчиво объяснять, что же произошло. Командир прервал его, и предложил в сопровождении командира третьего дивизиона пройти по отсекам.
Комдив три, был личностью выдающейся. Маленького роста, с большим, круглым животом, он при всем этом обладал потрясающей энергией и живостью характера. А еще славился в экипаже, как мастер изящной брани и высококлассный специалист.
До перехода на завод оставалась не так много времени, и было как то не до шефов. По отсекам носились матросы, и стояла предпоходовая суета.
Мужская часть делегации, с интересом рассматривала приборы и механизмы, расположенные зачастую в самых неожидаемых местах, цокали языками и с уважением слушали командира дивизиона. Женщины, напуганные темпераментом начала экскурсии, держались несколько зажато, ожидая очередной каверзы.
Носовые отсеки впечатления не производили. Если работяги, еще, как то реагировали на увиденное, то женщин интересовали всего два вопроса, которые они упорно задавали то комдиву три, то замполиту поочередно: «Как вы тут не бьётесь головами?», и «Как, как же без женщин в море?»
Причем последний вопрос интересовал даже суровую начальницу. Комдив делал вид, что не расслышал, а замполит, что то вначале пытался объяснять, но потом замолчал и он.
В первом отсеке делегацию «обшипела» минерская кошка, во втором, маленьком, проходном, обматерил командир отсека, с виду вполне интеллигентный человек, - кто-то из заводских, пользуясь всеобщей суетой, попытался стащить на память аварийный фонарь.
В третьем, откуда-то снизу, появился чумазый матрос, непонятной национальности, и взглянув на прогуливающихся по средней палубе шефов, разразился длиной фразой на непонятном языке, смысла которой никто не понял, но интонации были явно нецензурные.
Девчонки улыбались. Дамы постарше, озабоченно вращали головами, на всякий случай придерживая юбки и платья. Суровая начальница всем своим видом выражала недовольство поведением членов экипажа.
Замполит, видя это, и боясь, что она нажалуется за столом начпо, пытался отшучиваться. Получалось это все несколько убого, и даже жалко.
Ракетные отсеки, в силу их секретности, прошли быстро. В жилом оживилась мужская часть делегации, из каюты старпома шел сильный, не с чем несравнимый запах спирта, он выдавал «шило». Это внушало оптимизм, и предвещало хороший вечер.
На камбуз хотели взглянуть все. Но узкий коридор не позволял этого сделать, и пришлось выстраиваться в очередь. Кок-инструктор, по внешнему виду, брат-близнец комдива три, пока заглядывали женщины, терпел, но его хватило ненадолго, и руки сами потянулись к лежащему на разделочном столе ножу. Заметив это, замполит сделал страшное лицо, и повел всех дальше.
В кают-компанию не заходили, там накрывали столы, и мешать вестовым не стали.
На верхней палубе, возле амбулатории, стоял доктор. Красивое лицо его было грустным. Всем своим видом, он давал понять, как же все его в жизни достало. Перед ним находился невысокого роста, худенький матрос. Невзирая на шефов, доктор продолжил свою лекцию.
- И где же ты гаденыш, в нашем маленьком, закрытом городке, умудрился подцепить эту заразу?
Матрос, краснел, потел, вздыхал и хлюпал носом. Замполит, начал дергать доктора за куртку, но тот не обращал внимания.
- Сволочь, ты такая! Как же ты Родину защищать будешь, если себя защитить не можешь.
Доктора было не остановить.
- Дорогие гости, тут у нас небольшая профилактическая беседа доктора с личным составом. Пройдемте дальше.
Улыбающиеся гости, понимающе закивали головами. Но дальше идти уже было некуда. Дизельный, реакторный и турбинный отсеки интереса вообще не представляли.
Пришлось зайти в курилку. Бледно-желтая когда то краска, которой была выкрашена курилка, от времени и никотина была покрыта тёмно-коричневыми разводами. Несмотря на всевозможные фильтры, запах стоял явно не самый ароматный. Поэтому сказав пару дежурных фраз, зажатым теснотой помещения шефам, замполит, вывел всех обратно.
Возле амбулатории стоял уже один доктор, с явным и нескрываемым интересом поглядывающий на женщин. Он был известен всей флотилии, как отъявленный сердцеед.
От такого наглого разглядывания, лицо старшей группы, стало покрываться пятнами, но доктора этим было не пронять, и он заинтересованно, продолжал смотреть явно оценивающим, бесстыдным взглядом.
Ситуацию разрядил, вовремя появившейся вестовой.
- Тащь! Столы накрыты! Командир просит гостей отведать, так сказать хлеб-соль!
Замполит про себя отметил, что взгляд матроса, своей наглостью не сильно отличался от докторского.
