На север и северо-восток от верховьев Днепра и его притоков лежали обширные территории, куда не пускали киевских вирников и сборщиков дани. Над «русским» югом, Русской землей князя Игоря, нависал огромный «славянский» север, который в течение всей первой половины Х в. развивался самостоятельно, не испытывая на себе сколько-нибудь заметного влияния Киева. Здесь закладывались во многом иные традиции и формы экономической, политической и культурной жизни восточного славянства.
К числу древнейших политических объединений, положивших начало государственному оформлению северорусских земель, принадлежали племенные союзы псковских и полоцких кривичей.
Псковские кривичи заселили бассейны реки Великой и Псковского озера. Уже в VIII в. возник их племенной и культовый центр – Изборское городище*. В течение следующего столетия оно опоясалось бревенчатой стеной и превратилось в укрепленный детинец, рядом с которым в первой половине Х в. вырос окольный город (посад) с уличной застройкой. Такую же картину градообразования археологи наблюдают в Полоцке – городском центре другой группировки кривичей, обосновавшейся в верхнем течении Западной Двины [Седов В.В. Восточные славяне в VI–XIII вв. М., 1982, с. 243]. Появление подобных центров свидетельствует о наличии у местных кривичских общин «своего княжения» и переустройстве родоплеменной организации на земских началах.
* Норманнисты спешат пояснить, что Изборск – это искаженный славянами «чисто скандинавский» топоним Исуборг, «город на Иссе» (Исса – левый приток Великой) [Белецкий С.В. Возникновение города Пскова (к проблеме участия варягов в судьбах Руси) // Шведы и Русский Север: историко-культурные связи. Киров, 1997, с. 143–144]. Своими аргументами, разбор которых увел бы нас далеко в сторону, они доказывают только то, что норманнизм – не более, чем безответственное упражнение в филологическом остроумии. По нормам словообразования в славянских языках скандинавское -borg никоим образом не может дать славянское -борск. Название Изборска восходит, конечно же, к славянскому глаголу избрати (ср. слова «изборник», «избранник» и т. д.), и означает «место, избранное для поселения» [Нерознак В.П. Названия древнерусских городов / Под ред. Д.С.Лихачева. М., 1983, с. 78–79] или «избранное место».
Особая историческая роль в освоении северного края принадлежала ильменским словенам. Это летописное племя не было племенем в собственно,м смысле слова, то есть этнической общностью, основанной на кровнородственных связях. Именем ильменских словен летописец назвал территориальный союз нескольких племен, – по археологическим данным, преимущественно выходцев из западнославянских земель – междуречья Вислы и Эльбы, и отчасти из верхнего Подвинья и Псковского обозерья [Седов В.В. Восточные славяне в VI–XIII вв. М., 1982, с. 47, 48, 66].
Славянскими первопроходцами на территории Ильменского басейна были кривичи (из полоцкой и псковской группировок), представленные культурой длинных курганов VI–VIII вв. Но этот переселенческий поток, относительно немногочисленный, довольно быстро иссяк.
Этническим ядром словенского союза стало население, которому принадлежит культура новгородских сопок VIII–IX вв. Поскольку в сопочных захоронениях присутствуют элементы погребальных традиций западных финнов и балтов, то распространение этих памятников в Приильменье и Приладожье логичнее всего увязать с миграцией ближайших соседей этих этносов – славян Польского Поморья и вислян. Археологи высказывают предположение, что «предки словен… в процессе расселения пересекли балтские земли, может быть, где-то в бассейне Немана» [Там же, с. 66]. В Понеманье имеется местный Ильмень («Илмунас») – гидроним, явно «оставленный» балтам словенами в ходе их переселенческого движения на восток. Попутно замечу, что расселение ильменских словен не определялось «торговым интересом», как то полагали многие ученые. Подытоживая современные наблюдения над географией распространения новгородских сопок, В.В. Седов пишет: «Старое мнение, что сопки в основном сосредоточены на берегах крупных рек, т. е. на торговых путях, связывавших север Европы с арабским Востоком и Византией, не соответствует действительности. Абсолютное большинство сопок находится на мелких речках, не пригодных для древнего судоходства» [Там же, с. 59].
К середине IX столетия четко обозначилась территория компактного проживания ильменских словен – Словенская земля, охватившая прибрежные полосы Ильменя, Волхова, Ловати, Мсты, а также верховья Луги, Оредежи и Мологи. Туземное финноугорское население – водь, ижора и вепсы (летописная весь) – не покинуло места своего проживания и, будучи вовлечено в активный ассимиляционный процесс, оказало заметное влияние на культуру и религиозные представления пришельцев. Заселение словенами смежных со Словенской землей областей продолжилось по трем основным направлениям: в сторону Ижорского плато, Белозерья и Волго-Клязьминского междуречья.
