На подходе очередная годовщина Великой Победы, поэтому вполне естественно вспомнить несколько советских "военных" фильмов. Разделить их можно на две категории. Фильмы "о войне" и фильмы "для войны".
Если первые снимались уже после событий, по воспоминаниям фронтовиков и самими фронтовиками, как правило, в жанре драмы, мелодрамы, комедии, или же документально-художественной эпопеи, то вторые снимались во время самой войны с агитационно-пропагандистской целью и в жанре героической трагедии
Эти фильмы "для войны" сами были очень мощным оружием в борьбе с фашистским зверем. Именно зверем, так как немецко-фашистские захватчики в фильмах представлялись именно зверьми, бешеными собаками, которые подлежали немедленному и очень жестокому уничтожению за все их совершенные злодеяния.
Эти жестокие и страшные фильмы должны были вытравить у советских бойцов всякую человечность по отношению к врагу. Это сейчас, после десятилетий "конвергенции", "толерантности" и приобщения к "общечеловеческим ценностям", приравнивания т. Сталина к Гитлеру, а коммунизма к немецко-фашистскому нацизму, в товарном количестве стали появляться "колисуренгоя", кающиеся в германском бундестаге за смерть "несчастных" германских солдатиков на Восточном фронте. Или того хуже - писатель-фронтовик в том же бундестаге, пытающийся униженно вызвать жалость у потомков эсэсовцев теми ужасами, что их предки сотворили в ленинградскую блокаду.
Чем было вызвано появление этих фильмов "для войны"? Массово они пошли с конца 1942 г. До этого, с июня 1941 г., советская пропаганда еще не оставляла попыток найти что-то человеческое в захватчиках. Ведь это же культурная нация, родина научного коммунизма, германские пролетарии, "Рот фронт", Тельман. Немецких солдат обманули, им только надо все объяснить.
Вот что писал Илья Эренбург
Впервые я увидел ненависть к врагу, когда наши части при контрнаступлении под Москвой заняли сожженные немцами деревни.
У головешек грелись женщины, лети.
Красноармейцы ругались или злобно молчали.
Один со мной разговорился, сказал, что ничего не может понять — он считал, что города бомбят потому, что там начальство, казармы, газеты.
Но зачем немцы жгут избы?
Ведь там бабы, дети.
А на дворе стужа...
Наша армия в первые месяцы не знала подлинной ненависти к немецкой армии...
Помню тяжелый разговор на переднем крае с артиллеристами.
Командир батареи получил приказ открыть огонь по шоссе.
Бойцы не двинулись с места.
Я вышел из себя, назвал их трусами.
Один мне ответил:
«Нельзя только и делать, что палить по дороге, а потом отходить, нужно подпустить немцев поближе, попытаться объяснить им, что пора образумиться, восстать против Гитлера, и мы им в этом поможем».
Другие сочувственно поддакивали.
Молодой и на вид смышленый паренек говорил:
«А в кого мы стреляем?
В рабочих и крестьян.
Они считают, что мы против них, мы им не даем выхода...»
И т. Сталин еще в мае 1942 г., когда после разгрома немцев под Москвой, освобождения Ростова-на-Дону, удачного захвата Керченского полуострова, возникла некоторая эйфория, что вот сейчас погоним гадов и к началу 1943 г. закончим войну, убеждал
Было бы смешно отождествлять клику Гитлера с германским народом, с германским государством. Опыт истории говорит, что гитлеры приходят и уходят, а народ германский, а государство германское - остается.
Но уже через два месяца немецкие танки катились по донским степям на Сталинград, на Эльбрусе немецкие горные стрелки из дивизии "Эдельвейс" водрузили фашистский флаг, наши войска, опять, как в сорок первом, попадали в котлы, десятками тысяч сдавались в плен, или отступали.
И надо было принимать меры. Остановить это отступление, переломить психологическое состояние бойцов, выбить саму мысль о возможности отступления без приказа командования. Появился приказ № 227 "Ни шагу назад".
И как раз в это же время появились два знаменитых публицистических произведения, которые сейчас не любят упоминать. Как же, наши "немецкие партнеры" обидятся. Первым в газете "Красная звезда" 18 июля 1942 г. было опубликовано стихотворение Константина Симонова "Убей его!", заканчивалось оно так
Так убей фашиста, чтоб он,
А не ты на земле лежал,
Не в твоем дому чтобы стон,
А в его по мертвым стоял.
Так хотел он, его вина, —
Пусть горит его дом, а не твой,
И пускай не твоя жена,
А его пусть будет вдовой.
