Зинаида Александровна Апарина - легендарная судья в СССР. Эта женщина 47 лет проработала судьей в СССР. Заслуженный юрист. Самые её громкие дела были на посту судьи Сокольнического района Москвы (1944-1948) и Московского городского суда (1948-1987). Взятки, хищения, убийства, маньяки, преступники из "советской элиты". Её прозвали Зинка Вышка или Зинка-Червонец (за то, что срок меньше 10 лет не давала). Самое её громкое дело: "Убийство на «Ждановской»".
Тогда единственный раз в её судейской жизни круглосуточно охраняли... сотрудники КГБ. 26 декабря 1980 года зам. начальника секретариата КГБ СССР майор Вячеслав Афанасьев возвращался домой после работы. Он нес палку копченой колбасы, бутылку водки, бутылку коньяка и еще кое-что к новогоднему столу. На конечной станции «Ждановская» задремавшего и подвыпившего майора разбудили и доставили в отделение милиции. Дежурившие сотрудники сами были изрядно навеселе, а когда увидели, что у пьяного пассажира имеется выпивка и закуска, то решили отобрать их. На стандартный вопрос о предъявлении документов Афанасьев буркнул, что ничего показывать не будет. Его несколько раз ударили головой об стену, а когда все-таки достали документы майора КГБ, от страха тут же протрезвели.
Не зная как поступить, милиционеры позвонили своему начальнику майору Барышеву. Тот понял, что сурового наказания не избежать... Афанасьева вывезли к дачам и там добили монтировкой. Майор Афанасьев умер, не приходя в сознание.
Июль 1982 года. Слушание уголовного дела 18/49331 подошло к концу. Начавшееся как убийство майора КГБ Афанасьева, дело вместило в себя около 40 раскрытых преступлений, совершенных милиционерами в период с 1975 по 1981 год.
Наличие такой кровавой банды, да ещё и милиционеров, многих в стране привело в состояние шока. Официальное сообщение о результатах этого громкого процесса раздался в стране Советов как гром среди ясного неба.
В структуре МВД СССР началась большая «чистка» офицерского и сержантского состава. Только в Москве за тяжкие преступления были осуждены свыше 80 работников милиции, а сотням правоохранителей пришлось снять форму навсегда, они были позорно уволены с формулировкой «за проступок, порочащий честь и достоинство сотрудника Советской милиции».
Министру МВД Щёлокову результаты приговора по милиционерам-убийцам доложил лично государственный обвинитель Белевич. Андропов же разрешил опубликовать в средствах массовой информации итоги расследования. После смерти Брежнева, наступившей 10 ноября 1982 года, когда его место занял Юрий Андропов, Николай Щёлоков был освобождён с поста Министра МВД.
На следующий год Щёлоков был выведен из состава ЦК КПСС, через год его лишили звания генерала армии. Через месяц Президиум Верховного Совета СССР принял решение о лишении Николая Щёлокова звания Героя Труда и всех правительственных наград, кроме боевых медалей и орденов. В 1984 году Николай Щелоков застрелится...
Судья Апарина продолжила рассматривать самые резонансные дела. Но мало кто знает, что Зинаида Александровна с 1940 года, с момента окончания института и назначения судьей, по 1944 год была судьей Сызранского городского суда. Здесь она вышла замуж, родила дочь, а её муж Иван Васильевич Апарин стал помощником прокурора Сызрани.
Но обо всем по порядку
Зинаида родилась в 1916 году на хуторе Николаевка области Войска Донского (ныне Николаевка находится территориально в Волгоградской области). Потом родители переехали в Самарскую губернию. Русская, член КПСС с 46-го. Образование - высшее юридическое, диплом с отличием, в органах юстиции с 1940–го.
Как признавалась Апарина, она чуть ли не с детства представляла себя только судьей и, по её словам, поступая в юридический институт, «живьём ни одного юриста не видела»:
«Бывало, иду мимо здания суда, а там тихо, как на кладбище. Уголовных дел-то почти не было! Никого не убивали, драка – большая редкость. О репрессиях, «тройках» и расстрелах у нас в городе даже не подозревали: никто никого не арестовывал. Жили мы на периферии – в Куйбышевской области. Отец – бухгалтер, мать – уборщица… В 1936 году, окончив десятилетку, блестяще сдала все девять экзаменов, и меня приняли. Из 120 человек вчерашняя школьница – я одна».
