17 июня всемирно известному оперному баритону Борису Рубашкину (1932-2022) исполнилось бы 92 года
С Борисом Семеновичем меня познакомила вдова Валерия Ободзинского - Анна Есенина. Мы встретились в 2006 году в Москве, потом довольно часто общались по скайпу. Сделали несколько интервью, а порой просто разговаривали «за жизнь». 17 июня 2022 года мы должны были созвониться и в "режиме видеоконференции" выпить по рюмочке за его 90-летие. Но 12 мая Бориса Рубашкина не стало.
Когда в позапрошлом году я опубликовал на этом канале статью о нем, многие читатели критиковали: дескать, автор, ты что-то "напутал" или "наврал". Поэтому в память о выдающемся певце, интереснейшем человеке и патриоте России предлагаю его большое интервью 2016 года, где он все рассказывает сам.
Фотографии - из личного архива Бориса Рубашкина, клипы - из открытых источников.
В ДОМЕ ПОЛАГАЛОСЬ ГОВОРИТЬ ТОЛЬКО ПО-РУССКИ
- Борис Семенович, вы в 1960-70-е годы знали, что в СССР вас слушают?
- Нет, конечно! Только много лет спустя я узнал, что, оказывается, моряки привозили мои пластинки, их какие-то люди тайно записывали на кассеты, продавали и они расходились. До сих пор храню подарок поклонников - несколько «подпольных» пластинок, записанных на «ребрах». Это что-то невероятное!
- Потом вам встречались люди «отсидевшие или пострадавшие за Рубашкина»?
- Лично – не встречал, но я много таких историй слышал. Правда или нет, не знаю. Чаще рассказывали так: мол, «вечером – водочка, рыбка, мы тихо-тихо включали магнитофон, чтоб сосед не написал на нас донос, что мы слушаем Рубашкина... Иначе – лагерь!»
- Вы на сегодняшний день ответили для себя на вопрос: почему советские власти вас так невзлюбили?
- Нет. Якобы мои «блатные песни развращают комсомол». Мне даже сказали, что я в «черном списке» ярых врагов СССР стою на 13 месте. В том списке были и политики западные, и получается даже певцы. Хотя, естественно, никаким врагом я не был. Я же демократ по рождению, а не политик, и никогда не поднимал свой голос против Советского Союза. Я ждал и надеялся, что времена изменятся к лучшему, и сейчас пришло это время.
- Кстати, тогда многие у нас считали, что вы - советский певец, попросивший убежище на Западе…
- (Смеется.) Начнем с того, что я родился не в Советском Союзе, а в Софии - в семье донского казака Семена Терентьевича Чернорубашкина и болгарки Теодоры Лиловой. И до 1989 года моя нога вообще не ступала на русскую землю.
- Ваш отец рассказывал, почему он стал эмигрантом?
- Не было дня, чтобы отец не рассказывал мне о России, о своем хуторе в 140 километрах от Царицына, где жили его отец, дед, трое братьев, две сестры. Как в 1919 году ночью пришли «красные» - старшего брата расстреляли, дом сожгли, остальным удалось бежать. В результате за границей оказался только отец – он добрался до Черного моря, на корабле с белой армией приплыл в Турцию, затем оказался в Болгарии. Больше никого из своих родных он никогда не видел. Но всю жизнь был русским патриотом. Даже меня крестил по казачьим обычаям.
- Это как?
- Привел жеребца, положил меня в седло и я потихонечку «поскакал» в церковь. Благо она была метрах в 150 от нашего дома.
- Говорят, отец вас воспитывал сурово: за каждое произнесенное нерусское слово награждал подзатыльником, а рука у него была тяжелая…
- Да, в доме полагалось говорить только по-русски, и даже моя мать болгарка не была исключением. Но рукоприкладства не было, тем более, что язык мы знали и гордились этим. Я никогда не забывал о своем происхождении. Меня так воспитывали – в любви к Отечеству.
Мальчишкой, учась в эмигрантской школе, я каждое утро начинал в строю по стойке смирно – поднимался российский триколор и звучал гимн старой России.