Пусть исплачется не твоя,
А его родившая мать,
Не твоя, а его семья
Понапрасну пусть будет ждать.
Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!
Потом бойцы вспоминали:
Мне, политруку миномётной роты, в самые тяжёлые дни Сталинградской битвы не нужно было без конца заклинать своих бойцов: «Ни шагу назад!» Мне достаточно было прочесть стихотворение Симонова «Убей его!» — стихотворение, появившееся как раз в ту пору. Свидетельствую: оно потрясло наши солдатские души.
А 24 июля 1942 г. в той же "Красной звезде" была опубликована статья Ильи Эренбурга с названием уже совсем простым "Убей!"
... Они вывозят русских к себе, издеваются, доводят их голодом до безумия, до того, что, умирая, люди едят траву и червей, а поганый немец с тухлой сигарой в зубах философствует: «Разве это люди?..»
Мы знаем все. Мы помним все. Мы поняли: немцы не люди. Отныне слово «немец» для нас самое страшное проклятье. ...
Не будем говорить. Не будем возмущаться. Будем убивать. Если ты не убил за день хотя бы одного немца, твой день пропал. Если ты думаешь, что за тебя немца убьет твой сосед, ты не понял угрозы. Если ты не можешь убить немца пулей, убей немца штыком. Если на твоем участке затишье, если ты ждешь боя, убей немца до боя. Если ты оставишь немца жить, немец повесит русского человека и опозорит русскую женщину. Если ты убил одного немца, убей другого — нет для нас ничего веселее немецких трупов. Не считай дней. Не считай верст. Считай одно: убитых тобою немцев. Убей немца! — это просит старуха-мать. Убей немца! — это молит тебя дитя. Убей немца! — это кричит родная земля. Не промахнись. Не пропусти. Убей!
Уже после войны Эренбург пояснит, почему он написал эту статью.
Конечно, самым страшным было в те месяцы превосходство немецкой военной техники: красноармейцы с «бутылками» шли на танки. Но меня не менее страшили благодушие, наивность, растерянность. Я знал, что мой долг показать подлинное лицо фашистского солдата, который отменной ручкой записывает в красивую тетрадку кровожадный, суеверный вздор о своем расовом превосходстве, вещи бесстыдные, грязные и свирепые, способные смутить любого дикаря. Я должен был предупредить наших бойцов, что тщетно рассчитывать на классовую солидарность немецких рабочих, на то, что у солдат Гитлера заговорит совесть, не время искать в наступающей вражеской армии «добрых немцев», отдавая на смерть наши города и села.
Без ненависти к врагу, его расчеловечения, войны не выигрываются.
Вот и советский кинематограф стал перестраиваться в духе времени. На смену многочисленным фильмам, снятым в 1941-42 г.г., о гражданской войне - "Котовский", "Оборона Царицына","Александр Пархоменко", Его зовут Сухэ-Батор" и пр., пришли фильмы "для войны". Одно дело читать сухие газетные заметки, а другое, когда боец видит на экране зверства фашистов в их натуралистических подробностях.
И если уж симоновские стихи "Убей его!" дали такой эффект, что фронтовики признавали, что этому стихотворению надо присвоить звание Героя Советского Союза, столько они убили немцев, то фильмы "Она защищает Родину" или "Радуга" тем более.
Вот об этих фильмах - "Она защищает Родину", "Радуга" и еще "Нашествие", которые не входят в "стандартную" обойму фильмов, что демонстрируют на День Победы, а их вклад в эту Победу огромен, и расскажем.
Фильм Фридриха Эрмлера по сценарию Алексея Каплера "Она защищает Родину" вышел на экраны весной 1943 г. Алексей Каплер часто летал за линию фронта в партизанские отряды в качестве корреспондента и по итогам поездки написал сценарий о командире партизанского отряда "товарище П." Так тогда шифровали фамилии командиров партизан - "товарищ С.", товарищ К." и т.п.
Главную роль командира партизан "товарища П.", в прошлом трактористки, председателя колхоза Прасковьи Лукьяновой играла Вера Марецкая. Много ею было сыграно ролей и в театре, и в кино, но есть три вершины - "Простая Русская Баба" Александра Соколова, "Родина-Мать" Прасковья Лукьянова, и "Настоящий Русский Интеллигент" сельская учительница Варвара Мартынова.
Выдающаяся русская актриса, которая могла гениально сыграть и трагедийную роль Прасковьи Лукьяновой, и комедийную роль Василисы в "Легкой жизни".