По окончании института в 1940 году, Зинаида сразу попросила распределить её в суд, благо диплом с отличием позволял ей сделать такую просьбу. Хоть кем- хоть делопроизводителем, хоть помощником.
И вот её, ещё почти девчонку, отправили в Сызрань и сразу назначили старшим судьёй. «Когда я приехала, там три месяца не было судьи. Уголовные дела были сложены огромными стопками на полу аж до потолка».
Зинаида Александровна вспоминала работу в Сызрани с умилением: помнила она Сызранскую пересыльную тюрьму, находящуюся в 9-ти километрах от здания суда, и то, как арестованных, сразу по 15 - 20 человек, вели конвоем без наручников. Весь конвой состоял из четырёх сотрудников: спереди и по бокам по милиционеру, да сзади сержант с одним пистолетом. И за все годы ни одной попытки побега!
⠀
«Первый в своей жизни приговор я огласила 10 августа 1940 года. Дело было «громкое» - «о краже помидоров». Юноша подбежал к овощному лотку и схватил несколько помидорин. Дала ему условно... И вот сужу я их, сужу, а дел не убавляется. Спрашиваю: «Ошурков, сколько их там ещё?» А он: «Мне их, Зинаида Александровна, водить не переводить, а вам их судить не пересудить!»
По воспоминаниям Зинаиды Александровны, в довоенное время дела были в основном простые: кражи на рынке, драки, пьянка и... прогулы. «Ленинский» уголовный кодекс от 1924 года больших сроков за эти преступления и правонарушения не предусматривал: за кражу и хулиганство полагалось - год-полтора максимум. Высшая мера не полагалась даже за убийство с отягчающими обстоятельствами. Однако перед войной Сталин издал указ, ужесточающий наказания. Так, к примеру, за 21 минуту опоздания на работу - принудительные работы, за самовольный уход в рабочее время – до 6 месяцев тюрьмы (!). «И таких «преступлений» было очень много, - рассказывала судья. - Зато - никаких банд и головорезов. По 136-й статье (убийство) я не рассмотрела в Сызрани ни одного дела».
В Сызрани Зинаида Александровна вышла замуж (её муж, Иван Васильевич Апарин, стал помощником прокурора города), родила дочь, а потом началась война. «Суд не отапливался... Чернила замерзали... Приговоры приходилось писать на обратной стороне оставшихся от ремонта обоев. Но обоев не хватало – так много в военные годы выносилось приговоров. За что судила? Рабочие под спецовкой выносили хлеб с хлебозавода. На швейной фабрике, где шили обмундирование для фронта, выносили дефицитные нитки...».
Тогда расследования не проводились, составлялся акт и выносился приговор. «Суд был скорый, потому что пока одного судишь, ещё десять-пятнадцать таких же ждут, - вспоминала Зинаида Александровна. - Позже пошли дела посложнее: хищения, спекуляция. Однажды судила целую преступную группу: они подделывали продуктовые карточки и по сговору с руководством местного гастронома отоваривали их. Страна воюет, голодает, а эти с жиру бесятся - делают деньгу на всенародном горе! Все получили по 10 лет - «в связи с военным положением».
В 1944-м прокурор Сызрани получил телеграмму из Генеральной прокуратуры СССР: «Срочно. Командируйте Ивана Апарина на работу в Москву». Вслед за мужем в Москву отправилась, естественно, и Зинаида с ребенком. Хотя в Сызрани их всё устраивало. Но приказ не обсуждается. Поселили их в общежитии барачного типа в городе Бабушкине – в 20 километрах от столицы. Ивана Васильевича назначили прокурором отдела в Генпрокуратуру, а её направили в Сокольнический район Москвы – народным судьёй. Но это уже была далеко не Сызрань...
Именно там Зинаида Александровна впервые столкнулась с «кровавыми» делами. Например, судила женщину, которая ради продуктовых карточек сожгла заживо родную дочь, а ещё - сексуального маньяка и убийцу, орудовавшего в парке «Сокольники»…
⠀
Кстати, ей не поручали политических процессов. Почему то... «Сейчас говорят: мол, в СССР власти могли надавить на судей, заставляли принимать необъективные решения. Нет! Для нас с мужем был один закон - честность и порядочность. Мне ни разу даже словом не намекали, какой приговор выносить. Я всё брала на себя и решала сама. За 47 лет работы был один-единственный случай, когда попытались сунуть нос в мои дела. Тогда я слушала «дело работников торговли» - они занимались приписками, химичили с накладными. Вдруг звонит секретарь Сокольнического райкома партии и приглашает приехать в райком... Приезжаю. Она говорит: «Расскажите суть этого дела». Рассказала. «И что думаете?», - спрашивает. А я: «Приходите в суд и узнаете!». Меня это так возмутило, что, как только мне предложили перейти в Мосгорсуд, ушла, не раздумывая».