ВЫКОВАТЬ «СОВЕТСКИХ ЛЮДЕЙ»
- Вас назвали в честь болгарского царя Бориса, которого болгары до сих пор любят и чтут. Было за что?
- Конечно! Царь Борис III был удивительный государь. Например, во время Второй мировой он, сам этнический немец, не воевал против СССР. Болгары не хотели воевать против русских, освободивших их от 500-летнего турецкого ига, и царь Борис не дал Гитлеру ни одного солдата…
Всех оказавшихся после Октябрьской революции эмигрантов-«белогвардейцев» (а их было около 50 тысяч) он принял, дал им работу, квартиры, для них были открыты специальные школы. Например, в Софии была очень мощная русская колония. Там был прекрасный драматический русский театр, балалаечный оркестр, хор, кружки. Мой отец работал в русской больнице «Красный Крест» – это была лучшая больница в Болгарии в то время. Словом, было кому поддерживать русское искусство, русский дух, творчество, культуру.
Вообще Болгария до 1944 года жила очень хорошо. Но в 1946-м году пришли наши «освободители» - советская армия. Начались расправы с интеллигенцией, оппозицией. Что касается русских эмигрантов, то Сталин и его сподвижники решили их перевоспитать – «выковать» из них настоящих советских людей.
- Интересно, как они собирались это сделать?
- Вскоре мой отец получил письмо – явиться в советское посольство. Все эмигранты, жившие в Софии, получили такие же. Их поставили перед фактом: дескать, правительство решило вернуть вам ваше гражданство. А мой отец – казак, что в переводе с монгольского «свободный человек». Он сказал: у меня никогда и не было советского гражданства. И не пошел. Его тут же «взяли» и выслали в деревню, где жили турки. Дали понять, что следующий этап – каторга. Ведь в это время болгары по примеру СССР стали делать что-то типа концлагерей. Высылали за Дунай и в Тырново на каторжные работы... Словом, если бы отец не согласился получить паспорт, оказался бы там. Он вынужден был – из-за нас с мамой.
Точно такой же документ и я получил в 16 лет, там было написано - «вид на жительство». То есть все мы считались советскими гражданами, которым разрешалось временно проживать в Болгарии. Чтобы держать «белогвардейцев» в «ежовых рукавицах», во всех крупных болгарских городах были открыты подразделения Клуба советских граждан. Это были довольно специфические учреждения, но мы туда с удовольствием ходили.
- Чем "специфические"?
- В этих Клубах нас регулярно собирали послушать доклады о том, как плохо живут рабочие на «загнивающем западе», как пашут на заводах и фабриках по 16 часов и умирают в глубокой нищете. Советская пропаганда! В это, конечно же, никто из нас не верил, но люди приходили, потому что были рады возможности общаться друг с другом.
К тому же послевоенная София голодала, а внизу был шикарный ресторан, после доклада крутили кино, потом были танцы. Я и мои друзья были молодые, дерзкие – во время доклада мы уже сидели в ресторане. Еще в этом Клубе были всякие кружки по интересам – географический, хореографический… Где симпатичные и красивые девчата? В хореографическом! Конечно, мы сразу в него записались.
- То есть вы увлеклись танцами, потому что вам нравились красивые девушки?
- (Смеется.) Да! Конечно, нельзя сказать, что только девушки здесь «виноваты». Меня и моих друзей привлекали музыка и танец – это в крови каждого русского человека. Я с детства умел танцевать русские танцы, польку, мазурку, краковяк, бить чечетку и всерьез хотел делать карьеру танцора.
Хотя и петь всегда любил. Во время дружеских посиделок (а все эмигранты жили очень дружно!) я приставал: «Дядя Ваня, дядя Коля, дядя Миша… напой что-нибудь русское». Слова записывал, мелодию сразу запоминал. В те времена даже подумать не мог, что буду петь эти песни и романсы со сцены, и они станут частью моей жизни.
ПОБЕГ В НИКУДА
- Как вы оказались в Австрии?
