Как мало мы говорили со своими отцами о том, какой путь они прошли. Не первый десяток лет жалею. Но прошлое не вернешь. Иногда ловлю себя на мысли, что начала свои публикации здесь, потому что когда-нибудь моя дочь, которая тоже почти ни о чем не спрашивает - откроет и прочитает всё подряд...
*****
Нашла свою публикацию в майском номере газеты 2010 года. Чуть-чуть ее дополню, поскольку случилось за прошедшие годы такое, что мы и помыслить не могли:
Как-то в школе попросили написать о членах семьи - участниках войны. Желательно с фотографией. Я поныла-поныла, и отец вынул дорогой сердцу снимок - из тех, что делались в промежутках между боями, на фоне плащ-палаток или простыней, кто уж сейчас разберет. Насколько был замечателен тот кадр, я понимаю только сейчас, когда раскаяние снова и снова накрывает меня, особенно в майские дни…
Самодельные газеты (снимки с подписями на листах ватмана) вывесили в школьном коридоре к празднику, где они повисели-повисели, да и отправились в какой-то дальний угол.
Уроки, подружки, увлечения… Отец несколько раз - спокойно, без крика - попросил принести фотографию домой. Да только где уж теперь её найдешь?
Он ушел в армию из глухой алтайской тайги. И, конечно, не знал, что вскоре ему доведется увидеть полмира. По самой страшной причине, что только бывает на белом свете.
Он не знал, что мама в сорок первом похоронит двух их первенцев, погибших от голода и кори. Шура и Коля умрут через день, и их молодая мать будет сама долбить для них ломом могилу в застывшей таежной земле. Когда опомнится и начнет приходить в себя, ее отправят учиться на медсестру, но в районном центре ей скажут одно только слово - и назад, в свою деревню, она будет бежать десятки километров по тропам, через заимки, чтобы всем прокричать это слово - война.
Они с отцом увидятся очень много лет спустя. Он переживет свой “анкор, еще анкор” и вернется в Сибирь с фронтовой женой. Она познакомится с танкистом, у которого пол-лица сожжено пламенем горящего танка, и с ним на пару будет проезжать на бричке по центральной улице городка.
А потом всё пойдет совсем не так, как в фильме Петра Тодоровского...
И в Москву, к новым местам службы отца, они все-таки вернутся вместе. Долгие годы “Баллада о солдате” будет напоминать им этот путь: эшелон за эшелоном, с солдатами, грузом, то на подножке вагона, то между техникой - “едем и ца-алуемся”.
... Потом будет Львовская область, бандеровцы. И один из них передумает бросить гранату в стог сена, за которым укроются мать с отцом. Но в одной из больниц ей вместо лекарства подадут яд, излечить от которого возьмется один лишь домашний врач - за селедку и водку из отцовского пайка.
И потом вопреки всему начнем рождаться мы. Я - самая последняя. В том возрасте, когда никого уже не ждут. В те годы, когда у людей рождаются внуки, а не дети.
Видимо, сама природа помогала восполнить моей Родине те страшные потери, которые она понесла.
Я вырасту, напишу и отправлю свою первую заметку в “МК” о том, как отец смотрит телевизор, когда показывают встречи фронтовых друзей. Как краснеют его глаза, как напрягаются плечи и руки… Девочка из отдела писем деликатно ответит мне, что воину Великой Отечественной может не понравиться, что кто-то видел его слезы.
Странно, что тогда мне не пришло в голову задать отцу вопросы, которые мучают меня сейчас. Мы перебирали его медали, и казалось, что в общем все ясно - три польские награды, на одной из них, помню, была русалка, за Варшаву - и мы вместе смеялись, какая смешная медаль… За взятие Берлина - понятно. Конечно, "За отвагу". Орден Красной Звезды. Но за что именно - тогда бы спросить.
- А чем ты расписался на Рейхстаге?
- Штыком.
Как в Варшаве, на ходу, в разгар боя, зашивали рану на лице - мельком рассказал, в троллейбусе, что ли… Помню, отец упомянул, что даже автомат из рук тогда не выпустил.
К счастью, удалось найти документы о подвиге его младшего брата Фили - Филиппа Дементьевича Ефимова. Долгие годы его считали пропавшим без вести. А, оказалось, он погиб, когда было ему всего двадцать два. Погиб геройски. Описание того, как Филипп со своей небольшой группой взял в плен больше 50 фашистов - хоть кино снимай, однажды расскажу. Сама видела подробное описание, сделанное его командиром.
О боевом пути отца гадаю до сих пор. Хотя был он до сорок первого на Дальнем Востоке. И Карелию, и Белоруссию, и Польшу потом прошел. Варшаву после мая 45-го помогал восстанавливать... Польшу очень любил.
Господи, хорошо он ОТТУДА не видит её сегодняшний день.
А, может, и видит.
Наши мертвые нас не оставят в беде,
Наши павшие - как часовые...
За год до смерти, когда стала налаживаться традиция встреч у Парка культуры, отец пошел туда и страшно радовался тому, что его поставили на ветеранский учет и сильно упрекали, что сделал он это так поздно…
До какой степени поздно - знали только мы.
И теперь остается только перебирать несколько снимков, о месте, смысле, содержании которых наверняка знал только он - Евстафий Дементьевич Ефимов, один из миллионной армии солдат Великой Отечественной.
Вот этот яркий, парадный, хоть дату имеет: 1945. Отец - крайний справа в первом ряду. Это уже ноябрь.
Ему на этом снимке в Год Победы - всего 25 лет.
А в мае было двадцать четыре.
P. S. Вот здесь собрала несколько семейных снимков, посвященных этому майскому дню.