«В Мосгорсуде, - продолжала Зинаида Александровна, - я рассматривала самые резонансные дела в Москве. По новому уголовному кодексу от 1960-го года впервые за убийство была предусмотрена смертная казнь. Вот я и рассматривала двойные-тройные убийства. ... Это были очень сложные дела, с крайне тяжёлыми последствиями. Например, «дело Шимко». Парень, крепко выпив, поехал на автомашине «ГАЗ» кататься по Садовому кольцу. Около Парка культуры снёс троллейбусную остановку: 8 человек задавил насмерть, 15 - ранил. Все действия Шимко, начиная с того, что он пьяный сел за баранку, говорили о том, что он ехал убивать. Я их и квалифицировала как умышленное убийство... Никогда не забуду, как молодой парень, у которого на следующий день была назначена свадьба, положил передо мной обручальное кольцо: «Это всё, что осталось от моей невесты!». Шимко я приговорила к расстрелу».
Что бы ни рассказывали о жесткости Зинаиды Александровны, но всё в жизни относительно...
Из воспоминаний Леви А.А., доктора юридических наук, профессора, заслуженный юриста РФ:
- В 1955 г. мне удалось перейти на работу в Московскую областную коллегию адвокатов. Работалось мне неплохо, сначала в Раменском районе, а затем в Москве. В областной коллегии работало много высококвалифицированных адвокатов, обстановка была доброжелательная, но меня страшно тяготило униженное положение адвоката, которого многие работники следствия и судьи считали "песком в машине правосудия" и терпели как "неизбежное зло". Не только перед судьей, но и перед простой секретаршей приходилось кланяться, чтобы добиться вполне законных действий с их стороны. Мнение адвоката, как правило, во внимание не принимали. Приведу пример из той своей практики.
Я выступал с речью по сложному делу в одном из районных судов Москвы, председательствовал сам председатель районного суда. Когда я говорил, он что-то упорно писал, причем видно было, что это не заметки по моей речи! Я не выдержал и сказал: "Товарищ председательствующий, я, наверное, зря выступаю, так как приговор Вы уже пишите!". На это судья совершенно спокойно ответил: "Что Вы, товарищ адвокат, я пишу совсем по другому делу!"
Приведу еще один пример, подтверждающий, что иногда результат по делу был связан не с доводами и уменьем адвоката, а с какими-нибудь иными, неожиданными обстоятельствами.
Вскоре после начала моей работы в Москве мне пришлось участвовать в большом хозяйственном деле.
Кратко о том, за что судили тогда людей. В Москве существовало небольшое производство - артель инвалидов, выпускавшее грубошерстные женские головные платки. Производство получало от государства станки и сырье - шерсть. Из этой шерсти изготавливали пряжу, а затем вязали платки, довольно низкого качества. Вся прибыль, как и полагалась, шла государству.
Группа предпринимателей, работавших на этом производстве, на свои деньги купила заграничное оборудование, которое позволяло из полученного сырья изготавливать не грубошерстную пряжу, а пуховую нитку и, соответственно, выпускать не грубошерстные платки, а пуховые, которые были намного дороже. Вся документация на производстве велась применительно к изготовлению запланированной продукции - грубошерстных платков, а разница в прибыли из-за реализации пуховых платков изымалась предпринимателями в свою пользу. Разумеется, из этих денег возмещались затраты на приобретение заграничных станков и доплату рабочим, так как изготовление пуховых платков было более трудоемким. Когда о подобной деятельности стало известно, предпринимателей привлекли к уголовной ответственности за хищение государственных средств, так как, по мнению органов следствия, вся прибыль, возросшая из-за инициативы предпринимателей, должна была идти государству, а то, что орудия производства - станки - принадлежали предпринимателям и что они доплачивали рабочим, во внимание не принималось.
В сегодняшних условиях рыночной экономики такие предприниматели могли бы быть привлечены к ответственности лишь за недоплату налогов с увеличенных размеров прибыли. Дело рассматривала судья Мосгорсуда Зинаида Апарина, славившаяся своей суровостью.