Формирование союза ильменских словен происходило в границах Словенской земли, в течение VIII–первой половины Х в. Политическая организация словенского союза строилась на основе традиционных родоплеменных отношений, в рамках которых «малым племенам», осевшим в той или иной части Словенской земли, была предоставлена достаточно широкая автономия. Так, в Волховском устье образовалась Ладожская земля, охватившая пятидесятикиломеровую прибрежную кайму вдоль нижней, порожистой части реки.
Неблагоприятные внешние обстоятельства: удаленность от основного ареала Словенской земли, этнически чуждое (финноугорское) окружение, открытость для нападений извне – довольно скоро объединили ладожских славян в крепкий племенной союз. Сплоченность ладожской общины перед лицом внешних вызовов и угроз стала залогом высоких темпов ее социально-экономического и политического развития. Центром Ладожской земли была Ладога, которая едва ли не с момента своего основания (середина VIII в.) уверенно заняла видное место в ряду крупнейших городов Северной Европы.
В первой половине Х в. Ладога переживала период расцвета. Появление посада увеличило ее площадь до 12 гектаров. На смену стихийному росту городской территории пришла регулярная уличная застройка, в результате которой обособился целый ремесленный квартал. Земляные укрепления детинца преобразились в грозную каменную крепость. Прочные торговые связи установились как с близлежащей финской округой, так и с отдаленными областями и странами. Ладожская чудь везла в город пушнину, поморские славяне, балты и скандинавы – «франкские» мечи, стеклянные бусы, бронзовые фибулы, янтарь, костяные гребни, другие украшения и предметы туалета, а также рабов; по Волге и Дону из Закавказья, Прикаспия и Средней Азии поступали дирхемы, наборные пояса, бусы из горного хрусталя и сердолика, ткани, пряности и т. д. Впрочем, торговля не была основным занятием ладожан: доля импортных изделий, инструментов и товаров в ее культурных слоях невелика [Франклин С., Шепард Д. Начало Руси: 750–1200. СПб., 2000, с. 35]. Горожане жили за счет земледелия, охоты, ремесла.
За истекшие полвека в оценках и определениях выдающегося значения Ладоги в раннесредневековой истории возобладал неверный подход. Добытый археологами обильный материал, превративший Ладогу в один из наиболее «знакомых» нам древнерусских городов, был ошибочно истолкован как свидетельство ее политической обособленности, чуть ли не полной независимости от Словенской земли. А.Н. Насонов, первым затронувший тему своеобразия Ладожской земли, еще осторожно писал о ней как о части Новгородской земли, которая до середины XI в. складывалась самостоятельно [Насонов А.Н. «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства. М., 1951, с. 115]. Позднейшие исследователи уже уверенно говорят о Ладожском «протогосударстве» [Мачинский Д.А. О времени и обстоятельствах первого появления славян на северо-западе Восточной Европы по данным письменных источников // Северная Русь и ее соседи в эпоху раннего средневековья / Под. ред. А.Д. Столера. Л., 1982, с. 20–21] и Ладоге – «столице Верхней Руси» [Кирпичников А.Н., Дубов И.В., Лебедев Г.С. Русь и варяги // Славяне и скандинавы. М., 1986].
Стремление включить Ладогу в мировые цивилизационные структуры в качестве европейского и даже евразийского явления (стремление вполне законное при нынешнем состоянии «ладоговедения») удивительным образом сочетается с полным забвением ее коренных связей со Словенской землей. До создания завершенного образа «космополиса», ориентированного на обслуживание международной транзитной торговли, осталось совсем немного, и этот научный фантом явится закономерным итогом изучения истории Ладоги в отрыве от истории словенского союза.
Хотя Ладожская земля и располагалась географически несколько особняком от Словенской земли, это обстоятельство не должно вводить нас в заблуждение: обе они составляли единое целое. В словенском союзе Ладоге было отведено свое, чрезвычайно ответственное назначение. Город и его ближняя округа, где размещалось еще несколько укрепленных поселений, играли роль «словенской перемычки» на одном из самых важных и сложных участков балтийско-волжской торговой магистрали, обеспечивая (а если нужно, то и запирая) волховское судоходство в районе Гостиннопольских и Пчевских порогов, общей протяженностью 36 километров. Благодаря этому Словенская земля была надежно защищена от разбоев скандинавских и славяно-вендских пиратов и имела свой пай в международном торговом промысле.