- Товарищи прощу всех спуститься на одну палубу ниже и познакомиться с еще одной стороной нашей жизни, а заодно оценить работу наших коков. Поверте, они, как никогда очень старались!
Комдив три, радуясь окончанию экскурсии, тихо исчез.
Чинно, двигаясь строго в затылок, друг другу, вся делегация зашла в кают-компанию.
Надменно взглянув по сторонам, руководительница, видимо достаточно привыкшая ко всякого рода банкетам, прошла и села во главе центрального стола.
Стоявший у раздаточного окна матрос, чуть не выронил из рук тарелку. Такое наглое попрание всех установленных традиций он видел впервые за два года службы.
Замполит судорожно стал соображать, что делать. Командирское место, а именно его заняла строгая начальница, было всегда свято, и даже главком, посещавший лодку в прошлом году, сидел на соседнем месте, ничуть не претендуя, на главенство. Традиции, есть традиции.
Неловкость, возникшую в результате все этого, быстро разрешил доктор. К этому моменту он уже успел переодеться, и с наглым видом зашел вслед за шефами, объявив, что ему, дескать, по должности, необходимо снять пробу с приготовленных блюд.
Именно доктор, галантно взяв под руку строгую даму, нежным, воркующим голосом сообщил ей, что в это кресло вмонтированы специальные датчики, подключенные к управлению ракетным оружием. Ведь действительно, не известно, когда пойдет команда на его применение. Так, что сидеть на нем может только командир.
Насмотревшись на всякие диковинные чудеса, женщина уже ничему не удивлялась, и молча, к всеобщему облегчению, пересела на соседний стул.
Ситуация слегка разрядилась.
Пришел командир, и несколько, внушающих доверие замполиту офицеров, так сказать для поддержания разговора, ну и все такое прочее.
Разлили вино. Старшая, озабоченно посмотрела на мужскую часть своей делегации. Но те, видимо помня предварительные инструкции, вели себя чинно.
Командир, невысокого роста, несколько невзрачного вида мужчина, произнес короткую дежурную речь. Что, он мол несказанно рад присутствию на борту его корабля таких замечательных людей. Ну, и все такое прочее.
Старшая, произнесла ответный спич, и выпив, все начали дружно работать ложками и вилками.
После третьего бокала, обстановка стала разряжаться. Начали завязываться какие-то разговоры. И только молодые девчонки, без устали щебетавшие на пирсе, как то смущенно примолкли, видимо стесняясь непривычной для них обстановки.
Старшая, входя в привычное похоже, для нее состояние, расстегнула сковывающий движения пиджак.
Потомственных алкоголиков, способных помешать общению, передали в руки боцмана, предварительно выделив из запасов старпома литр «шила», и он увел их к себе в каюту.
Ветеранов, чьи питейные способности, вызывали некоторые сомнения, вручили в чем-то видимо провинившемуся начхиму, который бурча проклятья, в адрес КПСС в целом, и замполита в частности, удалился с ними в неизвестном направлении.
И так, остались самые надежные, с точки зрения замполита, проверенные и морально устойчивые офицеры. Правда доктор, хоть и не внушал доверия, однако вел себя на удивление спокойно и рассудительно.
Командир вскоре убыл. Атмосфера банкета стала более раскованной.
Вот только интендант, тревожно глядя за быстро таящими запасами вина, прикидывал видимо в уме, как потом все это придется списывать. Затем видимо, что-то решив, отозвал старпома в сторону, и после короткого перешептывания, оба исчезли.
Замполит сиял, источая красноречие. Тосты лились беспрерывно. Старшая дама сняла пиджак, бросив его на диван, и уже почти не стесняясь, расстегнула пару пуговиц на блузке.
Молодые девчонки, сидевшие за дальним столом, в компании почти не пьющего командира боевой части связи, да к тому же представлявшего из себя примерного семьянина, явно заскучали. Пить они в силу своего возраста, так, как пили их более старшие, и умудренные жизнью товарищи, они не могли. И от того грусть их с каждой минутой только возрастала.
Что бы разнообразить обстановку, они попросили показать им дорогу в гальюн. Что с особым удовольствием и выполнил сияющий вестовой.
После этого девушки пропали, но внимания на данный факт никто не обратил. События за центральным столом развивались с удвоенной скорость.
Дело в том, что озаряя, своей довольной физиономией округу интендант, принес очередную партию бутылок. Замполит, быстро их разлил, и первым выпив, как то недоверчиво посмотрел на бокал, потом перевел взгляд на бутылку. Выражение его лица указывало на то, что ее содержимое явно не соответствовало этикетки. Но всем было уже все равно.