- Еще когда мне было 14-15 лет, отец сказал: «Смотри в направлении Парижа!» Я спросил: «А что там?» «Свобода! Запомни, Борис, самое ценное – это личная свобода!» Я это запомнил. А потом…
Однажды во время репетиции я серьезно повредил ногу. Целый год ходил с палочкой – не мог танцевать. Без работы, без будущего. Отец сказал: «Борис, тебе надо убираться вон из этого режима. Уезжай!» Но куда? Ехать было некуда...
Помог случай. В компании детей эмигрантов один из гостей, инженер из Праги, которому я пожаловался на безвыходную ситуацию, вдруг спросил: «Поедешь в Прагу?» Конечно, я уехал. И Чехословакия по тем временам мне показалась раем. Я поступил в экономический университет, жил в комнате на двоих, с душем, плитой.
- Чем зарабатывали на жизнь?
- Мыл машины, таскал на верхние этажи мебель, разгружал картошку на рынке… Кроме того, танцевал в театре в городишке километрах в ста от Праги, где меня очень ценили. Но когда получил высшее образование, опять столкнулся с безработицей. Я не комсомолец, не член партии, то есть перспективы никакой! И мы с моей первой женой болгаркой тайно через Югославию, можно сказать, сбежали в Вену. Взяли транзитную визу в Австрию (якобы послушать оперу) и как только пересекли границу, сдались местной полиции. Сказали, что бежали из советской Болгарии и ищем политического убежища.
- Подобный поступок потом не вышел боком вашим родным?
- К счастью, ни родителям, ни брату ничего не сделали… Около шести недель в специальном лагере нас проверяли австрийцы и американские спецслужбы.
- Проверяли, не советские ли вы шпионы?
- Ну да, у меня же был только один документ – советский паспорт... Но мы-то с женой сразу решили: если они захотят нас вернуть обратно, то мы покончим жизнь самоубийством!
- Даже так?
- Да! Потому что умирать в болгарских тюрьмах нам не хотелось. Они бы все равно нас там, я не знаю, расстреляли или что. Ни на йоту не сомневаюсь! Но австрийцы нас отпустили. С условием, правда, что раз в месяц буду отмечаться в полиции и платить штраф 10 шиллингов – «за незаконное проживание».
Помню, вышли – снег двухметровый, языка не знаем, жить негде, не на что. Самое страшное для меня время – первые два года эмиграции. В Вене родилась дочь… Чтобы всем нам не умереть с голоду, я хватался за любой заработок. Но повезло – со временем мне удалось найти работу танцора в «Фольксопере» - это второй по величине театр Австрии.
ПЕВЦОМ СТАЛ СЛУЧАЙНО
- Вы до 35 лет довольно успешно танцевали. Как стали певцом?
- Довольно случайно! Знакомый болгарин, который учился оперному пению, захотел продемонстрировать свои вокальные успехи, и пригласил меня в русский ресторан «Жар-птица». Это было очень дорогое заведение - любимое место кутежей и отдыха обеспеченных людей и знаменитых артистов, где икру заказывали килограммами, ели ее ложками и обильно все это запивали русской водкой и советским шампанским. Болгарин тоже заказал водочки, рыбку, салат. Одна рюмка, вторая, третья, четвертая… Он дал скрипачу и гармонисту сто шиллингов, чтобы подыграли, и запел. Я начал ему подпевать вторым голосом… Он услышал, говорит: «Слушай, ты же - танцор?» «Да, но я знаю много русских песен». «Спой одну!» Я заказал оркестру «Стеньку Разина». Спел... Что тут началось! На наш стол стали присылать кто бутылку вина, кто водки, и просят: «Спой еще!» Вторая, третья песня…
Прибежал хозяин заведения, солидный такой мужчина килограммов под 130. «Будешь работать у меня?»Объясняю: «Не могу – я работаю грузчиком и танцую в «Фольксопере». Утром у меня репетиция, после обеда я таскаю резину, а вечером - спектакль». Тогда он мне сделал предложение, от которого я не смог отказаться. Дал квартиру, хорошую зарплату.