Я защищал второстепенную фигуру - мастера производства. По делу выступало несколько известных адвокатов, которые своими многочисленными ходатайствами, язвительными репликами и частыми отлучками для ведения попутно каких-то иных небольших дел, очень раздражали судью.
Мой подзащитный не отрицал, что при изготовлении платков все было так, как я изложил выше, но возражал против того, что это было хищение, так как убытка государство не терпело. Примерно такую же позицию занимал и я, но, в отличие от своих маститых коллег, вел себя очень дисциплинированно, хотя и настаивал на своей оценке содеянного.
И вот приговор: десять лет лишения свободы, опять десять лет, а моему подзащитному восемь - я так примерно и ожидал. Но судья читает дальше: "Однако, учитывая состояние здоровья и возраст подсудимого, меру наказания в виде восьми лет лишения свободы считать условной и в зале суда из-под стражи освободить".
Это было как гром среди ясного неба, так как условное наказание при сроке в восемь лет лишения свободы тогда вообще еще никогда не назначалось, да и пенсионером мой подзащитный еще не был и на состояние здоровья не жаловался. Прочитав приговор, Апарина спросила, понятен ли он, и так как все молчали, изрекла: "Вот вам, товарищи адвокаты, пример того, как поведение в процессе защитника может отразиться на судьбе его подзащитного!"...
⠀
Зинаида Апарина вошла в судебную хроники многими громкими приговорами. Страшная волна убийств пришлась в Москве на 1960-70-е годы. И самое громкое - дело Владимира Ионесяна («Мосгаз»). Он выбирал квартиру, звонил, представлялся работником Мосгаза, грабил и убивал, нанося множественные удары топором. На его счету пять жизней, в том числе - и 8-летнего мальчика. Зинаида Апарина приговорила его к высшей мере наказания.
«Да, очень часто мой приговор заканчивался смертной казнью. Но, прежде чем вынести его, нужно было убедиться в его справедливости. А когда убеждена, как не дать? Помню, ещё одно жуткое дело. Рабочему дали комнату в Строгино. Есть жена, ребёнок. Живи и радуйся! А он заводит молодую любовницу, не ночует дома. Тёща ему говорит: «Ты уж определись: либо туда уходи, либо здесь живи».
В результате он зверски убивает тёщу, своего ребёнка и трёх соседок, которые случайно оказались рядом. Пять человек!».
По словам Давида Аксельбанта, некогда одного из известных московских адвокатов, в 1960-е годы следователей стращали «страшным судьёй». Стоило сказать магическую фразу: «Будешь выкобениваться – отдадим дело Апариной», – следователь становился ручным. «Только не ей!» Потому что все знали: у неё халтура не пройдёт. Заставит доследовать, выжмет все соки, пока следствие не предоставит стопроцентные улики и доказательства вины обвиняемого. А уж уголовнику, чьё «мокрое» дело доставалось Зинаиде Александровне, вся Бутырка могла посоветовать одно верное средство: самому утопиться в параше.
«В конце 1940-х, – вспоминал Давид Маркович, – я начинал стажёром в Сокольническом суде и помню её прекрасно. Однозначно: это была самая жёсткая и строгая судья в Москве. Строжайшая! Может, даже чересчур. Её ведь Вышкой и Червонцем прозвали за то, что срок меньше 10 лет никому не давала.
А чаще – вышку. Но знаю точно: женщина она была честности необыкновенной. Если с кем-то из судей можно было «тихо договориться», то мысль пойти к Апариной не приходила в голову даже ненормальному».
Из рассказа Зинаиды Апариной: «В 34 года моему мужу Ивану Васильевичу уже присвоили генеральское звание… Между прочим, сам он из бедняков. Отца убили в Гражданскую, в семье – семеро детей. Чтобы прокормить их, он в 16 лет пошёл работать учителем в школу. Муж человек был незаурядным, высокой культуры, очень добросовестным. Этому я у него научилась – мы были как единое целое. Для нас был один закон – честность и порядочность...".
Однажды Апарина получила из зала суда записку со словами: «Мы тебя убьём!». По почерку было установлено, что написал её брат подсудимого и того осудили за угрозу убийства. Апарина вспоминала: «Я никогда ничего не боялась. Дверь дома держалась на одном замке - ударом ноги снести было можно... В одиннадцать, полдвенадцатого вечера выходила из здания суда, иногда даже с каким-нибудь материалом под мышкой, садилась на трамвай и ехала домой. Даже мысли не было, что со мной могут расправиться. Единственный случай в моей практике, когда покушение было реально, - это во время процесса по «убийству на «Ждановской». Тогда – единственный раз в жизни – меня и следователя Генпрокуратуры, Владимира Калиниченко, круглосуточно охраняли бойцы спецназа КГБ СССР «Альфа». Сотрудники КГБ нас охраняли от сотрудников милиции! Каждый день на машине отвозили и привозили».
