У нового героя мультимедийного проекта U MAGAZINE Павла Филиппова рыжие волосы и широкая подкупающая улыбка. В спектаклях МХТ он часто играет персонажей простодушных и открытых — от Ивана Бездомного в «Мастере и Маргарите» Яноша Саса и Ивана Гречки в спектакле Михаила Рахлина «Омон Ра» до пылко влюбленного пастуха Сильвия в «Как вам это понравится?» Юрия Муравицкого. Но свойственны ему и другие краски — чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть спектакль «19.14», где герой Филиппова — ожесточенный французский солдат Жак. Вот и для проекта U MAGAZINE Павел выбрал монолог Ричарда III из трагедии Шекспира
Несмотря на то, что Павел был принят в труппу МХТ только в 2022 году, после окончания курса Игоря Золотовицкого и Сергея Земцова в Школе-студии МХАТ, в театре он старожил. На знаменитую мхатовскую сцену Филиппов выходит уже семь лет. Как же так получилось?
Павел, вы лишь два сезона в труппе Московского Художественного театра, а у меня чувство, будто вы состоите в ней давным-давно.
У меня тоже такое чувство. Я ведь пришел в театр в 2016 году. Моя первая роль была в спектакле Яна Кляты «Макбет».
Сколько вам тогда было лет?
16. Помню, на прогоне «Макбета» поднимается занавес, мы, солдаты Макбета, лежим на сцене в тысяче зеленых воздушных шариков, и я думаю: «Мне 16 лет, а я уже на сцене Художественного театра. Круто!»
А как вы попали в этот спектакль?
Я учился на втором курсе Московской театральной школы Олега Табакова. И к нам пришла многолетняя помощница Табакова Ольга Семеновна Хенкина, чтобы отобрать ребят в массовку «Макбета». Пригласили 21 человека: пять с моего курса, десять—с курса младше и еще несколько ребят постарше. Сначала мы несколько месяцев занимались с балетмейстером Доминикой Кнабек, которая ставила танцевально-акробатические номера. А дальше режиссер сказал: «Есть маленькая роль на четыре реплики, и играть ее будет кто-то из вас». А так как я везде танцевал на первой линии, безумно хотел играть, просто весь сиял, то Доминика меня заметила. Она вывела меня за руку и сказала: «Давайте это будет Паша». И мне дали роль. Четыре реплики и общая сцена с Алексеем Кравченко, который играл Макбета,—это было такое счастье! Просто какой-то катарсис.
Причем я единственный играл без микрофона. У меня хватило наглости заявить режиссеру: «А зачем мне микрофон? Я могу говорить громко!» Он возразил: «Но все работают с микрофонами». А я: «Давайте на прогоне я буду играть без микрофона, а вы садитесь подальше и послушайте». Клята офигел, наверное, от моей наглости, но сел в конце зала и потом сказал: «Отлично. Так и играй».
Для меня микрофоны на сцене – больной вопрос. Я не понимаю, почему сегодня их постоянно используют в спектаклях даже в малых залах.
Я тоже не понимаю. Я готов рвать связки, но играть без микрофона. Потому что это совершенно другое существование на сцене. С микрофонами мы приближаемся к киношному существованию, когда артисты работают на крупный план. Конечно, в этом тоже есть своя эстетика и свои плюсы. Но, видимо, тут включаются мои амбиции—хочется, чтобы мы, как артисты, были больше, крупнее. И кажется, для того, чтобы этого достичь, нужно поработать без микрофонов.
В спектакле МХТ «Как вам это понравится?» в постановке Юрия Муравицкого, где вы играете придворного Ле-Бо и пастуха Сильвия, как раз и работают без микрофонов.
Да, это такая веселая ироническая игра в шекспировский «Глобус», в площадной театр. Мы представили, как артисты могли декламировать стихи в елизаветинские времена. Ощущение очень крутое! Возникают совсем другие инструменты общения с партнером и с залом, другой энергетический заряд.
Вы с детства на сцене. А как увлеклись театром?
