«Конечно, Эльдар Рязанов дал мне имя. Если бы не этот фильм, где бы я была… Чтобы посмотреть меня, Рязанов и Алисов (главный оператор "Жестокого романса") приехали на дипломный спектакль. А меня за плохое поведение сняли с роли! Я должна была играть Аделину в "Фанфан-тюльпане". Но поскольку я прогуливала репетиции, меня сняли и дали роль одной из камеристок – малюсенький эпизодик!» В день рождения любимой актрисы и телеведущей смотрите ее эксклюзивное интервью в подкасте «Жизнь замечательных», который ведет писатель, ректор Литературного института имени Горького Алексей Варламов.
Делимся фрагментами интервью Ларисы Гузеевой в подкасте «Жизнь замечательных»:
О мечтах:
– Я родилась и росла в то время, когда все молодые о чем-то еще мечтали. Сейчас этого почти нет, за мечтой никто не гонится – ни на север, ни на юг, ни в столицу. Сейчас у детей и подростков мечты онлайн. Никто не летит куда-то, чтобы себя попробовать, испытать. Мало таких историй.
Я не мечтала о любви. И выйти замуж не мечтала. Я мечтала жить с мамой. Представляла, как я перевезу маму к себе, у меня будет комната в коммуналке, я разделю шкафом комнату пополам – с одной стороны она будет жить, с другой – я. Ни о принцах, ни о замужестве, ни о детях я не грезила. Может быть, поэтому они поздно у меня появились. Я мечтала стать артисткой.
О том, почему Ленинград и ЛГИТМиК, а не Москва и Щука:
– О чем мечтает девочка из провинции? Конечно, о Москве. Питер изначально не потряс меня. Я смогла оценить его, только повзрослев.
Я поступала к Юрию Васильевичу Катин-Ярцеву в Щуку и прошла все туры. Практика была такая: поступали сразу везде – и во ВГИК, и в Щепкинское… да куда получится. Пройдя туры у Катина-Ярцева, я поехала в Ленинград и прошла туры у Владимира Викторовича Петрова, у которого я потом училась, и у Рубена Сергеевича Агамирзяна. На что Владимир Викторович мне сказал: «Будешь бегать туда-сюда, не поступишь никуда».
Но наступали общеобразовательные экзамены в Щукинском, и мне нужно было ехать. Я была не очень сосредоточенная и внимательная девушка. Перед поездом пошла в блинную, у меня было целых 25 рублей. Я дала деньги, взяла блинчик, забрала железную сдачу и поехала на вокзал. На вокзале поняла, что денег у меня нет: забыла 24 рубля в том кафе.
Время у меня было, я вернулась и подошла к кассирше. «Совсем недавно была у вас, – говорю ей. – И дала вам 25 рублей. Вы мне вернули мелочь, а рубли нет». Она посмотрела на меня и сказала: «Иди отсюда». «Клянусь вам, вы мне дали блинчик и 70 копеек сдачи. Но вы не отдали мне 24 рубля» – я думала, она помнит и переживает из-за этого. «Вон отсюда пошла, иначе я сейчас вызову милицию». Это был мой первый удар. Я поплакала и ни на каком поезде в Москву не уехала, осталась в Ленинграде. У меня не было денег ни на что, даже на телеграмму. Но это был знак – я поступила в ЛГИТМиК к Петрову.
О бедности и богатстве:
– Я не кокетничаю, но я не была продвинутой девочкой. Всего боялась, вокруг были дети великих – Илона, дочка Пьехи, Наташа – дочка Колкера и Пахоменко, Ваня – сын балерины Осипенко. Я робела и очень стеснялась бедности своей. Но я была модной. Одевалась со школы лучше всех. Мама от бедности шила. Ну, и я была ничего себе внешне – длинные волосы, короткие юбки. Я стеснялась именно безденежья. Мне казалось, что я не могу с однокурсниками куда-то пойти, потому что – где они и где я.
«Сайгон» (кафе, где была тусовка героев андеграунда и творческой интеллигенции) около Литейного и Невского для меня открылся, когда я «оперилась» – курсе на третьем, наверное. И тогда я познакомилась с Курехиным.