Я пел русские песни в «Жар-птице» около трех лет. Это были для меня самые счастливые годы, потому что здесь ко мне пришла известность. Швейцарская звукозаписывающая фирма записала четыре моих сольных диска, и они мгновенно разошлись. А затем произошло еще одно судьбоносное событие.
- Вы стали первым баритоном зальцбургской оперы.
- Точно! В «Жар-птице» меня услышала профессор Венской консерватории госпожа Мария Бранд. «Ваш голос не для ресторана, а для театра. Приходите – я научу вас петь». И я стал учиться у нее в консерватории.
В 1967 году выиграл конкурс на замещение должности баритона в Зальцбургской опере. Семь лет пел классический репертуар, потом решил делать сольную карьеру. Приглашений по всему миру было столько, что я бросил все и поехал со своим оркестром и русскими песнями по театрам Европы, Америки, Австралии. Примерно в это время придумал модерновый танец «Казачок», который мгновенно стал модным.
- Это с ним в начале 1970-х был связан невиданный доселе интерес ко всему русскому? Или это преувеличение?
- Абсолютно нет! Все газеты писали: «Вена подарила миру два модных танца - вальс Штрауса и «Казачок» Рубашкина»... А знаете, как это получилось? Я часто думал о том, что почти каждая нация в мире имеет свой современный танец, даже финны придумали «летку-енку». И мне было стыдно, что у нашей нации нет такого танца. Я часто замечал, что когда в ресторане люди выпивают, то под быструю русскую песню они выходят и начинают танцевать вприсядку. И мне в голову пришла идея: я взял мелодию «Катюши», сочинил новый текст, дописал мажорную композицию второй части и придумал па. Директор фирмы "Блу Блан Руж" раскрутил ее в своем шоу.
- Насколько я знаю, вы дружили со знаменитым «невозвращенцем» танцовщиком Рудольфом Нуриевым…
- Мы познакомились в «Жар-птице». Нуриев приходил очень часто - ему было приятно слышать русские песни. Мы начали дружить. Он часто звонил мне, приглашал в театр, оперу, мы пили кофе, общались. Потом он уехал в Англию, и все – контакта больше между нами не было.
- Как Нуриев относился к тому, что на родине его объявили «предателем» и заочно приговорили к 7 годам тюрьмы "за измену"?
- Какой он предатель?! Он хотел быть свободным, танцевать что хочет и как хочет. Как вы знаете, в 1961 году с ленинградским балетом Нуриев поехал во Францию, остался там и через два года его знал весь мир. А если бы он остался в СССР, его бы не знал никто. Везде его люди носили на руках, и на Западе он был счастлив. А вот по русским песням Рудольф очень ностальгировал.
КАК СТАЛ РУБАШКИНЫМ
- Борис Семенович, существуют две версии вашего псевдонима. По одной, фамилия Чернорубашкин не помещалась на вашей первой пластинке, по другой, ваши продюсеры посчитали, ее слишком вычурной для западного уха.
- Действительно моя фамилия слишком сложная для заграницы. Только одна «ч» в переводе на немецкий - целых четыре буквы и «ш» - аж три. Мой менеджер предложил взять псевдоним «Хохлов» или «Иванов». На что я ответил: «Давайте хотя бы половину настоящей фамилии оставим!
- А что за история, когда во время концертов в Германии вас забросали помидорами? Об этом сразу же написала газета «Правда».
- Это было в 1970 году. Местные «правые» подумали, что я приехал из Советского Союза пропагандировать коммунизм, развернули антисоветские плакаты, начали шуметь, швырять на сцену яйца и помидоры. Когда помидор попал в мой белоснежный казачий наряд, я скомандовал, и ребята из моего оркестра (а там были болгарин, русский, немец и украинец) побросали инструменты на пол. Началась настоящая рукопашная! Жаль - короткая, потому что эти швыряльщики слишком быстро разбежались как нашкодившие коты. Правда, наш бас-балалаечник успел так хорошенько разок приложиться, что у него потом кулак болел три дня. Вся остальная публика встала и кричала им по-немецки: «Geh weg, geh weg!» - «Вон, вон отсюда!» Потом аплодировали нам, конечно.