⠀
Это было самое громкое уголовное дело 1980-х годов, так называемое «милицейское дело». И его рассматривала тоже Зинаида Апарина. Дело было настолько громкое, что о нём даже сняли художественный фильм «Убийство на «Ждановской». Правда, как утверждала сама судья, «всё равно всей правды так и не показали!»
26 декабря 1980 года заместитель начальника секретариата КГБ СССР, майор Вячеслав Афанасьев, отмечал с друзьями свой 40-й день рождения. Домой отправился на метро. А с собою вёз полученный к новогоднему празднику продовольственный паек-подарок - палку копчёной колбасы, банку горбуши, банку болгарских помидоров, бутылку водки и бутылку коньяка «Наполеон». Майор сел в поезд, задремал. На конечной станции «Ждановская» его разбудили контролёры. Решив, что мужчина сильно пьян, они передали его сотрудникам линейного отделения милиции, дежурившим на станции. А те, в свою очередь, сами уже прилично выпив на службе, собирались веселье продолжить. Задержанный пассажир с выпивкой и закуской в портфеле показался им отличной добычей...
⠀
Когда они завели его в служебное помещение, майор сказал: «Вы не имеете права меня задерживать!», но вместо объяснений его начали бить. Когда Афанасьев потерял сознание, сотрудники милиции заглянули в его удостоверение и чуть дара речи не лишились... Старший инспектор Рассохин, милиционеры Лобанов и Попов тут же позвонили своему шефу - начальнику 5-го отдела милиции по охране Московского метрополитена майору Барышеву. И он тут же примчался в отделение. Понимая, что ограбление и избиение сотрудника КГБ само по себе является тягчайшим преступлением, Барышев приказал избавиться от Афанасьева. Барышева погрузили в служебную «Волгу» и вывезли к дачам КГБ у посёлка Пехорка, где добили монтировкой. Каждый нанёс по несколько ударов. Барышев сказал тогда: «Отвечать - так всем».
⠀
Утром Афанасьев был обнаружен прохожими, доставлен в больницу, но 1 января 1981 года скончался, не приходя в сознание. В тот же день о ЧП союзного масштаба доложили Председателю КГБ Андропову. Было возбуждено уголовное дело, которое тут же засекретили, и уже через две недели милиционеры со «Ждановской» были задержаны. Подозреваемых сразу поместили не в обычный следственный изолятор МВД, а в «Лефортово» - находившийся в ведении КГБ... И милиционеры начали давать показания...
43 тома – многомесячный труд большой следственной бригады. В последнем, 43-е обвинительное заключение, подписанное 5 марта 1982 года. Таким увидела дело судья Московского городского суда Зинаида Апарина. И хотя кроме неё в состав суда входили ещё двое народных заседателей – Радин и Литвинов, таков был тогда общий порядок, она являлась председателем и единственным профессионалом. Поэтому именно ей предстояло вынести решение о степени вины каждого из восьмерых подсудимых.
Ещё шесть объемных томов протокола судебного заседания дополнят материалы дела. И будет последний – 50-й том – Приговор «Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики».
Владимир Калиниченко, бывший руководитель следственной группы, следователь по особо важным делам Генеральной Прокуратуры СССР, в интервью рассказывал:
«Все вроде бы нормальные ребята. Попов - он такой русский типаж… пухленький мальчик, пухленькие щёчки. Просто как поросёночек. Не скажешь, что он работник милиции. Лобанов – маленького роста, сухощавый, подвижный. Россохин просто симпатичный парень, довольно обаятельный. Барышев, этот из категории «братков». Такой у него внешний вид был, как у современных братков отпетых. Симпатичный Телышев. Возуля – высокого роста, типичный украинец. Он всегда ходил в выглаженной форме. Очень любил сапоги хромовые. Задержанных, как правило, не избивал, а наносил 1-2 удара. У него коронка была – удар в голову, а следующий удар по шее сзади. Он так вырубал и человек падал. Так он людей презирал, но вот такой своеобразный типаж. А остальные - самые обычные ребята».
