Анатолий Алёшин, советский и российский певец, рок-музыкант, бывший солист ансамбля «Веселые ребята» и группы «Аракс»
Музыкальное детство
В моём детстве радиоприёмник была редкая роскошь в семьях. Но основным источником информации, и политической, и музыкальной, и художественной, была радиоточка. Это был громкоговоритель, который был включён 24 часа в сутки. В 12 часов вечера он прекращал работу гимном Советского Союза, и гимном Советского Союза в 6 утра он начинал работать. Поскольку все родители и сёстры мои были целый день на работе, а я ещё в школу не ходил, то эта радиоточка меня просвещала, зомбировала. В то время музыка была строго дозирована, но та музыка, которая давалась по радио, состояла на 80% из народных песен и арий из опер и на 20% из эстрадных песен, которые пели Клавдия Шульженко, Леонид Утесов. Два величайших советских тенора, Иван Козловский и Сергей Лемешев, оба были солистами Большого театра. Они имели огромную армию поклонниц и поклонников во всём Советском Союзе, которые делились на группы, как сейчас болельщики Спартака и ЦСКА, тогда были поклонники Лемешева отдельно и поклонники Козловского. Я относился к поклонникам Лемешева. Меня завораживал этот нежный голос.
Я на этом фоне рос, моё музыкальное образование формировалось под воздействием этих великих певцов. Я помню, мне очень нравился ещё один тенор – Собинов. К сожалению, его записей сохранилось очень мало, буквально одна, две арии. Видимо, природа меня наделила слухом, я невольно за ними всё это пытался повторять и копировать детским дискантом. Так и началось моё приобщение к искусству вокала.
Вокально-инструментальные ансамбли
Таких пионеров рок-н-ролла во второй половине 60-х годов было очень мало. Их можно было перечесть по пальцам, может быть, пару десятков на всю Москву. Мы все друг друга знали: Саша Градский, Саша Буйнов, Саша Лерман, Лёня Бергер, Слава Малежик, они все оттуда, из того времени. Мы постоянно встречались на сейшенах – мы так называли эти концерты. Обычно это были вечера отдыха в институтах, техникумах, школах, посещали выступления друг друга, дружили, выпивали вместе портвейн. Это было время хиппи, мы ощущали себя на острие прогресса, молодые, рьяные. Как это водится, официоз, чтобы возглавить молодёжное движение, тоже подключился к этому движению. Их называли не группы, а вокально-инструментальные ансамбли.
В Ленконцерте был Анатолий Васильев, который создал «Поющие гитары». В Москонцерте это был Павел Слободкин, который создал «Весёлые ребята». В эти группы брать штатных москонцертовских музыкантов было нельзя, потому что они не были знакомы с жанром. Они играли эстрадную музыку, в лучшем случае джаз. А западные группы внедрили новый стиль игры, подачи музыкального материала – несколько человек на сцене, минимум инструментов, максимум занятости. Раньше в оркестрах сидело по 20, по 30 человек на сцене, здесь 4-5 человек. И вот эта форма подачи музыкального материала была новая. Люди, которые работали в Москонцерте, штатные музыканты, не были с ней знакомы, не знали репертуар и особенности жанра. А мы знали. Поэтому в эти зарождающиеся вокально-инструментальные ансамбли стали рекрутировать молодёжь из московских, ленинградских рок-групп. Так получилось, что практически все московские рокеры того времени оказались в этих вокально-инструментальный ансамблях.
Популярность «Весёлых ребят»
Первая же пластинка сделала ансамбль популярным. Во-первых, была востребованность в этом стиле у молодёжи. И достаточно было просто показать молодых ребят с блестящими электрогитарами, а если при этом присутствовала ещё хитовая песня – «Говорят, что некрасиво, некрасиво», «Алёшкина любовь», – и «Весёлые ребята» стали самым популярным коллективом.
Ставку определяло Министерство культуры. Тебе присуждали категорию, и согласно этой категории ты получал фиксированное количество денег за концерт. Это не распространялось на больших сольных звёзд, которые получали отдельные деньги в отдельном конверте, и за это часто попадали в тюрьму администраторы, которые эти деньги для них выкручивали разными махинациями. Тем не менее, они получали дополнительные деньги. А для нас это было недоступно, потому что мы молодёжный вокально-инструментальный ансамбль. Может быть, сам Слободкин и получал отдельно в конверте дополнительные деньги, но мы получали по ставке. А ставка была такова: высшая категория вокально-инструментального жанра – 9 рублей за концерт. Если мы имели сольный концерт, нам давали две ставки плюс четвертушку за совмещение инструментов. То есть я пел и играл на инструменте, значит ещё добавляли. Получалось 22,50 руб. за концерт. Для сравнения, средняя заработная плата в то время была 120 руб. в месяц. Это были огромные деньги по тем временам.
Мы всё прогуляли, пропили, проездили на такси. Мы же были молодые, нам так хотелось жить на широкую ногу – тусить в ресторане, ездить на такси, купить шубу, джинсы у фарцовщиков и японский магнитофон. Вот и вся широкая нога. Я вышел из «Весёлых ребят» так же, как вошёл туда – без денег и без квартиры. Это, конечно, глупо, думаю сейчас, глядя на это с расстояния времени.
