Музей является хранилищем предметов – памятников истории и культуры и книга как нельзя более подходит под это определение. В фондах нашего музея собраны книги, обладающие краеведческой, художественной и полиграфической ценностью.
Так часто бывает – начинаешь с одного небольшого эпизода, а заканчиваешь масштабным расследованием, когда перед тобой открываются удивительные затейливые человеческие судьбы, связанные непосредственно не только с историей нашей страны, но и с историей Малой Родины.
У меня в руках небольшая, немного потрёпанная книга в плотной обложке «Н. Телешов. Всё проходит. Из литературных воспоминаний», Никитские субботники. Раскрываем книгу, и на обратной стороне обложки видим декоративный экслибрис М. И. Чуванова.
На титульном листе читаем:
Н.Телешов. Всё проходит. Рассказы о встречах и о былом (Из литературных воспоминаний)
1. Встречи с А. П. Чеховым
2. Первые знакомства
3. Кружок «Среда»
4. Про Леонида Андреева
5. Самоучка
6. О Малом театре.
Издательство «Никитские субботники».
Сверху листа чернилами написан текст: «Михаилу Ивановичу Чуванову в память о вечере 22\2 -1930. Н.Телешов».
На обороте листа – экслибрис: Типография словолитня «Красная Пресня» М. Грузинская ул. Столярный п., № 5–7.
Тираж книги 3.000 экз.
Меня заинтересовало это издание, а особенно дарственная надпись Николая Дмитриевича Телешова и личность адресата – Михаила Ивановича Чуванова. Оказалось, что М. И. Чуванов – известный полиграфист, коллекционер, собиратель автографов, рукописных и старопечатных книг, икон.
Михаил Иванович родился 14 октября 1890 года в селе Усады Серпуховского уезда Московской губернии в крестьянской старообрядческой семье, крепкой своими духовными и культурными традициями.
Какая атмосфера окружала Михаила Ивановича в детстве, можно узнать из следующего описания избы старообрядцев: «Богатство здесь старинных памятников письменности... Они свято хранятся здесь в таблях, в чуланах и крепких сундуках за замком не как вещи, имеющие ценность, как нечто старое, пережившие много столетий, но как материал для поучения и чтения назидательного, усладительного... свежие, недавние копии, целыми томами большого формата, со старопечатных книг и целые сборники-книги, которые поразительны по той разносторонней пытливости и любознательности, какими старались записывать … грамотеи все, что могло интересовать их».
Отец Михаила, Иван Фёдорович, был иконописцем, а впоследствии, когда стало слабеть зрение, следуя строгому, почти монастырскому уставу федосеевцев, отец удалился от семьи, однако религиозное и нравственное воздействие его на сына было велико. В деревне мальчик рос, воспитываемый матерью и бабушками. Бабушка Федосья Максимовна славилась своим большим знанием Священного Писания и старообрядческой литературы. Федосья Максимовна привила юному Михаилу страстную любовь, уважение и интерес к древней рукописной и печатной книге, которую он пронёс через всю свою долгую и тяжёлую жизнь.
Рано пристрастившись к книжному чтению, юный Михаил первую свою работу получил в волостном правлении села Вельяминово Подольского уезда, где мать стала работать у писаря, Михаила Ильича Ульянова. Писарь был человек начитанный, следящий за книжными и журнальными новинками. У него помимо казённого дома был свой, с библиотекой, куда получил доступ и малолетний Миша Чуванов.
В Подольске Михаил закончил двухклассное училище, где на мальчика обрушилась информация совсем другого настроя, поначалу чуждая. Но ни раздвоения, ни безоговорочного отрицания нового не произошло – сумел Михаил Иванович воспринять «внешнюю» культуру, и таким остался: жизнь его всегда открыта для всего лучшего, что создано человеческой культурой.
Достигнув отроческого возраста, Чуванов отправляется в Москву – работает на чаеразвесочной фабрике Расторгуева на Солянке, у Хитрова рынка. Платили там не плохо: пятёрка в месяц, хозяйские харчи, сахар и чай «от пуза». Раз в месяц выдавали четвертушку чая и пять фунтов сахара – можно отвезти домой гостинец. Работа была не слишком тяжёлая, но пыльная, и хозяин заставлял мальчиков-рабочих периодически выходить во двор – «прочистить лёгкие». Мальчишки сидели на свежем воздухе, в небольшом садике со скамеечками и глазели на прохожих.
В те годы купцам Расторгуевым принадлежал целый небольшой квартал в районе Солянки. Там же находилась церковь Рождества Богородицы, что на Стрелке. В этом районе в 1882 году архитектор Василий Николаевич Карнеев по заказу Расторгуевых строит знаменитый Дом с атлантами.