Скандинавские саги отлично запомнили пропускные функции Ладоги, которую они изображают своеобразной «прихожей» Словенской земли, где гости дожидаются позволения войти к хозяину. Вот как «Сага об Олаве Святом» из «Круга земного» Снорри Стурлусона рассказывает о поездке в начале 1035 г. норвежских вождей на Русь («в Гардарики») за малолетним наследником престола Магнусом: «Ранней весной начинают они свою поездку, Эйнар Брюхотряс и Кальв Арнасон, и была у них большая дружина и самые лучшие люди, какие только были для этого в Трендалеге. Они… поплыли летом на восток в Гардарики, пришли осенью в Альдейгьюборг [Ладогу]. Отправили они тогда послов в глубь страны в Хольмгард [Новгород] к конунгу Ярицлейву [Ярославу] с сообщением, что они предлагают взять с собой Магнуса, сына конунга Олава Святого, и сопровождать его в Норег [Норвегию] и оказать ему помощь в том, чтобы он добился своих родовых земель, и поддержат его в том, чтобы он стал конунгом над страной. И когда это сообщение достигло конунга Ярицлейва, тогда он держал совет с княгиней и другими своими хевдингами [знатными людьми]. Все они согласились, что норвежцам следует послать слово и тем самым вызвать их к конунгу Ярицлейву и Магнусу. Был им дан мир [гарантии безопасности] для их поездки».
Такой же порядок проезда иноземных послов или купцов в глубь Новгородской земли – прибытие в Ладогу, ожидание разрешения на дальнейшие передвижения, получение «мира» и т. д. – описан и в некоторых других сагах, а также в латиноязычной «Истории о древних норвежских королях» монаха Теодрика, хрониста второй половины XII в.* [Джаксон Т.Н. Исландские саги о роли Ладоги и Ладожской волости в осуществлении русско-скандинавских торговых и политических связей // Раннесредневековые древности Северной Руси и ее соседей. СПб., 1999, с. 21]. Не похоже, чтобы это было нововведение «конунга Ярицлейва». По мнению знатока ладожских древностей А.Н. Кирпичникова, «торгово-пропускные функции Ладожской области», характерные для XI–XII вв., «были унаследованы от значительно более ранней поры» [Кирпичников А.М. Древнерусское оружие // Свод археологических источников Е 1–36 (3). М.; Л., 1971, с. 96].
* Как это, спрашивается, согласовать с норманнистскими россказнями, будто бы викинги беспрепятственно сновали между Балтикой и Черным морем, чувствуя себя полными хозяевами восточнославянских земель, снимая пенки с восточной торговли и нарекая славянских туземцев своим «русским» именем?
Саги также неоспоримо свидетельствуют о ключевом значении Ладоги в защите Новгородской земли от нападений со стороны Балтийского моря. «Сага о Стурлауге Трудолюбивом» повествует о войне викинга Франмара с конунгом Альдейгьюборга Ингваром (см. ч. I, гл. 1, II наст. изд.). В «Круге земном» рассказывается, как в самом конце Х в. норвежский ярл Эйрик «отправился на восток в Гардарики против Вальдамара Старого [Владимира I Святославича] и воевал во многих местах в его государстве. Он разрушил Альдейгьюборг [Ладогу] и взял там много богатства, и еще дальше продвигался он [вперед] на восток в Гарды». Стратегический смысл действий Эйрика, обрушившегося в первую очередь на Ладогу, вполне очевиден: до тех пор, пока Ладога держала на запоре волховские «речные ворота», Словенской земле ничто не грозило.
Наши летописи говорят о том же. Все крупные военные операции шведов против новгородцев начинались под Ладогой. Так, Новгородская I летопись сообщает, что в 1164 г. «придоша Свея под Ладогу». Войско ярла Биргера, высадившееся в 1240 г. в устье Ижоры, имело своей первоочередной целью захват Ладоги («приде весть, яко свеи идуть к Ладозе»), после чего шведы намеревались «восприяти» сам Новгород и «Новгородскую всю область». Косвенные доказательства исконного нахождения Ладоги в составе Словенской земли представляет археология. В городе обнаружены остатки культовой языческой постройки, намеренно уничтоженной в последней четверти Х в. [Дубов И.В. Новые источники по истории Древней Руси. Л., 1990, с. 55]. Это значит, что ладожане последовали примеру Новгорода, сокрушившего своих языческих кумиров, – иначе говоря, подчинились выбору Словенской земли, блюдя известный нам принцип общинной иерархии: «на что же старейшии сдумают, на том пригороды стануть».
Политическое первенство в словенском союзе изначально принадлежало славянам Ильменского Поозерья, – но принадлежало исключительно по праву племенного старшинства, ибо побережье Ильменя было историческим центром Словенской земли, местом скопления древнейших славянских селищ. Здесь открыто 28 поселений VIII в. [Конецкий В.Я. Центр и периферия Приильменья в IX–X веках: особенности социально-политического развития // Новгород и Новгородская земля. История и археология (Материалы научной конференции. Новгород, 26–28 января 1994 г.). Выпуск 8. Новгород, 1994, с. 50–51]. Преобладающим типом здешних городских поселений были родоплеменные городища, среди которых выделялось Городище у истоков Волхова, вероятно выполнявшее одновременно функции убежища и погоста (торгового места)*. Однако ни один из подобных пунктов не являлся общеземским центром.