За всю мою карьеру этот мрачный инцидент был единственный. Обычно все было наоборот – западная публика любит русские песни.
- Признайтесь: вас не задевало, что у нас вас называли «кабацким певцом»?
- И воображение сразу рисовало картину: Рубашкин поет, вокруг танцуют полуголые барышни, цыгане бьют чечетку, а на полу валяются не вяжущие лыка «белоэмигранты»… Так? Это в России слово «кабак» носит пренебрежительно-уничижительный оттенок. Заплеванный деревянный пол, пьяные купцы, кутежи, драки, побитая посуда… Посмотрите какие в Париже русские рестораны! «Л Этуаль де Моску», «Тройка»… Французская публика приходит и поет антифашистскую песню «По долинам и по взгорьям». Называть Рубашкина «кабацким певцом» могут только люди, обозвавшие одесские песни «блатными».
КАК ЦЕРЭУШНИКИ ВЕРБОВАЛИ
- Модная в СССР тема «Борис Рубашкин – агент американских спецслужб». Вас пытались завербовать?
- Пробовали. Однажды в Вене ко мне пришел настоящий церэушник и стал выведывать: где в Софии стоят советские танки, где расположены войска, чуть ли не «начерти чертежи, карту»… А что мы знали? Когда он понял, что теряет попусту время, отстал.
- Наверное, церэушник рассуждал так: раз попросил политического убежища, значит, диссидент, и должен нам помогать…
- А что вы хотите?! Вена в то время была центром мирового шпионажа, все разведки там работали. Ведь все, кто бежал - и агенты, и шпионы, и нормальные люди - сначала подавались в Австрию... Поймите меня правильно: я был готов бороться против коммунизма до конца моей жизни. От отчаянья, оттого, что не могу жить нормально, со своей семьей. Но чем я мог реально помочь?!
Демократия у меня в крови. Посмотрите, как заведено у казаков на хуторе: есть круг, атаман, то есть представитель власти, и все решается сообща. Мои предки были известными атаманами на Дону, и как знак отличия они носили особые черные рубашки. Между прочим, отсюда произошла моя настоящая фамилия – Чернорубашкин. От них и пошел мой род.
- А наши дипломаты-кагэбэшники в Австрии искали к вам подходы? Все-таки такой «лакомый кусок» - мировая знаменитость…
- С КГБ у меня были очень «веселые» отношения. Я же даже не подозревал, что в Советском Союзе мои песни слушают. И, конечно, удивлялся, что сотрудники советского консульства в Зальцбурге приглашают меня к себе на все советские праздники. Я приходил, говорил им: «Я так благодарен Советскому Союзу за то, что ради меня, единственного советского гражданина в Зальцбурге, открыли советское консульство!» Мы смеялись.
Действительно, зачем существовало здесь советское консульство, было непонятно. А народу там работало немало: генеральный консул, его зам, четыре вице-консула, три портье, которые дежурили по 24 часа, бухгалтер, повариха, уборщица.
"ЧЕЛОВЕК С НОЖНИЦАМИ"
- Считается, что казак - это широкая натура, необузданный характер, удаль в амурных делах и безудержное пьянство. Что из этого списка присуще вам?
- Казак – в представлении тех, с кем я общался за границей – это, в первую очередь, человек на лошади, бесстрашный, боевой. По поводу выпивки... Когда только начал петь со сцены, я мгновенно прекратил всю свою праздную жизнь, для меня больше не существовали застолья, бары и прочее. Пение, дом и учиться, учиться и учиться. Что касается любовных приключений, то у меня была бурная личная жизнь. Поэтому сейчас и стал вот таким «блондином». (Смеется.)
- Характер свой вы показывали не единожды: во время гастролей в Грузии отказались поднимать тост за Сталина, в другой раз вдрызг разругались с оперным басом Евгением Нестеренко…
- Меня кто-то очень точно назвал «человек с ножницами». Если кого-то ценю, а этот человек вдруг начинает делать явные глупости, я «беру ножницы», «отрезаю его» и больше он для меня не существует. Недавно «отрезал» мошенников из Волгограда, которых считал своими друзьями. Я им высылал деньги, экспонаты для Волгоградского музея, а они меня нагло обманули! Я уважаю людей, но я и с их стороны требую уважения. Так и написал им: «Вы потеряли верного друга!»