В 9 лет я мечтал научиться играть на фортепьяно или на гитаре. И в какой-то момент мы с папой стали искать мне музыкальную школу. Однажды ехали в метро и услышали рекламное объявление (тогда в метро еще крутили рекламу), где сказали, что идет набор в студию «Маленькая Луна» при Театре Луны. И что там ребенка научат всему: танцу, вокалу, игре на музыкальных инструментах. Я пришел туда. Оказалось, что им в спектакль Театра Луны требуется мальчик моего возраста на роль Лешего. А у меня в то время была огромная копна рыжих волос. И они меня взяли. Сказали: вы нам нужны в спектакле, приходите заниматься. Я безумно полюбил студию, и в 8 классе ради нее стал даже школу пропускать.
В итоге я переиграл все детские роли в спектаклях Театра Луны. И понял, что в жизни меня интересует только актерская профессия.
Почему пошли учиться именно в Театральную школу Олега Табакова?
Дело в том, что я был знаком с моими нынешними коллегами по МХТ задолго до того, как сюда пришел. Я в детстве снимался с Юлией Чебаковой, дружил с Кузьмой Котрелевым, он постарше меня на пару лет. Мы встречались на киностудиях. Знал Дениса Парамонова (все трое—артисты МХТ имени А.П. Чехова—прим. А.М.) И я узнал, что ребята—Денис и Кузьма—учатся в школе Олега Табакова. Позвонил Кузьме, он мне все рассказал про этот колледж. Я говорю: «Ну все, я к тебе поступаю!» А он: «Да ты еще поступи!» Но у меня вообще не было страха, я считал: раз я очень хочу, значит, все должно получиться! Так и случилось.
Олег Павлович часто бывал в колледже?
Постоянно. Приезжал к нам на самостоятельные показы, даже на капустники. Олег Павлович очень любил колледж. И я его продолжаю любить, хотя и давно уже закончил,—потому что я благодарен тому теплу и заботе, которыми нас окружил в колледже Табаков. Мы ни в чем не нуждались, единственное, что от нас требовалось,—учиться и заниматься творчеством. И сегодня, работая в МХТ, я стараюсь отдавать ту любовь, которой меня окутывали там. Вот я сижу с вами разговариваю—а вокруг меня ореол той любви. Есть такая фраза «не сотвори себе кумира». Но я сотворил и не вижу в этом ничего плохого. Мне хочется быть похожим на Олега Павловича.
Дальше вы поступили в Школу-студию МХАТ, что довольно нетипично, ведь многие выпускники Московской театральной школы Олега Табакова просто идут работать по профессии, а не снова учиться.
Мне всегда было очень важно получить высшее образование, я хотел быть разносторонне развитой личностью. В то время я репетировал спектакль в МХТ с Игорем Яковлевичем Золотовицким—«Офелия боится воды». На репетициях спросил совета у Игоря Яковлевича, куда лучше идти, и он рекомендовал мне поступать везде. А в тот год набирали очень сильные мастера. И я везде прошел вплоть до конкурса.
Сложно было выбрать?
Я всегда хотел в Школу-студию, я ведь уже играл в МХТ. Вообще конкурс у всех мастерских назначается на один день. Видимо, это делается для того, чтобы каждый абитуриент для себя определился, чтобы не было метаний, запасных вариантов. Есть в этом какое-то соперничество. Если ты уже дошел до конкурса, скажем, в трех театральных институтах—будь добр, сделай выбор. Накануне конкурса мне позвонили из мастерской Олега Кудряшова и спросили: «Павел Борисович, а почему вы не приносите документы? Мы ждем вас на конкурсе и вообще-то хотели бы видеть вас на курсе». Тогда я позвонил Игорю Яковлевичу и спросил, что мне делать. И Игорь Яковлевич по секрету сказал: «Паш, никуда тебе не надо идти. Все у тебя хорошо».
У вас в Школе-студии было чувство, что вы уже все знаете и учиться вам нечему?
Оно у меня было весь первый курс. Я тогда существовал на полном отрицании происходящего. Первый год в театральном вузе—это вообще очень тяжело. Это настоящий курс молодого бойца. Каждый день с 9 утра до 12 ночи ты занимаешься всем, чем только можно, от мытья полов и переноски декораций до разбора сложнейших текстов Шекспира или пьес театра абсурда. У тебя нагрузка не только физическая, но и моральная. Это просто изнемогающая тяжесть. А я еще и должен был успевать приезжать в МХТ и выпускать тут два спектакля—премьеры «Офелия боится воды» и «ХХ век. Бал» состоялись в ноябре и декабре 2018 года. И у меня внутри росло сопротивление: почему я должен придумывать этюды про животных, почему меня ругают за какого-то кабанчика, который у меня не выходит, когда я играю большие драматические роли? Когда я выхожу на сцену с Натальей Максимовной Теняковой в спектакле «Офелия боится воды», и я веду эту сцену, и зал смеется? А на следующее утро я прихожу в аудиторию и мне говорят: «Очень плохой этюд. Вообще не туда».