* У большинства археологов и историков Городище под Новгородом слывет «Рюриковым городищем», резиденцией нескольких поколений скандинавских дружинников, – и это при том, что в его окрестностях «дружинные» могилы редкость, тем более скандинавские погребения (вроде, одно откопали за всё время, за которое можно уцепиться). Уж не прямо ли на небеса, в обетованную Вальгаллу, вознеслись все эти бесчисленные сонмы Городищенских викингов?
Ситуация изменилась в начале Х в., когда до Ильменского Поозерья докатилась еще одна переселенческая волна – «варяго»-вендская, зародившаяся в землях ободритов и лютичей. Отток славянского населения из вендского Поморья был вызван германской агрессией. Как раз в это время западноевропейские хроники отмечают серию опустошительных походов саксов против славян-вендов. Германский хронист XI в. Видукинд сообщает, что к 939 г. под властью саксонских королей оказались все славянские племена, жившие между Эльбой и Одером. Завоевание сопровождалось почти поголовным истреблением местной славянской знати, введением непосильных поборов в пользу саксонской знати и католической церкви и жесточайшим этническим угнетением. Свободолюбивые венды толпами устремились «за море», – благо восточный торговый маршрут, ведущий в Словенскую землю, был издавна известен западнославянским мореходам.
Наплыв вендских беженцев значительно повысил плотность населения в районе истока Волхова. Влившись в местные общины, переселенцы способствовали скорейшему их переустройству на территориально-соседских основаниях, что, в свою очередь, привело к образованию кончанских общин (концов), возглавляемых влиятельными знатными родами. Концентрация людских и политических ресурсов на северном берегу Ильменя завершилась появлением Новгорода. В настоящее время можно считать твердо установленным, что его древнейшие мостовые были проложены по территории трех родовых поселков-концов, по крайней мере один из которых населяли выходцы из славянского Поморья [Горюнова В.М. Проблемы происхождения западно- славянской керамики в Приильменье // Новгород и Новгородская земля. История и археология (Материалы научной конференции. Новгород, 26–28 января 1994 г.). Выпуск 8. Новгород, 1994, с. 65–75; Смирнова Г.П. К вопросу о датировке древнейшего слоя Неревского раскопа Новгорода // Древняя Русь и славяне. М., 1978, с. 170; Янин В. Л., Алешковский М. Х. Происхождение Новгорода (к постановке проблемы)//История СССР. 1971. N2, с. 41].
Около середины Х в. Новгород обрел городские черты. Основу его застройки составили «боярские» усадьбы – дворы знатных людей, расположившиеся вдоль мощеных улиц.
«Аристократическое» происхождение Новгорода предопределило его историческую судьбу: в дальнейшем политические устройство города облеклось в форму «боярской республики». Совет старейшин трех концов-сотен послужил прообразом будущего уникального института городского управления, известного под названием «трехсот золотых поясов». Разноэтничный состав новгородской родовой знати, по-видимому, мешал выдвижению из ее среды лидирующего «княжеского» рода, который, сосредоточив в своих руках надплеменные функции управления, мог бы превратить Новгород в политический центр словенского союза. Решение этой проблемы было найдено в самом ближайшем будущем.
Социально-политические процессы, происходившие в первой половине Х в. на большей части восточнославянских земель, совершенно не затрагивали территорию Приокского бассейна, занятую вятичами. Родоплеменной быт господствовал здесь безраздельно. Местное балто-финское население, очевидно, долгое время численно преобладало над славянскими поселенцами. Вследствие этого опорными пунктами славянского присутствия были укрепленные родовые поселки; освоение близлежащей округи стоило их жителям больших трудов. Отсталость вятичского общества усугублялась также неблагоприятными внешнеполитическими обстоятельствами. Данническая зависимость от Хазарского каганата отрывала вятичей от общеславянской жизни, ни в малой степени не приобщая их к этнически и культурно чуждому миру Великой степи. Вятичской земле суждено было надолго остаться самым глухим углом восточнославянской ойкумены.
***
«Эдуардыч, пиши ещё!»
Сбербанк
2202 2002 9654 1939
Мои книги на ЛитРес
https://www.litres.ru/author/sergey-cvetkov/
Вы можете заказать у меня книгу с автографом.
Заказы принимаю на мой мейл cer6042@yandex.ru
«Последняя война Российской империи» (описание)
Вышла в свет моя новая книга «Суворов». Буду рад новым читателям!
ВКонтакте https://vk.com/id301377172
Мой телеграм-канал Истории от историка.