⠀
Зинаида Александровна рассказывала: «Всех их прекрасно помню. Майор Барышев - рыжеватый с залысинами, милиционеры Лобанов - собачья такая морда была у него, и Возуля - высоченный под два метра, Попов - розовощёкий такой… Фактически у них было четыре трупа. Возвращавшегося со свадьбы парня они убили из-за бутылки шампанского. Во втором эпизоде хотели скрыть изнасилование и забили до смерти настаивавшего на возбуждении дела свидетеля. Третий - майор КГБ Афанасьев. Четвёртое убийство сержант Лобанов совершил в одиночку. На Казанском вокзале он познакомился с ехавшим на Север мужчиной, пригласил его к себе выпить, потом убил, а труп расчленил... Когда раскрыли убийство Афанасьева, у Лобанова дома нашли вещи последнего убитого».
⠀
В ходе следствия выяснилось, что в отделении на «Ждановской» десятками пылились заявления граждан о преступлениях, которые они даже не собирались рассматривать. «А когда им было расследовать? - говорила Апарина. - Пьянка шла круглосуточно! Вся их служба была - грабить и избивать задержанных, чувствуя уверенность в собственной безнаказанности. За их спинами стоял майор Барышев, над которым стоял его начальник и так далее… Четверых - Барышева, Лобанова, Рассохина и Попова – я приговорила к расстрелу. Остальных – к длительным срокам заключения».
Из рассказа Зинаиды Апариной:
- Много лет спустя Владимир Иванович Калиниченко мне рассказывал, что тогда была оперативная информация: Барышев готовит побег с покушением. Прямо из зала суда!
Он планировал так. Делает кульбит вперёд и прыгает на стол. Стрелять по нему никто из охранников не будет, потому что есть риск убить заседателей… Затем он бьёт ногой судью Апарину, в прыжке выбивает окно и с третьего этажа прыгает на дерево… Но Барышеву не повезло: впервые подсудимых охраняли комитетчики. На скамью подсудимых посадили через одного: конвоируемый, «альфовец», конвоируемый, «альфовец». Барышев начал было «репетировать» побег – периодически вставать, но только зад приподнимет, «альфовец» незаметно пальцем тык ему – в болевую точку! И он сразу: «Шеф, всё в порядке!
Приговором Московского городского суда от 21 июля 1982 г. Борису Барышеву, Николаю Рассохину, Николаю Лобанову и Александру Попову была назначена высшая мера наказания - расстрел. Николай Возуля был приговорен к 13 годам усиленного режима, Алексей Телышев - к 10 годам усиленного режима, Вячеслав Пиксаев - к 10 годам усиленного режима, а Александр Салатов - к пяти годам общего режима.
Адвокат подсудимого Александра Попова – А.В. Дудкин:
«Нельзя сказать, что такого приговора никто не ждал. Ждали. Но сам суд не был формальным - на «скорую руку». Зинаида Александровна провела его на самом высшем уровне. Грамотно, в полном соответствии с законом. Просто и закон был таков, и обстоятельства вокруг процесса. Это понимали все, кто принимал в нём участие. Буквально через несколько минут после оглашения приговора, я спросил моего подзащитного Александра Попова, будет ли он подавать апелляцию в Верховный суд. До сих пор помню, как он ответил: «Нет», и тут же попросил меня передать его жене, чтобы принесла мёда, орехов и ещё каких-то продуктов. Казалось, он уже перечувствовал этот страшный приговор за эти полтора года в Лефортово, а затем в зале суда. Что касается Барышева, то говорить о нём, как о стоявшем «до конца», наверное, не стоит. Мне однажды рассказали, что уже перед расстрелом их стали приучать к тому, что куда-то ведут. Якобы на медосмотр. Чтобы шли спокойно. Но в тот день Барышев почувствовал, что этот раз - последний, и его пришлось не только утихомиривать, но и тащить силой».
⠀
Эдуард Хлысталов, бывший старший следователь с Петровки-38 вспоминал, что когда Зинаида Апарина вела процесс, в зале суда просто витал дух Буквы Закона. Она каждого умела поставить на место. «Чтобы у неё свидетель или адвокат не явился в суд или в зале раздавался посторонний шум… Такое просто было невозможно себе представить. Все ходили как шёлковые! Ведь задача у судьи по делам такой сложности почти невыполнимая. Вокруг все врут, меняют показания, подкупают свидетелей... А всё равно нужно вынести законное, справедливое и всем понятное решение. Его потом будут подвергать сомнениям десятки лучших адвокатов, которые (за огромные деньги!) будут цепляться за любой изъян, описку, закорючку. Верховный суд будет перепроверять всё и вся. Апарина эти решения всегда брала на себя», - рассказывал Хлысталов.