«Аракс»
Я ушёл не на улицу, я ушёл в театр Ленинского комсомола. В то время там базировалась группа «Аракс». Друзья как-то плавно перетекли туда, Вадим Голутвин, с которым я был знаком ещё до «Весёлых ребят», великолепный гитарист, виртуоз, попал туда после «Весёлых ребят», и в какой-то момент им понадобился солист. У них был прекрасный солист уже в то время, Сергей Беликов, но он очень лиричен был для той музыки, которую им хотелось играть. Они хотели более жёсткую музыку, более жёсткого вокалиста, и я подходил.
И в какой-то момент я сказал: «Ну что я торчу в этих «Весёлых ребятах», уже столько кругов намотал по Советскому Союзу». Гастроли ведь всё время по одному маршруту шли: Дальний Восток, Сибирь, Урал, Средняя полоса, Украина. Не скрою, надоедать стало, потому что ничего нового не происходило. Жизнь хороша в развитии, когда происходит что-то новое. А если жизнь превращается в рутину, для некоторых людей это норма, некоторые люди хотят именно этого – стабильности, предсказуемости, рутинности. Я, видимо, по натуре такой, что мне надо постоянно новые ощущения.
Самая прогрессивная на тот момент группа из существующих и самая технически оснащённая была именно «Аракс», потому что это был коллектив, который собрал Сергей Рудницкий, клавишник, который был руководителем в Ленкоме этого ансамбля, и у него была идея фикс – собрать супергруппу, чтобы был супербарабанщик, супербасист, супергитарист, чтобы всё было профессионально. Сейчас всё это поменялось, потому что компьютерные технологии очень сильно развиты, и музыка пользуется этими технологиями, как и любая отрасль промышленности.
Про «фанеру»
Шоу-бизнес – это тоже промышленность, пользуется этими технологиями в полной степени. А тогда всё игралось ручками. Барабанщик садился и играл на барабане, гитарист на гитаре. А сейчас всё это можно забить в компьютер и под секвенсор. От музыканта уже не требуется так много профессиональных качеств. Музыка стала более доступной, и люди, которые природой наделены даром поэтическим или композиторским, даже не получая специального образования, при помощи компьютера могут реализовать свои природные способности. Это прекрасно, с одной стороны. С другой стороны, эти же технологии, которые дают людям возможность к самовыражению без получения специального образования, девальвируют нашу профессию. Потому что профессия – это навыки, которые ты годами нарабатываешь. И когда ты эти навыки развиваешь до высокого уровня, ты начинаешь отличаться от других присутствием этих навыков. Я могу сделать то, что не могут другие.
А получается так, что он, не развивая никаких навыков, просто владея компьютерными технологиями, меня обходит в глазах публики. Публика часто не понимает, поешь ли ты живьём или под фонограмму. Я был свидетелем такого случая. Когда я приехал из Нью-Йорка в первый раз, я попал на концерт «Божьей коровки». Полный зал людей, тысячник, «Меридиан», как сейчас помню. Они были в разноцветных костюмах, двигались классно по сцене, изображая рок-группу. Была галимая фанера, и мне, как человеку, который приехал из Нью-Йорка, это было очень странно, потому что это профанация, за что люди деньги платят? Люди платят за то, чтобы, во-первых, посмотреть шоу, во-вторых, послушать исполнительское мастерство. Я приехал из страны, где пели только живьём. И профессиональным законом запрещено lipsinging, то есть синхронизация губами. Разрешено только в одном случае – если представление этого номера связано с активными танцевальными движениями, которые мешают петь, сбивают дыхание. Иначе тебя просто с позором прогоняют со сцены. Мало того, могут лишить всех наград, которые ты завоевал, как было с одной из европейских групп.
Нагрузка на голос
Бывало и по три, и по четыре концерта. Из-за того, что тональности практически всех песен были задраны в теноровую тесситуру, надо было петь агрессивно, активно, а у тенора нежные связки, и при такой нагрузке неизбежны ларингиты, гиперемия, перегруженные связки. А когда идёт день за днём по 3 концерта в день, на третий день начинается ларингит просто от переутомления связок. И с тем ларингитом всё равно надо работать. В результате получалось, что с этим ларингитом люди работали месяцами, а то и годами. Если у тебя было слабое здоровье, как у Саши Лермана, то ты сходил с дистанции. Он проработал года полтора в этом режиме и ушёл, потому что к третьему концерту первого дня у него уже начинался ларингит.
А если и трудился в этом состоянии годами, выдерживал эту нагрузку, то всё равно приходила расплата. Я могу привести в пример Александра Барыкина, мы с ним начинали в «Весёлых ребятах», он тоже тенор. И он в конечном итоге получил хроническое заболевание, спазм. Он не мог даже говорить, но когда выходил петь, то всё-таки пел.
Моя уникальность была в том, что за всё время работы я не помню случая, чтобы я не смог выйти и спеть. Был единственный случай, когда у меня было кровоизлияние в связку, я действительно не мог петь день или два. На второй день к вечеру или на третий я уже пел.
Это потом уже, когда я пытался выяснить, что с моим голосом случилось в начале 2000-х, мне фониатр сказал, что у меня теноровая гортань при басовых связках, то есть связки толстые, выносливые, а гортань узкая, теноровая. Поэтому такой феномен. Это природные вещи, которые нельзя прогнозировать или тренировать.
По материалам программы Екатерины Осипенко «Школа здорового голоса» на Радио Медиаметрикс
12 марта 2019 г.
Полный текст интервью на mediametrics.ru