ПЕРВЫЙ КОНЦЕРТ В СССР И «РУБАШКИН МОСТ»
- Как получилось, что вы приехали с концертами в СССР?
- Я знал, что «персона нон грата» и никаких попыток прорваться не делал. Помог случай! Я пел в Венской опере в спектакле «Борис Годунов» со знаменитым басом Паатой Бурчуладзе. И в ноябре 1988-го на его дне рожденья в Вене оказался за одним столом с русской компанией. Один из гостей спросил: бываю ли я в СССР? Говорю: «Это невозможно! А «почему», спросите у того, кто отвечает за концерты!» На что этот человек рассмеялся: «А как раз я и отвечаю! Я – директор Госконцерта Владимир Панченко». И добавил: «Благодаря твоим песням я научился играть на гитаре, после чего все девчонки были мои. Борис, я тебя приглашаю на гастроли в СССР!» Вскоре состоялось мое турне – Москва, Ленинград, Одесса, Кишинев. Тбилиси… Встречали изумительно! Я сам видел, как сломали кассу в Одессе, когда закончились билеты.
- Можете привести пример самого памятного выступления в своей жизни?
- Мой первый концерт в Театре эстрады в Москве! Знаете, я - опытный человек, за свою карьеру спел 500 или 600 концертов в Европе, Северной и Южной Америке, Австралии… Но когда я вышел на сцену и сказал первые слова, у меня слезы ручьем потекли. Никогда так не волновался! Это была первая встреча с согражданами моего отца, в зале сидела моя мама...
Знаете, что еще меня тогда потрясло? Проживали мы в гостинице «Россия» - напротив Кремля. Я сказал сотруднику Госконцерта, который меня сопровождал: «Хочу посмотреть зал, где буду выступать». Подъезжаем и видим: зима, снег, ветер завывает, а рядом с Театром эстрады горят костры – один, второй, третий… Вокруг какие-то люди греются. Говорю сопровождающему: «Давай вернемся в гостиницу. Здесь что-то опасно!» Тот смеется: «Эти люди пришли, и будут ждать до утра, чтобы купить билеты на ваш концерт!» Вдруг закричал: «Ребята! К вам сам Рубашкин пришел!» Как они на меня набросились…
С одной стороны, я был очень смущен, а с другой, конечно, мне было очень приятно, что меня так встречают. До сих пор не понимаю: самый центр Москвы, поздний вечер…. И откуда у них взялись дрова?!
- Рассказы отца о России совпали с тем, что вы увидели?
- Природа – да, а жизнь людей – нет. Отец рассказывал замечательные вещи: какие плакучие ивы стояли вдоль реки Медведицы, впадающей в Волгу, какой у них дома был подвал, там висело мясо, в бочках хранились соления, какие лошади были и поросята... Отец выходил в мае на работу и в октябре возвращался, даже ночевал в поле, а сестры носили туда еду каждый день.
Когда я приехал на родину отца, в хутор Заполянка, увидел глиняные полы в запущенных избах, российскую нищету, пустые магазины. И первым делом поставил на месте нашего сожженного дома памятник своим предкам. Но люди там просто замечательные, добрые! Помню, когда снимался в России в роли атамана в картине «Дикое поле» и впервые поехал туда, они специально, чтобы я не делал крюк в 40 км, сделали мост через реку. Он до сегодняшнего дня стоит. Так и называется – Рубашкин мост! (Смеется.)
КРЫМ ВСЕГДА БЫЛ РУССКИМ
- Говорят, вас до сих пор находят внебрачные дети….
- И откуда вы все это знаете?! Между прочим, не так уж много - всего один. Не такой уж я донжуан! Однажды во время гастролей в Болгарии меня попросил о встрече молодой американец. Мы встретились и он, ни слова не говоря, показывает фотографию, на которой заснят я с какой-то девушкой. «Узнаете эту женщину?» А снимок такой крошечный, что ничего не разобрать. «Не узнаю». «Зубной врач Вера, романтическая поездка в Тунис».