Не было в Осиновке женщины озорней Прасковьи Лукьяновой, отзывчивее на смех и шутку, не было лучшего тракториста, не было счастливее жены, нежнее матери.
А потом началась война. Муж, тяжело раненый, умер на руках у Прасковьи. Машину с ранеными красноармейцами, которой она управляла, догнали немецкие мотоциклисты и танки. Одна из самых страшных сцен в советском кино.
Раненых выкидывают из машины, давят танками. Маленького сына Прасковьи, которую уже схватили немцы, раненый в ноги красноармеец, лежащий на земле, пытается укрыть полой шинели, спрятать.
Немецкий офицер убивает его, а ребенка кидает под танк. Над Прасковьей жестокого издеваются немецкие солдаты. Избивают и наверняка насилуют.
Тут надо заметить, что в первоначальной редакции фильм длился 100 минут. В 1966 г. году была сделана новая редакция, которая стала в 73 минуты. К сожалению в Сети нет полной редакции. Что там вырезали - неизвестно. Скорее всего, сократили немецкие зверства.
А вот истерзанная Прасковья, вырвавшаяся от немцев, пробирается в лес.
В лесу прячутся колхозники из колхоза, где она была председателем. От веселой и озорной Прасковьи ничего не осталось. Она постарела сразу лет на двадцать. Народ в лесу решает, что делать дальше. Вдруг прибегает мужик и кричит, что по лесной дороге двигаются немцы. Все в панике хотят бежать.
Вот только Прасковья грозно спрашивает - "Где!" А потом кричит беглецам - "Куда?!"
Перед съемками этого эпизода режиссер Эрмлер высказал помогавшему ему сценаристу М. Блейману (Каплер в это время уже сидел на Лубянке как английский шпион, из-за романа с дочерью Сталина Светланой), что хотел бы видеть Прасковью в виде Валькирии - в латах и с огромным карающим мечом. Блейман лишь усмехнулся. Но Марецкая, присутствовавшая при разговоре, вышла в гримерку и через которое время вышла одетая и замотанная во все черное, с блестящими от ненависти глазами, и с топором в руке.
Так и стали снимать. Вот она советская Валькирия, а вернее Родина-Мать. Кричит страшным голосом: "Где?!"- то есть, где едут немцы, а потом своим колхозникам:"Куда?!"
И двинулась с топором убивать врага. А за ней и остальные - мужики и бабы, кто с берданкой, кто с колом, а кто и просто с голыми руками. Это только в либерастных мифах русский человек бессловесное быдло, ни на что не способное, раб, к тому же кроткий и добродушный как телок.
Вот только, если считать историю России с Куликовской битвы, то за 650 лет она воевала с двадцатью пятью странами в общей сложности около 500 лет. Это не считая гражданских войн и восстаний. Поэтому русский человек воевать не любит, но если даже войну начал не он, то заканчивать ему.
Вот так, с топорами, кольями, голыми руками дождутся врага и начнут его рубить, бить, грызть зубами глотки - уничтожать.
Сцена уничтожения немецкого обоза груба, натуралистична, жестока. Но можно себе представить, как смотрели ее на фронте бойцы, где-нибудь в ближнем тылу, неподалеку от переднего края. Смотрели, как там, на оккупированной территории, оставшиеся советские люди, их отцы, матери, жены, дети голыми руками рвут глотки немецкому гаду.
И никакой комиссар-политрук, прочитав на политинформации заметку из "Правды" или "Красной звезды" о зверствах фашистов, не добьется и сотой доли эффекта по воспитанию ненависти к врагу. А этот пятиминутный эпизод с Родиной-Матерью, которая топором в неистовом злобе рубит немецкого зверя, а потом голыми руками с остервенением его душит навсегда западет в душу бойца.
И, конечно сцена казни "товарища П.", когда Прасковья ведут на виселицу.
Тут воочию бойцы видят, еще одно из зверств фашистов. Казнь простых русских людей, который защищают свою Родину. Не в газетах, не по радио, а вот этими сильнейшими художественными средствами. "Наука ненависти" в одном из лучших примеров.
После завершения съемок на студию пришла телеграмма, что на фронте погиб муж Веры Марецкой актер Юрий Троицкий. Эрмлер пошел специально на телеграф, чтобы изменили дату поступления телеграммы. Предстоял первый просмотр фильма. сдача его комиссии. После просмотра многие выходили молча и не смотрели в глаза Марецкой. Она подумала, что сыграла плохо. Но просто они знали о телеграмме и ни могли ей смотреть в глаза. Только после просмотра Эрмлер отдал ей извещение о гибели мужа.
О фильме "Радуга в следующей части.