В это время в штабе, начинал беспокоиться начальник политотдела. Он уже в самых сочных красках рассказал командиру дивизии и начальнику штаба, о красотах и прелестях женской части прибывших шефов. И теперь горел нетерпением продемонстрировать их воочию.
Но время шло, а от дежурного по штабу все никак не поступало долгожданного доклада о прибытии делегации.
Выждав еще час, он решил позвонить на лодку. Сбивчивый доклад дежурного по кораблю, ясности в происходящее не внес. Пришлось идти на борт самому.
Начпо был зол. Так его уже давно не подводили, и спускаясь в рубочный люк, он обдумывал план наказания замполита. Замыслы были ужасны.
Удивительно, но для его тучной фигуры, он быстро и проворно добрался до жилого отсека и вихрем ворвался в кают-компанию.
Возле командирского стола, размахивая блузкой, танцевала старшая группы. Ее тело оказалось подстать лицу – оно было прекрасно. Волосы, недавно еще собранные в тугой пучок, распущенны, и плавными струями, стекали на красивые плечи. Взгляд сиял!
Замполит, об изничтожении которого, так мечтал наш партийный босс, сладко спал, положив голову в чистую тарелку.
- Эстет, твою мать! - машинально подумал начпо.
Ближе всех к танцующей начальнице, четко отстукивая ладонями зажигательный кавказский ритм, сидел доктор. Щеки его, рубашка и шея, были измазаны помадой.
Остальные две образцовые работницы, целовались с офицерами в комнате отдыха.
Понимая, что орать сейчас было бесполезно, он побежал в каюту к командиру.
- Значит так! Если через пятнадцать минут, все не будут в приличном состоянии, я вам устрою такую жизнь, что даже выдумать не могу!
И начпо на секунду зажмурился, представляя, что он будет делать, но перед глазами стояла только одна картина – кастрация доктора. И он открыл глаза.
- Что стоите! Выполнять! Я здесь пока посижу.
Командир выбежал из каюты.
Найти мужскую часть делегации оказалось делом несложным. Пьяные но, как говориться все в сборе, да к тому же интерес к ним был исключительно - постольку поскольку. А вот с молодыми девчонками пришлось повозиться. Но после долгих поисков их все таки вытащили откуда то, из кормовых отсеков, несколько помятых, но в целом довольных и трезвых.
Наибольшую сложность представляла попытка отловить оставшихся. К моменту прибытия командира в кают-компанию, в ней кроме тихо пускавшего во сне пузыри замполита, никого уже не было.
Командир рванул по каютам, ему помогал злой от того, что его не позвали на банкет, механик.
Одну барышню, как не странно, вытащили из каюты старпома. Она по-идиотски улыбаясь, беспрерывно поправляла платье. Старпом, как и положено, внешне олицетворял собой оживший Устав, и только сильный перегар, давал понять окружающим, что не все так ладно.
Вторую работницу, смогли отыскать в каюте ракетчиков. Вид ее тоже оставлял желать лучшего. Но офицеров, как ни странно, рядом не было. С кем она там была, осталось загадкой.
Куда делась старшая, долго не могли сообразить. Но командир на то и командир, что бы знать свой экипаж досконально.
Выслушав доклад об отрицательных результатах поиска, он двинулся к амбулатории. Дернув ручки задрайки двери, он убедился, что закрыто изнутри.
- Доктор, открывай, или расстрел!
Ответом была тишина.
- Доктор, последнее предупреждение, и я дам команду ломать дверь!
Опять тишина.
- Комдива три ко мне, с инструментом! Доктор, тебе конец!
Как ни странно, но вместо ожидаемого голоса доктора, раздался милый голосок суровой руководительницы.
- Да иди ты куда подальше! Будешь нам мешать, я в Москве доложу, кому надо, и на пенсию тебя, по здоровью!
Командир опешил. Но подумав, решил судьбу не испытывать, Бог его знает, депутатом каких советов являлась данная мадам. И так, и так огребать придется по полной.
Руководительницу делегации из амбулатории смогли уговорить выйти только утром. Вид ее был несколько озабочен, но выглядела вполне пристойно. Почти, как перед посещением лодки. И только блеск глаз, говорил, что и партийным аппаратчикам, ничто человеческое не чуждо.
Делегацию шефов мы больше не видели. Командир дивизии выгнал корабль на якорь, и дальнейшая наша подготовка к переходу, проходила без схода на берег.
Как и кого наказали персонально, история умалчивает. Однако доктор, объявленный начальником политотдела личным своим врагом, вскоре уволился, и как ни странно оказался в Москве, по слухам - директором какой-то совместной с шведами фирмы.
Видимо женщине надо уметь угодить. Ну, а может это была просто случайность.