Андрей Лошак снял очень страшный и при этом довольно странный фильм, в котором он неожиданно для меня (и думаю, для многих других тоже, да и для самого себя) вдруг пренебрег золотыми правилами журналисткой этики. Из самых явных – не эксплуатировать образ человека с очевидными психологическими проблемами и не показывать в кадре того, кто попросил себя не снимать. Есть там и другие, более мелкие нюансы, которые в целом придают фильму непрофессиональный, предвзятый, пристрастный вид, наполняя его, что не отнять, глубокой авторской эмоцией, сильно и явственно передающейся зрителю.
Не мне упрекать автора фильма в непрофессионализме, и, вероятно, именно такого эффекта он и добивался. И, вероятно, очень хорошо понимал, что он делает. Тем фильм и странен, потому что в итоге получилось, что в несчастьях, одиночестве, неприкаянности, личных драмах множества хороших, смелых, честных, умных и добрых людей виноваты не те, кто на самом деле виноваты, а другие такие же одинокие и неприкаянные люди, волей обстоятельств очутившиеся в чуть более комфортной позиции. Которую, впрочем, трудно назвать счастливой или хотя бы безопасной, и Андрей, конечно же, прекрасно об этом осведомлен.
Тем не менее, подбор персонажей для фильма, событий и ситуаций, сам монтаж как будто оставляет полностью вне зоны зрительского внимания (и, как следствие, и ответственности) главных виновников этих душераздирающих человеческих трагедий. А на первый план в качестве таких виновников выходят все те же наиболее известные участники «команды Н.», которых в последние месяцы полоскают все, кому не лень. И, очевидно, автор фильма не мог этого не понимать и, очевидно, это и было ключевой целью фильма.
Я бесконечно далека от мысли, что уважаемый мной в течение многих десятилетий журналист пошел по пути своих менее чистоплотных коллег и взял деньги у тех, кто развязал открытое противостояние с «командой Н.». Но как же в итоге у него получился фильм, настолько непохожий на все то, что он снимал раньше? Настолько преисполненный безнадегой, отчаянием и ощущением полного поражения? Настолько далеким от нашего уже сакрального «не сдаваться и продолжать бороться»? Фильм не оставляет никакого пространства ни для надежды, ни для будущей борьбы, хотя и то и другое объективно имеет полное право на существование – чтобы убедиться в этом, достаточно увидеть кадры с 1 марта 2024 годы, которые в фильме тоже довольно жестко подобраны и склеены.
Как объяснял сам Андрей в многочисленных интервью до и после выхода фильма (тенденциозно выпущенного в канун дня рождения Алексея), после его смерти ему было невероятно трудно продолжать работу над уже начатым фильмом. Думаю, именно в этот момент автор фильма попал сразу в две психолого-этические ловушки, не считая, видимо, сугубо профессиональной растерянности от того, что главный пафос противостояния мифических «правильной» и «неправильной» команды Н. теряет свой ключевой аргумент.
Этот момент развивать не буду, потому что верю в лучшее в людях и искренне надеюсь, что Андрей начал снимать фильм совсем не для этого. Остановлюсь на двух психолого-этических ловушках, которых автор не сумел избежать. Во-первых, он продолжил снимать и монтировать фильм, не проработав свою тяжелейшую травму и не справившись с фрустрацией, наделив некоторых героев фильма своими собственными проекциями. И во-вторых, как и многие люди в травме, он сосредоточил свои претензии не на тех, кто эту травму ему нанес, а на тех, кто его от нее почему-то не уберег. «А должен был?» - так и хочется тут спросить голосом Нонны из давнишнего фильма «Квартета И» про выборы.
В эти две ловушки очень часто – слишком часто, особенно в последние годы – попадают хорошие люди, которые переживают жесточайшее потрясение и горе. Ощущая себя жертвой (и без сомнения, являясь ей), человек сосредотачивается на своих собственных переживаниях, волей-неволей гипертрофируя их. Из-за чего сходные переживания других людей кажутся ему с позиций его горя уже не такими и значимыми – часто кажется, что другие горюют меньше и неправильнее, чем ты сам. И люди, которые находят в себе силы справится со своими травмами и продолжать работу над поставленными задачами, с позиции не справившегося человека выглядят невероятно сильными – как минимум, сильнее и взрослее него самого, и поэтому волей-неволей наделяются этим не справившимся человеком родительскими функциями.
В этом смысле фигура и самого Алексея, когда он еще был жив, и фигура Леонида в последнее время наделяется той самой ответственностью за других людей, которую они объективно нести вовсе не обязаны (и которую, тем не менее, по мере сил несли и продолжают нести по своей доброй воле). Это может прозвучать жестоко, но факт – никто не может выполнять функцию «родительской защиты» от зла для взрослых, дееспособных, сделавших свой определенный жизненный выбор людей. Так уж устроен наш беспощадный мир взрослых. Зло жестоко, и если мы выбираем открыто бороться со злом, никакой герой нас от него защитит – мы сами для себя должны стать такими героями.
Отсутствие этой простой мысли в фильме «Возраст несогласия. 2024» явственно показало мне главное. Мы сегодняшние – это совсем не мы до февраля 2022 года и, конечно, до февраля 2024. Пройдя через чудовищные, как минимум, психологически, испытания и потрясения, никто из нас не остался прежним. И разница между тем, как мы справляемся с этим, заключается в том, находим ли мы в себе силы продолжать бороться со злом, не обвиняя в чем-то других его жертв, или предпочитаем сдаться, обвиняя всех, кто почему-то не захотел стать для нас спасающим и утешающим «родителем».