Это произошло давно, и в то же время события остаются свежими в памяти. В ранние семидесятые, с уходом матери, я ощутил глубокое чувство одиночества.
С течением времени, болезненные воспоминания о похоронах угасли и померкли, тем не менее, ощущение тревоги и угнетения сохранилось в душе. Тогда стоило задуматься о том, что всё не было случайностью.
В восемнадцать лет мне представилась возможность пересмотреть свои жизненные приоритеты. Отец нас покинул, и вместо самосожаления я должен был позаботиться о родных: о болеющей бабушке, которая потеряла дочь и ежедневно молилась в слезах, о младшей сестре, оставшейся без матери в пятнадцать лет, и о брате, который пошел в первый класс.
Бабушка пыталась вселить в меня мудрость церковных отцов: "Все невзгоды, которые мы переживаем, даны нам по воле Божьей". Она утверждала, что если я перенесу эти испытания достойно, Бог вознаградит меня, ведь у верующих после смерти не заканчивается жизнь. "И мать наша так много пострадала, что Бог, несомненно, помилует её," - уверенно говорила она. "Если будешь любить Бога, ты обязательно встретишь её снова".
Я смотрел на бабушку с испугом и надеждой, мысли смешивались в голове, а душа, словно спала, чувствуя лишь боль.
Затем я отправился на военную службу, оставив сестру и брата на попечении родственников, хотя мог взять на себя их опекунство, прожить с ними несколько лет и оказать им поддержку. Для этого требовалось полностью отказаться от собственного эгоизма и посвятить себя благим и трудным делам ради семьи. Но как поступить "по-божески", когда ты озлоблен на весь мир?
Я уклонился от ответственности, оправдываясь обязательствами перед Родиной, не понимая своих истинных долгов в тот момент. Я обманывал себя, думая, что ничего не могу изменить, и утешал себя убогими оправданиями вроде "нужно служить", "я не подхожу на роль воспитателя" и так далее.
Теперь, вспоминая о тех тяжелых днях, я всегда припоминаю слова святителя Феофана Затворника: "Тот, кто бдительно следит за своим сердцем, у того верно складывается жизнь".
Осознание того, что следовало бы прислушаться к собственным чувствам в ключевой момент, открыло передо мной истину: душа матери ожидала от меня действия, достойного мужчины. Проявить истинную любовь к ней я мог лишь путем жертвы собственной свободы во благо родных. Это подтвердили последующие события в жизни моих сестры и брата.
Чтение святителя Макария Египетского укрепило меня в мысли, что «все злые поступки взаимосвязаны...». В данном случае за одним недобрым действием последовали другие. Вскоре после того, как я отправился служить в армию, моего младшего брата взял к себе на воспитание наш дядя. В чужой семье, лишенный братской любви и заботы, он со временем стал жестоким и, фактически, разрушил свою жизнь этой жестокостью.
В тот же период сестра попала в плохую компанию и бросила учебу... В конечном итоге, за несчастья моих близких я несу ответственность. О, Господи, прости мои прегрешения!
После армии я пытался «скрыться» от жизненных проблем в любви, но выбрал человека, столь же эгоистичного, как и я сам.
Однажды, после окончательного разрыва с подругой, я зашел в церковь и был ошеломлен: здесь меня уже давно ждали. Сочувственные образы икон, ангелы, словно парящие по стенам и потолку, всё здесь утешало и успокаивало без слов и прикосновений. Святой Николай Угодник смотрел на меня со строгостью, Царица Небесная смотрела с материнской нежностью, а Иисус Христос казался особенно человечным и скромным. Рядом с ним исчезала всякая тоска... Я ощутил, что мне хорошо среди святых, но не знал, как сделать наше общение более тесным и глубоким. Иконы вызывали сочувствие, обещали невыразимую радость и спокойствие, но не открывали пути к этому состоянию...
Покинув церковь, я освободился от прежней душевной боли, оставив за собой уверенность в том, что я еще открою для себя эту величайшую Тайну, именуемую Верой, и что эти святые лики теперь будут со мной навсегда.
Однако, кажется, силы ада опасались, что число верующих возрастет, и приложили все усилия, чтобы предотвратить это...
Вскоре я обрел высокооплачиваемую должность, затем приобрел жилье, в котором обрел жену, даровавшую мне любимого сына. Моя жизнь стала цикличной: работа - дом - отпуск. Проезжая на комфортабельном японском автомобиле мимо церквей и часовен, я вновь оградил себя от окружающего мира и его страданий... Качественная обивка салона моей машины служила превосходной защитой от стресса и переживаний за других...
В 1990-е годы в России сотни тысяч соотечественников страдали без работы и заработка, а я не думал о «неприятностях», всегда имел финансовую стабильность и все связанные с этим блага.
Немецкий писатель Герман Гессе отмечал, что русские одинаково живут и внешней, и внутренней жизнью, и их всегда влечет своя душа.
Я лично убедился, что материальное благосостояние в условиях рыночной экономики приводит русского человека к преобладанию чисто «внешней» жизни, в которой вопросы души отходят на второй план. Исчезают мучительные поиски добра и счастья для неё.
Мы все заняты! Если возникают конфликты с любимой женщиной или проблемы на работе - приходится переживать, но как только проблема решается, мы снова погружаемся в деловую суету, радуясь каждому успеху и достижению.