Я понял, что театр одно, а учеба совершенно другое. И долго думал, как бы мне процессуальность, которая есть в обучении, перевести в результат, который я должен выдавать на сцене. Как все это соединить? И до сих пор об этом думаю. Мне важно находиться в поиске, быть живым.
Я помню, как вы, еще студентом, начали репетировать роль Феофила в спектакле Виктора Крамера «Враки, или Завещание барона Мюнхгаузена». От вас сразу было ощущение уверенности, мастеровитости.
Понимаю, о чем вы говорите. Я бы сказал, что это моя защитная подушка, которую я стараюсь «подкладывать» в самом начале работы. Выстраиваю рисунок образа и точно знаю: как бы я себя не чувствовал—а ситуации бывают разные—но это я сыграю. А дальше ищу то самое интересное и живое, что не вписывается в схему.
В схему не вписывается и ваш выбор отрывка для проекта U MAGAZINE. Почему вы решили прочесть именно монолог Ричарда III из трагедии Шекспира?
По скорости существования, по темпераменту этот персонаж мне близок. Кроме того, это очень интересный монолог, полный перевертышей. Я уже пробовал играть Ричарда III в самостоятельных показах. У меня не получилось. Наверное, я просто еще слишком молод для этой роли. Но я буду пытаться и дальше. Я убежден, что мы становимся артистами сильнее и лучше, чем были, только когда перерастаем себя, когда делаем то, что нам прежде не давалось.
А можно это сделать самому, без режиссера?
Я верю, что да. Просто путь получится длиннее. Но если ты найдешь своего режиссера, своего человека, который скажет «я знаю, как тебе помочь»—это будет вообще подарок судьбы.
Вы пока такого режиссера не встретили?
У меня была прекрасная встреча с Аллой Михайловной Сигаловой, с которой я работал на спектакле «ХХ век. Бал» и на нашей студенческой постановке «Мне 20 лет». Алла Михайловна дала мне понять, в чем заключается моя индивидуальность, как мне нужно двигаться. Она великий педагог. Ведь лучший наставник—тот, кто помогает ученикам самим дойти до каких-то важных вещей. Не чтобы артист копировал показ режиссера—это мне сделать легко, но для себя я мало что пойму. А сделать так, что твое сердце и душа откроются, и тебе станет видна суть роли.
Вообще я благодарен всем, с кем поработал: и Сергею Васильевичу Женовачу, у которого я играл в «Заговоре чувств», и Адольфу Яковлевичу Шапиро, вводившему меня в спектакль «Мефисто». Адольф Яковлевич довел меня до слез. У меня ничего не получалось, я не мог сыграть четыре слова в реплике, стоял и при всех артистах плакал. Адольф Яковлевич—очень тонкий режиссер, ему важны мельчайшие подробности. Ему было важно, чтобы я в четырех словах сыграл судьбу своего персонажа Бека. В итоге за пять дней, что мы репетировали, он подарил мне больше, чем кто-то может дать за полгода.
Иногда встречаешься с режиссером и думаешь: я вообще с ним не согласен. Ну совсем он говорит поперек того, во что я верю в театре. Но идеи отказаться не возникает. Наоборот, я думаю: а почему я так к этому отношусь? Наверное, потому что это не мой привычный способ существования. Отлично, значит, я должен с ним поработать. Это лет в пятьдесят я смогу отказываться: нет, спасибо, я это уже проходил. А пока—все в свою копилочку, все в свой чемоданчик.
Не первый год я вижу вас на церемонии вручения памятных знаков «Чайка», одной из самых теплых традиций МХТ. У вас отношение к этому дому…
… Как к дому. Я же тут провожу все свое время. В прошлом году с октября по май у меня почти не было выходных. Репетиции, вводы—я каждый день был в театре. Я живу здесь. И очень благодарен этому обстоятельству. Потому что, честно сказать, в обычной жизни мне скучновато, мне там особенно нечего делать. А в театре, бывает, ты за один день успеваешь прожить несколько жизней.
