Вале, Валентине Петровне, снилось детство: бабушка Маша, веселая маленькая хлопотунья, круглая, как колобок, с добрыми глазами и морщинками- лучиками, дедушка Ваня высокий, громогласный, кузнец, первый певец и силач на деревне. Снился поросенок Борька, вредный заморыш, которого бабушка отселила от остальной скотины по причине квелости и вредности характера, пёс Дозор, большой, теплый, кудлатый, добрая душа и любитель картохи в мундире. Снилась яблоня, старая, кряжистая с мелкими полосатыми яблочками, сладкими, будто изюм.
Проснулась и решила: съезжу в Богатый Бор, сяду у родных могилок, вспомню бабулю с дедом.
В электричке было мало народу, что и неудивительно. Кто поедет за город в будний день? Только тот, кому это очень нужно.
А Валентине Петровне было нужно. В последнее время чувствовала, что... ничего не чувствовала. Силы были, желания куда- то подевались. Напоминала себе высохший колодец.
У бабы с дедом был колодец с журавлем, который весело скрипел по утрам, когда бабуля споро доставала воду, готовила еду, крутилась по хозяйству. Вода была в нем какая- то сладковато- свежая, холодная. От неё ломило зубы, но маленькая Валюша любила эту воду больше лимонада " Дюшес", который покупал с пенсии внучке дед Ваня.
За этой водой приходили соседки, когда надобно было стряпать на Рождество и
Пасху. А какой на этой воде получался чай! Ммм!
Вагон мерно покачивался, убаюкивая, а Валентина вспоминала..
Вспоминала, как ходила с бабулей по чернику и набирала полную кружку для деда Вани, ревниво следила, чтобы именно её ягоды попали ему в тарелку, сама посыпала чуть сероватым сахарным песком и заливала молоком
. Вспоминала, как играла с соседскими девчонками в прятки, хотела спрятаться за загоном с Борькой, полезла через забор, зацепилась платьицем и повисла, как прихватка на петельке на кухне у бабули. Девчонки смеялись, а она плакала.. На шум вышел дед, снял Валю, та обхватила его ручонками в мелких порезах и со вкусом ревела, уткнувшись в коричневую от солнца морщинистую шею. Дед, непривычный к нежностям, неуклюже баюкал малышку, шептал что- то утешительное..
Вспоминала, как однажды утром бабушка не смогла вытащить полное ведро воды. Стояла жара, дождей долго не было, бочки для полива приходилось наполнять по три - четыре раза в день.
- Вычерпали, - сокрушалась бабушка, - брали брали и вычерпали. Колодцу теперь время нужно, чтобы наполниться, а как? Дождей нету. Дожди тогда, помнится пошли, журавль снова весело заскрипел, а воспоминание осталось.
Валентина Петровна сама напоминала себе колодец, откуда черпали все, кому не лень: муж, с годами ставший раздражительным и капризным, престарелая мама, главным развлечением которой было доводить дочь до слёз, дети, воспринимавшие Валентину Петровну, как ресурс, начальство на работе, видевшее в Вале трудягу- ослика и не более.
Высохла, вычерпали до донышка, до капли. А вот наполнить никто не догадался. Лишь внук Егорушка давал Валентине Петровне тихую, чистую радость. Им и жила.
Вагон дернулся и остановился. Приехала. Подхватила рюкзак, небольшую корзинку со снедью.
Шла по тропинке, тяжёлая роса намочила кроссовки и старые джинсы, пахло утром, солнцем и водой из бабулиного колодца.
Старенький дом встретил грустной тишиной. И дышал таким заброшенным сиротством, что Валя заплакала. Стоит тут один, никому не нужный, тихо ветшает, как и она сама. Ключ нашелся под связанным ещё бабушкой ковриком, с натугой повернулся в замке, тяжёлая дверь тихо скрипнула, и Валентина Петровна замерла. Голик в углу, полки для круп и кастрюль - всё осталось прежним. Казалось, сейчас скрипнут ступеньки под торопливыми шагами, и с огорода вернётся бабушка
- Валюшка, айда снедать накрывать, дед с кузницы вернётся, а ничего не готово!
Но нету деда, нету бабули, оба лежат под раскидистой липой на маленьком сельском кладбище.
Валентина Петровна чистила, мыла, обихаживала дом до вечера. Взяла привезенные с собой бархатцы, медленно пошла к кладбищу. Стояла тишина, спокойная, благодатная, мирная. Валя не боялась кладбищ, ещё бабуля говорила:" Живых нужно бояться, не мертвых!"
Дед с бабой улыбались со старой фотографии. Вместе жили, вместе теперь делили последнее пристанище
- Дедушка, бабушка, а вот и я. Соскучилась. Давно не виделись . Как вы тут?
Старики улыбались с фото, дескать, мы- то хорошо, а у тебя, внучка, как?
И Валю прорвало. Говорила, захлебываясь, слезы текли по чуть загоревшим за день щекам. Говорила, что устала, запуталась, что не может больше так жить, а как жить, не знает.
Казалось, что дедушка с бабулей кивают сочувственно, утешающе. Выговорившись прибралась на могилке, посадила бархатцы, которые любила баба Маша.
Вечерело, стрекотали кузнечики. Услышала шум у церквушки рядом с кладбищем. Неужели открыто? Бабушка брала маленькую Валю пару раз на службу. В памяти остались запах свечей и ладана, тихое пение и ощущение какого- то особенного, светлого уюта.
Вдруг поняла, что очень хочет войти, просто должна войти, пусть в стареньком платье и ситцевой косынке, с руками, которые наспех оттерла от земли!
В церквушке шла служба. Осанистый немолодой батюшка густым голосом читал тропарь, пахло воском и ладаном, а со стены на Валю смотрела Богородица. И столько любви, мудрости и печали было в этих глазах, что Валя смотрела и не могла оторваться." Богородица, Дева, радуйся..."
Слова молитвы лились свободно, плавно, как вода, смывая тревоги, придавая силы, наполняя душу верой, надеждой и любовью."
Валя простояла всю службу, вышла из храма и поняла, что больше нет той пустоты, обиды, усталости, что точили изнутри, как гниль точит дерево.
В её колодец упали первые капли....
Валентина Петровна взяла отпуск ,наплевав на брюзжание мужа и матери, хотя тандем зятя и свекрови напоминал по убойности таран. Месяц жила в Богатом Боре, завела крохотный огородник, ходила в магазин за пять километров, в лес, на реку. Дышала мхом и туманами над рекой, пекла блинчики и пила воду из колодца, который, на удивление, не зарос тиной. Оживала.
Если твой колодец пуст, наполни его сам..
Всем добра!