Но ведь и не хотелось тревожить душу! Как выявил Достоевский, в ней скрыто так много противоречий, что её пробуждение может иметь непредвиденные последствия. Это прекрасно понимали те, кто управлял капитализмом. Система была настроена так, чтобы минимизировать пробуждение совести и полностью заглушить чувство стыда.
Рыночное общество - это путь к материальному прогрессу, но и великое заблуждение. В нем ты настолько «интегрирован» в потребительское общество, что теряешь интерес к великим вопросам существования. Властители земного бытия разместили тебя в огромной игровой комнате, завалив бездной игрушек. Играй сколько хочешь, только не думай о вечном.
Святомученик Илларион (Троицкий) в одной из своих выдающихся работ отметил, что прогресс требует абсолютного подчинения человечеством, и он достигается теми, кто вознес его в ранг кумира. «Жизненная парадигма славянства – это религиозный идеал православия».
Этот идеал олицетворяет не стремление к прогрессу, а трансформацию самой человеческой сущности. Прогресс в западном понимании представляет собой линейное движение вперед. В то время как Новый Завет учит движению вверх, к небесам, к Богу.
Слова Иллариона о значении прогресса нашли отражение в моем собственном опыте.
Жизненный уклад, которому я следовал, был полностью подчинен материальным благам. Социальный круг, интересы, отдых – все меняется с приобретением автомобиля, дачи или дома. Разум поглощен множеством пустяков, тогда как «внутренний человек» во мне, способный осознать необходимость духовного перерождения, «спал» все эти годы глубоким сном. Словно о мне говорил Авва Дорофей: «один лжет мыслью, другой – словом, а третий лжет самой своей жизнью».
Я лгал именно жизнью, проживая ее так, словно не существовало забытого брата, будто я не потерял сестру, и ранее – всех родителей. Как будто на мне не лежал высший моральный долг – любить своего ближнего и помогать ему. Если бы я стремился к единению с Богом, к Царству Небесному, где все живы и любимы, не тратил бы ли я дни, данные мне для жизни, на пустые развлечения, украшение дачи, поиски выгодных предприятий.
Все, чего я достигал, обращалось в прах, но я не прислушался к божественным знамениям.
Мой сын, незаметно для меня, становился взрослым. Несмотря на то что я исполнял обязанности ответственного отца, посещал родительские собрания и заботился о его увлечениях, включая покупку ему велосипедов и мотоциклов, я лишь отдалённо представлял, что происходит в его внутреннем мире. Глубокие переживания моего сына, его неприятие окружающей рыночной реальности оставались за пределами моего полного понимания. В попытке прояснить свои мысли, я начал вести дневник, и вот что было записано на его первой странице:
"Происходящее с сыном заставило меня осознать, в какую болотистую почву я сам себя загнал, живя без чёткой цели, от одного события к другому. Как отец я должен был предвидеть будущее и действовать так, чтобы предотвратить возможные неудачи. Без такого подхода нет пути к успеху и нет истинного удовлетворения от преодоления трудностей жизни."
Что же я мог предложить ему, когда сам следовал по пути наименьшего сопротивления?
Материальные блага, которые я предоставлял, лишь усугубляли его проблемы. Возникший во мне ужас за судьбу сына и чувство стыда за себя привели к обращению к Богу.
Святитель Тихон Задонский точно описал моё состояние: "Человек укоряет сам себя, горюет и терзается, часто плачет, сожалея о содеянном, и желает невозможного – вернуть прошлое. Такая скорбь, рождённая любовью, есть подлинная христианская скорбь, когда горе не о своём ущербе, а о прогневлении Бога, Творца и Искупителя."
Я приложил все усилия и средства для спасения сына, однако было слишком поздно. Он ушёл из жизни.
С этим событием во мне исчезла прежняя личность со всеми её страстями и предубеждениями. Не означает это полное исчезновение; некоторые навыки сохранились, но теперь они служат исключительно деловым целям. Тот бесстрашный охотник, что некогда свободно мчался по жизненному пути, покоряя все перед собой, его больше не существует.
Придя к Богу, я осознал, что моя душа была запущена и заброшена, лишенная возможности высказать возражения или предложения в те времена, когда я вел себя как волк. Это прозрение напоминало слова святителя Феофана Затворника о кардинальном переустройстве внутреннего мира. Я пришел к выводу, что постигшее меня несчастье является божественным уроком за мою небрежность. Вдохновение я черпал в словах Преподобного Макария Египетского о необходимости избавления от внутренних препятствий и вере в божественную помощь.
Проходя по опустевшей утренней улице, я прошел мимо бара, где проводил ночи мой сын, и больницы, где он получал лечение, добираясь до собора, где я возносил молитвы. В воскресенье я стоял в очереди на исповедь, и моя исповедь была полна тяжести и слез. Молодой священник сначала с трудом понимал мои обрывочные слова, но затем уловил, насколько я был заброшен в грехах и как старался избавиться от демонических оков, подобно тому, как человек пытается вырваться из водорослей, чтобы не утонуть. Он сочувственно прикоснулся к моей седой голове Евангелием.
Я, будучи главным виновником семейных невзгод, молил Бога о прощении и милосердии для души моего сына. Я искал через искреннее раскаяние обрести милость Божью и совершить благое дело для души усопшего...
Что касается моего личного пути, то я проникся и начал применять на практике совет аввы Иосифа, который говорил, что в случае преследований следует искать убежище там, где живут православные люди и оставаться в их обществе, что я и делаю в настоящее время.
Андрей, 2004 г.
Слава Богу за всё!