Зинаида Апарина: «Я обычно не слушала реакцию осуждённых. Бывало, огласишь... кричат, рыдают. Но чаще ни истерик, ни обмороков, каким бы жёстким ни был приговор. По крайней мере, у меня... Некоторые даже после «вышки» вели себя достойно. Преступники мне никогда не снились. После рассмотрения «мокрого дела» обычно вечером я ходила с мужем в театр, чтобы отвлечься. А на следующий день - всё по новой...".
«Слушали «милицейское дело – 2», – продолжала Зинаида Александровна. – На скамье – трое убийц-милиционеров, а чётвертая – жена одного из них (помогала уничтожать улики). И вот один, лейтенант милиции, постоянно разыгрывал психически больного. Привозил из Бутырки буханку хлеба и, сидя на скамье, всё время её щипал. Я ему: «Встаньте»! Сидит. «Фамилия, имя, год рождения!». Молча щиплет. Вызываю судебного эксперта-психиатра. Это редкий случай, когда прямо в зал суда. Потом, думаю, мало – вызываю ещё трёх психиатров… Все в один голос подтверждают: вменяемый. А когда вынесла смертный приговор, этот лейтенант таким матом начал поливать, что сразу стало ясно: нормальнее не бывает!»
«Заниматься приходилось не только убийцами, – говорила Зинаида Александровна. – Примерно с начала 1960-х преступления стали всё крупнее – хищения, взятки, приписки. В особо крупных размерах! Человек давно уже не голодный, но некоторыми овладевали алчность, жажда наживы, как бы побольше барахла нахапать… До 1987 года я и такими делами занималась. Трудность их в том, что процесс длится долго – до полутора лет. Изымаются сотни документов, проводятся судебно-бухгалтерские экспертизы, опрашиваются огромное количество свидетелей. Одно дело было – 152 тома. Другое – 450 свидетелей. Попробуй всех опроси!
Например, по «делу ВЗПИ» (Всесоюзный заочный политехнический институт) за взятки были привлечены более 40 человек. Если бы я их всех не держала под стражей, процесс растянулся бы на годы. Суть его такова. В Прокуратуру Союза пришло письмо: проверьте, мол, как поступили в институт такие-то грузины. Нашли заявление одного из них на имя ректора: «Прашу дат мне степендю». Стало ясно, что экзамен по русскому языку он сам сдать не мог. Оказалось, что группу взяточников в ВЗПИ возглавлял кандидат технических наук Борг. Он говорил: «Пока я поднимусь с одного этажа на другой, у меня 5 – 10 тысяч рублей уже в кармане. А кто положил, не знаю». А это огромные в те времена деньги! Потом у него изъяли три сберкнижки на предъявителя, зарытые на станции Лианозово под яблоней… Следствие установило: дело было поставлено на поток. Преподаватели выезжали с экзаменационным листом прямо в гостиницу «Россия» и там «принимали» экзамены. Кстати, что любопытно, начинал «дело ВЗПИ» Эдуард Шеварднадзе. Он тогда был начальником Следственного управления МВД Грузии, лично допрашивал всех, писал протоколы и самолётом отправлял подследственных мне»
Зинаида Александровна возмущалась: «Я вообще этих взяточников не понимаю! В кодексе ясно записано: до смертной казни. Мол, люди, не берите взятки – расстреляют, а они берут и берут. А сейчас как берут! Впрочем, одна попытка дать мне взятку всё-таки была. В 1940 году пришла ко мне женщина – старая-старая, с палочкой. И говорит: «Доченька, взыщи мне алименты с сына. Я тебя отблагодарю». Не успела я моргнуть глазом, как на мой стол посыпались тыквенные семечки…
Я растерялась, как закричу: «Бабушка, что вы! Нельзя же этого делать!» Собрала семечки – и обратно ей в сумку. Сколько лет прошло, а до сих пор эта женщина у меня перед глазами».
Свою трудовую деятельность Апарина закончила в 1987 году, и как рассказывала, сама ушла из Мосгорсуда.