И я вспомнил этот бурный роман с очень красивой и безумно ревнивой болгаркой… Когда я собрался уезжать в Чехословакию, она заявила, что если я ее оставлю, она бросится в реку или под поезд. А когда вернулся, я ее не нашел. Так вот это парень говорит: «Вера – моя мать. Она мне сказала, что мой отец – это вы!» Хорошо, что я в этот момент сидел, иначе бы упал. Все-таки сорок два года прошло. Мы пошли в больницу, сделали пробу ДНК....
- И проба показала: он - Чернорубашкин?
- Да! Зовут его Марьян. Он внешне - вылитый я в его годы и даже характером в меня – в 1986 году сбежал в Америку и сделал там карьеру. Занимается недвижимостью. Мы теперь с удовольствием общаемся, и единственное, о чем я сожалею, что не знал о нем раньше.
Моя дочь от первого брака Албена закончила венский университет, получила титул магистра, нашла прекрасную работу, вышла замуж. Еще одна моя дочь – Мария - родилась в 1995 году в Москве. Ее мама и моя нынешняя супруга Марина – актриса, до нашей встречи работала в театре имени Ермоловой. Мы с ней познакомились, когда я приехал на гастроли в Россию. Несмотря на разницу в 22 года, у нас был красивый роман! Сейчас живем в нашем трехэтажном доме в Зальцбурге. Марина занимается студенческим театром при местном университете, ставит там русские пьесы на русском языке. В данный момент репетирует какую-то супер комедию.
- Из детей кто-нибудь унаследовал ваш дар танцовщика и певца?
- К сожалению, нет. У младшей Марии красивый голос, но не думаю, что она будет петь профессионально. Да я от всех своих детей хочу только одного – внуков!
- С концертами ездите?
- Нет, я закончил гастрольную деятельность. Ездить куда-то - возраст не тот! В марте у меня была встреча с моими поклонниками в Вене. Не концерт, литературно-музыкальный вечер. Я рассказывал о себе, отвечал на вопросы, показывал видео. Зал – битком, приехал даже посол России в Австрии Дмитрий Евгеньевич Любинский. Было очень интересно!
Теперь пою я редко. У нас есть квартира в 50 километрах от Венеции, у моря. Там мои друзья итальянцы – мы встречаемся в местной пиццерии. Обычно в половине 12-го вечера зал полон. «Борис, давай «O Sole Mio»!» Я отнекиваюсь: мол, больше не пою. Они опять за свое. «Ладно, - говорю, - но только после второго литра красного вина». Я-то шучу, а официант тут же приносит два литра красного вина. (Смеется.) Что делать? Пою, иначе не отстанут. Для друзей пою с удовольствием!
- Сегодняшняя Россия какой вам видится? Такой же страшной, как ее западная пресса рисует, или белой и пушистой, как пишут большинство наших СМИ?
- Нет, Россия не страшна… Но Россия – тяжело управляемое государство. Потому что вокруг верхушки – потенциально коррупционные люди. И это очень неприятно. Но одно могу сказать: президент России не виноват в том, что случилось с Крымом. Виноват один крестьянин по фамилии Хрущев. Какого черта он подарил Украине Крым?! Крым был всегда русским.
- У вас казачий подход.
- Да! Именно казаки, в том числе, лили там свою кровь. Поэтому я не отношусь к тем, кто здесь обвиняет Путина в аннексии Крыма. Виноват Хрущев! Со времен СССР поменялось многое. Скажем, сегодня я могу протестовать, и меня никто не увезет в лагеря Гулага, их нет уже. Доносы на соседей никто не пишет, кажется. Но Россия должна развиваться и с этой коррупцией проклятой бороться. А у вас такие коррупционные скандалы, что диву даешься. Как это возможно?
- По России скучаете?
- Очень! Я очень часто представляю себе речку Медведицу, хутор Заполянка, где до сих пор резиновые сапоги стоят перед домами. И - Рубашкин мост…