В доме Расторгуева жил хорист Большого театра Михаил Иванович Семёнов – друг Ф. И. Шаляпина еще по Казани. Оба они пели в расторгуевской церкви Рождества на Стрелке, что находилась на пересечении Солянки и Подколокольного переулка. Старший сын самого Расторгуева тоже работал в Большом. Вот в эту-то театральную компанию и был вхож Гиляровский.
Частенько заходил писатель в садик и беседовал с «чайными» мальчишками, расспрашивал о жизни, давал советы и наставления, очаровывал их своими рассказами — восторженных слушателей он любил… Владимир Алексеевич рассказывал о своих юношеских годах, и, что было самым привлекательным для детворы, демонстрировал силу и ловкость, учил приёмам французской борьбы. Михаил Иванович вспоминал, как ребята до умопомрачения колотили ребром ладони об стену, добиваясь окостенения, «как у дяди Гиляя».
В 1910 году Чуванов переходит в типографию Павла Павловича Рябушинского учеником наборщика, где и находит свою настоящую профессию печатника.
Близкое знакомство двух москвичей состоялось в 1921 году в редакции «Рабочей Москвы». Встретив здесь Гиляровского, Чуванов напомнил писателю девятисотые годы, их встречи в маленьком садике на Солянке. Сотрудник 39-й типографии Михаил Чуванов стал частым гостем семьи Гиляровских на третьем этаже дома в Столешниковом переулке. Именно в эти годы он собрал все книги писателя, а позднее заполучил архив его секретаря. На большинстве книг – автографы В. А. Гиляровского, например, вот какой автограф оставил Гиляровский на книге «Записки москвича»: «Михаилу Ивановичу, живущему среди книг и авторов их, особенно москвичей, от дяди Гиляя. 1931 год. Москва. Столешники». И следующая запись: «Дорогой Михаил Иванович! В память наших всегда интересных и увлекательнейших бесед о литературе, а главное, о поэзии, прими – хранитель книжных редкостей – и эту библиографическую редкость, случайно уцелевшую у меня и дождавшуюся лучшего применения в твоём хранилище». Михаил Иванович сохранил стихи, поэтическую биографию, шуточные зарисовки и экспромты, пригласительный билет на 75-летие писателя. Велика заслуга Чуванова в «проталкивании» и подготовке к изданию книги Гиляровского «Москва и москвичи» в 1934 году. Последняя датируемая запись на книге «Друзья и встречи»: «Дорогому Мише Чуванову от любящего его дяди Гиляя. Тревоги лет меня не губят: всё так же ем, пишу и сплю…».
Служа в типографии, Чуванов посещал вечерние курсы для рабочих. В 1915 году был призван в армию. Принимал участие в Первой мировой войне. В 1918 году вернулся в Москву и вновь стал работать наборщиком в государственных типографиях. В типографии газеты «Гудок» прошёл путь от наборщика до заведующего типографией.
28 апреля 1933 года Чуванов был арестован якобы по обвинению в незаконном хранении оружия, но 5 мая того же года освобождён «из-за недостаточности материалов, изобличающих преступление». Вторично Михаил Иванович был арестован 20 марта 1936 года и после долгого следственного разбирательства 2 сентября 1936 года приговорён к двум годам лишения свободы за антисоветскую агитацию. Реабилитирован Михаил Иванович только в 1958 году, выйдя на свободу во время Великой Отечественной войны. И вновь его поглотила стихия собирательства.
Главным делом жизни Михаила Чуванова была его собирательская деятельность, его уникальная и разнообразная коллекция. Чуванов собирал все, что представляет интерес для истории и культуры разных исторических эпох. В состав его коллекции входили древние рукописные и старопечатные книги, архивные материалы, книги гражданской печати по разным отраслям гуманитарного знания и истории Москвы, художественная литература, печатные книги XIX—XX веков с автографами писателей и других деятелей русской культуры, старая и новая периодика, иконы конца XV — XX века, рисунки, гравюры, фотографии, предметы мелкой церковной пластики, колокольчики, художественно расписанные пасхальные яйца. Источниками поступления материалов служили антикварный рынок, старообрядческая среда, коллекционеры.
Михаил Иванович вспоминал: «Я знал многих своих знаменитых современников: Андрея Белого, генерала Алексея Игнатьева, который написал “Пятьдесят лет в строю”, Городецкого, Рабиндраната Тагора, Пришвина, Паустовского, Алексея Толстого, когда он правил свой роман “Пётр Первый”, а я работал начальником производства в типографии, Гиляровского, Капицу, А. Грина... Их книги с тёплыми надписями — на моих книжных полках».
Чуванов работал в своё время с Сергеем Есениным. В коллекции М. И. Чуванова хранился макет неизданного сборника «Звено» (1919), в котором предполагалось напечатать произведения С. Есенина и других поэтов. В частном собрании находится книга С. Есенина «Преображение» (1921); на странице 43 рукой Михаила Ивановича вписана другая редакция 5-й строфы стихотворения С. Есенина «Песни, песни, о чём вы кричите?» с пояснением: «Исправления сделаны автором на экземпляре, подаренному «Ивану Константиновичу Меньшикову с приязнью».