«Всегда точно знала: из Мосгорсуда меня убрала мафия. Всё началось с «тушинского дела». …В феврале 1981 года 11-летняя Ирочка приехала в гости к дедушке с бабушкой, пошла на каток. И пропала. А вскоре на перроне Казанского вокзала нашли два чемодана, перевязанные, как торт – крест-накрест. Вскрыли: в одном – туловище девочки, в другом – ноги и голова, аккуратно сложенные ботинки с коньками и Ирина заколка для волос. Эксперты пришли к выводу, что ребёнка насиловали трое суток.
Снимки чемоданов расклеили по таксопаркам Москвы. Вскоре нашёлся шофёр такси – он их опознал и описал человека, которого привёз из Тушино на Белорусский вокзал. И надо же – редкая удача в расследовании: через три дня в метро этот таксист встретил этого самого своего пассажира – некоего Камуса (как выяснилось, инженера и секретаря партийной организации завода, командира отряда дружины при 23-м отделении милиции). Со скрипом, но Камуса арестовали. В ходе расследования тот написал собственноручное признание в изнасиловании и показал на месте, как всё было. Но признался только в том, что насиловал. По его версии, с ним был ещё какой-то случайный знакомый по имени Володя, якобы вот он убил и расчленил. Дело слушалось три с половиной месяца. Выезжали на место, допрашивали экспертов.
Несмотря на то, что Камус в суде от своих показаний отказался, в моём приговоре фигурировали 19 прямых и косвенных доказательств того, что насиловал и убивал именно он. Тут двух мнений быть не могло: высшая мера. Но в Верховном суде мой приговор отменили и послали на доследование – искать Володю. Доследовавший дело следователь прокуратуры по фамилии Шпеер дело закрыл. Камуса выпустили. А я до сих пор уверена: именно он убил...
И вот через шесть лет, в 1987-м, когда я рассматривала дело «торг «Гастроном», появилась статья в газете: мол, как это так – такая-сякая Апарина, которая дала высшую меру невиновному, до сих пор работает в Мосгорсуде?! Облили грязью – вспомнили мой единственный за 47 лет работы отменённый приговор. А дело было интересное! Оно было выделено из «соколовского» – Соколов, директор Елисеевского магазина, к тому времени был уже расстрелян. Находились под стражей директор торга, его заместитель, директора очень многих московских магазинов, которые давали взятки. Суммы огромные! Мною были уже допрошены 200 свидетелей и 26 подсудимых. Приговор был на подходе. Кто-то из сильных мира сего вмешался: появилась эта статья… Я сразу поняла: меня хотят вытолкнуть из этого дела. Закрыла кабинет, сдала ключ и ушла. Навсегда. А дело потом практически рассыпали…»
Из рассказа Зинаиды Александровны незадолго до её кончины: «А сейчас вообще странные дела творятся: преступников не ловят, ловят – поймать не могут, поймают – ничего доказать не могут, докажут – суд отпускает. Или. Зачем отменили высшую меру? Наша страна не готова к этому. Допустим, убийц Листьева, Старовойтовой и других найдут – как их не расстрелять?! Или террористов, взрывавших дома на Каширке, в Печатниках и других местах?! А «Норд Ост»? Теперь каждый преступник знает: расчлени он хоть 500 человек – максимум «пожизненно». Лично я против того, чтобы расстреливали за хищения. Уж как заслуженный юрист России, судья с таким стажем я в этом как-нибудь разбираюсь. Одних приговоров написала столько, что даже мемуары не пишу. Бальзак, думаю, меньше извёл бумаги на романы, чем я.
А сейчас какие «ужасы» в судах творятся? Недавно ко мне приходит родственница (у нее дело гражданское – раздел имущества). Так судья ей с ходу заявила: «Дашь семь тысяч – присужу в твою пользу!» (речь о 90-х годах- О.И.). Да что же это такое! Я готова была пойти к ней и высказать… Или. Рассказывает мой секретарь бывший. Перед рассмотрением дела прокурор, адвокат и судья в кабинете выпили пол-литра водки и пошли на процесс. Судья кимарит, процесс идёт…
Я и сейчас рассмотрела бы любое из нынешних скандальных дел, если бы они были честно и профессионально расследованы. В чём я сомневаюсь…»
⠀
Зинаиды Апариной не стало в 1999 году, в 83 года.
ИСТОЧНИКИ:
- Андрей Колобаев. Зинка-вышка. Совершенно секретно. Август 2017
- Андрей Дутов. Банда в погонах
- Дела Судебные. Адвокаты делятся опытом. Выпуск №4 М., 2005г., "Юрлитинформ", с.117-122