О студенческой жизни:
– У меня был однокурсник Максим Пашков. У него была большая квартира и отдельная комната, где репетировал Витька Цой. Максим был в меня влюблен, а я думала: ну пусть будет и Максим. Когда он к себе приглашал, я спрашивала: а будет этот у тебя петь? Тогда не приду!
В театральный институт все поступают немножно больные на голову с манией величия. Мы же все туда идем народными артистами с ощущением, что ты все можешь. Мастер говорил нам: артисты не нужны никому, театры переполнены, студии переполнены. Вот вы двое будете работать, а все остальные нет, вы ленивые. И твоя самооценка падала ниже плинтуса.
Это даже не конкуренция, само представление о жизни меняется. Понимаешь, что на каникулах нужно не на море ехать, а много читать. А до этого ты думал, что артисту это совершенно необязательно.
О Друбич и маме на коленях:
– Я не собиралась заканчивать театральный институт. Когда меня стали приглашать с третьего-второго курса сниматься в кино, сказала маме: «Диплом вообще ничего не дает. Я, наверное, уйду. Вот смотри, есть Вера Глаголева, Татьяна Друбич – у них нет образования высшего актерского, а они снимаются. И мама встала передо мной на колени и сказала: «Очень тебя прошу, принеси диплом, закончи институт».
О съемке в «Место встречи изменить нельзя»:
– Да какая роль, о чем вы? Мой приятель – эпизодник, работал с Говорухиным. Он сказал: «Хочешь познакомиться с Высоцким?» А кто же не хочет? Мне было 18 лет, я сказала: «Да!» И он позвал меня на съемки. Потом мы очень дружили с Говорухиным, и я как-то спросила: «Слава, а ты знаешь, что я снималась у тебя?» Конечно, он не знал, но у меня сохранился квиток – «4 рубля за съемки в массовке».
О дебюте у Рязанова:
– Конечно, Рязанов дал мне имя. Если бы не этот фильм, где бы я была... Чтобы посмотреть меня, Эльдар Рязанов и Вадим Алисов (главный оператор «Жестокого романса») приехали на дипломный спектакль. А меня за плохое поведение сняли с роли! Я должна была играть Аделину в «Фанфан-тюльпане», но поскольку я прогуливала репетиции, меня сняли и дали роль одной из камеристок – малюсенький эпизодик! Я знала, что Рязанов и Алисов приехали на меня посмотреть, но понимала, что это просто посмешище.
Потом были пробы, много проб – и последняя уже с Никитой Михалковым. Рязанов сказал: «Через два дня худсовет. Я хочу, чтобы ты снималась, не думаю, что худсовет будет со мной спорить».
Когда меня утвердили, я попросила прислать телеграмму из Москвы и подошла с ней к руководителю курса: «Владимир Викторович, меня утвердили к Рязанову на «Бесприданницу». Он опешил, потому что я была совсем не похожа на Огудалову. Нет длинной косы, не волоокая. Плакала – вообще не про меня. Я была из другого профсоюза.
Рязанов учил меня носить платья, держать спину. Когды ты из Оренбургской области, а рядом с тобой Алиса Фрейндлих, Никита Михалков, Виктор Проскурин, Людмила Гурченко (потом ее линию вырезали) – это хорошая прививка.
О мире кино и телевидения:
– Два разных мира, все другое. Я вышла замуж удачно и думала: «Какое счастье! Буду рожать детей. Мне уже 38 лет, надо все успеть!»
И вот все у меня хорошо, большой дом. И вдруг, когда мне уже хорошо за сорок, меня приглашают попробоваться на программу «Давай поженимся!» Я с уговорами пошла туда 16 лет назад, совершенно не умела работать с «ухом» и суфлером. Мне разрешили работать без них, и как-то все понеслось – через год уже были ТЭФИ и за программу, и как ведущей. Ренессанс такой случился ближе к пятидесяти.
Но если был бы другой коллектив, я бы столько не продержалась. У нас фантастические отношения с моими редакторами, с продюсером, с командой. Я поняла, что у меня стало не хватать времени на подруг и что я с большой радостью иду на работу. Я нашла своих людей и мне хорошо с ними. Оказалось, что это большая и важная часть моей жизни, что мне этого достаточно.