О спектакле «По Руси» Государственного академического театра имени Евгения Вахтангова. Премьера 28 апреля 2024
Должна признаться, сегодня передо мной стоит нелегкая задача: написать о спектакле, увиденным не полностью. Как всегда, накануне премьеры, театр устроил пресс-показ для критиков и журналистов, чтобы к выходу новой работы о ней было известно. Но, как бывает довольно часто, именно перед самой премьерой время куда-то исчезает, и допилить постановку, прежде чем вынести на суд профессионалов, его не хватает. Поэтому профессионалам показали первое действие.
Меня ничуть не удивило, что уже на следующий день премьера блистала в своем полном свете. О фантастической актерской работоспособности можно судить по довольно известной байке — кстати, о Вахтангове:
В ночь с 23 на 24 февраля 1922 года шла последняя репетиция «Принцессы Турандот». Вахтангов репетировал в меховой шубе, с головой, обернутой мокрым полотенцем, его бил озноб. Он сам устанавливал свет, заставлял актеров долго выстаивать в одной и той же мизансцене. В четыре часа ночи собрал всех и скомандовал: «Вся пьеса — от начала до конца!»
Пьеса «По Руси» поставлена по ранней прозе Максима Горького. В центре — личность Алексея Пешкова, который, будучи выходцем из народа, душу и голову имел интеллигентские. То есть мечтал народ освободить и просветить. Мечтал разбудить в простых, необразованных людях человеческое достоинство и научить его отстаивать.
Пешков чувствовал в себе литературный талант, но его первые писательские опыты были неумелыми, язык напыщенным и мертвым. Он жил в книжном мире, вычитанном и ненастоящем, прятался в нем, писательство же требует ярких жизненных впечатлений. По совету Короленко, Пешков отправляется за ними по Руси, и язык его постепенно обретает плоть и кровь настоящей литературы.
Вахтанговский Горький получился живым и современным. Актеру Василию Симонову удалось создать образ, достоверный по внутренней и внешней линии. Романтический, устремленный вперед, к победе идеалов, которые ранний Горький считал единственно правильными, с сердцем, наполненным своим и чужим страданием, не побоявшимся вобрать в себя все горести необъятной земли русской, по которой он так долго скитался. Его глаза горят слезами и мукой людей, с которыми сводит судьба.
Перед нами проходит вереница трагических образов, каждый из которых страдает, и страданиям этим нет конца. Странные, убогие, вымороченные, жестокие — и рядом с ними светлые, глубоко человечные образы, исполненные христианского милосердия и долготерпения. И всю их боль, всю безнадежность вбирает в себя трепетное сердце большого писателя, гуманиста по природе своей.
Нам, сегодняшним, трудно оценить Горького, жившего сто лет тому назад. Умудренные опытом прошлого века, мы судим великих людей из нашего времени, прошедшего революцию, сталинизм, войну, конец советской власти. Максиму Горькому и его творческому наследию еще предстоит получить адекватную оценку, но очевидно одно: горьковский гуманизм был настоящим.
Режиссер Павел Пархоменко идет ощупью, стараясь уловить современность Пешкова, открыть ее людям. Образ великого пролетарского писателя напрочь лишен «хрестоматийного глянца»: перед нами абсолютно живой человек.
Сценография решена в золотистой сепии, что эстетически безупречно попадает в цветовую стилистику дореволюционных фотографий. Коричневато-охристые камыши, люстра, спрятавшаяся в выгоревшей осоке — все художественное пространство спектакля наполнено скупой выразительностью народного быта, словно ожившего из старинных фотографических миниатюр. Художнику Полине Фадеевой удалось создать сценический образ, исторически достоверный и абсолютно современный.
Трудно оценить постановку, не видя ее полностью, но ясно одно: писатель, чье сердце переполнено людскими страданиями, несет их в себе не меньше, чем сто лет спустя. Много ли изменилось в человеческом сердце за этот век? Стали ли мы свободнее? Достойнее? Просвещеннее? Счастливее? Хотелось бы согласиться, да совесть не велит.