Из коллекции Чуванова, собранной им во время работы в типографии издательства «Недра», можно увидеть гранки и корректурные листы изданий с автографами Марины Цветаевой, Анатолия Мариенгофа, Бориса Пильняка и многих других. Чуванов выпускал с Маяковским «Окна РОСТа».
Личность собирателя неотделима от собрания Михаила Ивановича.
Вот, как он вспоминал о Михаиле Булгакове: «В начале 20-х годов я часто встречал у букинистов молодого, вихрастого блондина, который рылся в книжных развалах, подыскивая книги в свою библиотеку. Он тогда всё больше интересовался русской классикой, исторической серьёзной литературой. Чувствовалось, что перед тобой очень воспитанный, высокоинтеллектуальный человек. Однако с окружающими был никак не нараспашку, сквозила какая-то внутренняя настороженность и, я бы сказал, жёсткость. Он нередко приходил и мне на помощь, когда я сомневался в покупке той или иной книги. Позже я узнал, что это автор небольших остроумных книжечек, которые только появились на книжном рынке, – Михаил Булгаков. У меня его есть все книги, которые вышли при жизни писателя. Конечно, есть и его книги, которые были изданы уже посмертно. Очень жаль, что такой замечательный писатель прожил так мало. У меня сохранился корректурный экземпляр книги Булгакова “Дьяволиада” с правкой, сделанной рукой автора перед отсылкой текста в типографию. Там, например, в первоначальном варианте повести “Роковые яйца” Александр Семёнович именовался Семёном Борисовичем, а Маня – Дорой.., было много там и других правок. Однако показать его вам я сейчас не смогу — отдал на время в Ленинскую библиотеку в Москву…»
Михаил Иванович вспоминал, как выпускал в 13-й типографии «Дьяволиаду» Михаила Булгакова, сообщит, что демон Азазелло из «Мастера и Маргариты» известен по древним хроникам как дух пустыни. Рукописи романов «В тупике» Вересаева, «Пётр Первый» А. Толстого (первоначальный вариант, сильно отличный от общеизвестного).
Чуванов ценил все: собирал, складывал – на память о своей работе, о людях, о делах. Хранил категоричные рекомендации Пильняка оформителю книги, расписку Мандельштама в получении гонорара, приказы Кольцова и письма Короленко.
Вот изданная осенью 1900 книга Валерия Брюсова «Tertia Vigilia» («Третья стража»), с которой, как вспоминал Брюсов, «началось моё “признание” как поэта. Впервые в рецензиях на эту книгу ко мне отнеслись как к поэту..., и впервые в печати я прочёл о себе похвалы». В чувановском экземпляре рукой поэта выведено стихотворение, своеобразный эпиграф ко всему сборнику. В примечаниях к последнему семитомнику Брюсова названию сборника дано следующее объяснение: «В сторожевой службе римских войск ночь делилась на четыре стражи (смены караула); третья стража приходилась на первые три часа после полуночи — самое глухое время ночи». Но Чуванов считает, что поэт не мог иметь в виду символ «самого глухого времени ночи», определяя общую тему стихов, о которых сказал: «Это мои лучшие вещи, может быть лучшее, что я могу написать в стихах». Астрономы древнего Востока делили ночь на три стражи, и тогда «третья стража» означает те часы, когда земля предчувствует рассвет, пробуждается, встречая зарю нового дня. Тогда становится ясно, считал Чуванов, почему Блок определял эту книгу Брюсова новым этапом в его творчестве, когда он становится «учителем новой поэзии, подлинным большим русским поэтом».
У Михаила Ивановича было особое отношение к художникам, работавшим в книжной иллюстрации, – ведь это его мир. Он бережно хранил макет сказки Виктора Васнецова «Как рыбка попала в ПРУД и что с ней было». Готовя второе издание, художник намеревался поместить в ней рисунки своих детей: книжка не вышла, но макет сохранён Чувановым в единственном экземпляре.
Более тесные контакты были у Михаила Ивановича с младшим Васнецовым, Аполлинарием: их сплотил интерес к русской старине, к древней Москве. Оба – не коренные москвичи, но, приехав в столицу, были ею очарованы.
Художник писал: «Я люблю всё родное, народное, а старая Москва — народное творчество в жизни прошлого... Чем дальше шло увлечение прошлым Москвы, тем более и более открывались несметные сокровища этого исторического города». Чуванов и Васнецов участвовали в археологических раскопках, изучали старые чертежи города.
Подготовила Татьяна Андреева, методист Музея п. Малаховка (подразделение МУК "Музейно-выставочный комплекс" г.о. Люберцы)
Продолжение следует.