Из воспоминаний Ивана Георгиевича Магакьяна, кавалера ордена "Красной звезды"(1947)
И.Г.Магакьян (арм. Հովհաննես Գևորգի Մաղաքյան, 1914—1982гг.) — армянский-советский геолог, один из основателей науки о металлогении рудных месторождений и рудных формаций. Академик АН Армянской ССР (1948), доктор геолого-минералогических наук Ленинградского горного института (1948), профессор (1949). Лауреат Сталинской премии второй степени (1950), Государственной премии Армянской ССР (1976). Заслуженный деятель науки и техники Армянской ССР (1961), заслуженный геолог Армянской ССР. Два ордена Трудового Красного Знамени (1968, 1971), Орден «Знак Почёта» (1951) и т.д.
«Война для меня началась на границе с Польшей, в Перемышле, когда меня призвали после окончание аспирантуры в армию, в середине октября 1940г. Перемышль был известен мне как бывшая мощная австрийская крепость на берегу р.Сан (приток Вислы), взятая русскими войсками в Первую мировую войну, в 1915г. после разгрома австрийской армии в Галицийской битве. После поражения Польши в 1939г. граница между СССР и Германией, захватившей западные области Польши, проходила по р.Сан, через город Перемышль, расположенный по обоим берегам реки.
С первых дней войны нашему саперному батальону и минно-подрывному взводу, во главе которого поставили меня - горного инженера, умеющего взрывать и минировать, но не имеющего военного образования и военного звания, была поставлена основная задача - всеми средствами задерживать продвижение немцев, на каждом водном рубеже, у каждого моста через водные преграды, у каждого противотанкового рва и систем укреплений ДЗОТ-ов и минных полей - задерживать и при случае наносить потери живой силе и технике врага.
А за это время из тыловых районов подтягивались новые дивизии, войска оснащались автоматами, а несколько позднее - противотанковыми ружьями и пушками, гвардейскими минометами "Катюша", наводящими ужас на вражеские полчища, нанося им большой урон.
Опишу подробнее только два эпизода из непосредственных действий нашего саперного батальона и, в частности, моего взвода.
Минно-подрывной взвод состоял из 42 бойцов-украинцев, пом. ком. взвода - поляка по национальности и меня, их командира - армянина. Народ был самый разный - по преимуществу крестьяне - колхозники, люди отчаянные, своевольные. Ко мне отчисляли бойцов, которые не поддавались строгой дисциплине, отчисляли как в штрафную роту, ибо считалось, и это было действительно так, что в минно-подрывном взводе опасно пребывать - сапер ошибается только один раз. Как-то получилось, что взаимоотношения с бойцами у меня сложились самые дружеские, но не фамильярные, основанные на взаимном уважении и доверии. Объектом нашего особого внимания при отходе на восток были речные преграды и мосты через них. Вот подходим мы - это было в середине июля 1941г. - к небольшой, текущей в меридиональном направлении на юг речке 3бруч - на восточной границе Тернопольской области, и по мосту переходим на левый ее берег, знаем, что почти по пятам за нами двигаются немцы. Наша задача - как-то их задержать, затруднить переход через эту водную преграду, а это можно сделать, взорвав мост - единственный в верховьях реки.
Мой командир батальона Л., начальник укреп.района, где я служил гидрогеологом, вызывает меня и дает команду - немедленно заминировать и взорвать мост. Мост мы заминировали и довольно хитро: середину моста и два его конца, но взрывать не торопились. Вечерело. Через мост переходили на восточный левый берег реки раненые бойцы наших отходящих частей, переезжали телеги с эвакуирующимися жителями, катили детские коляски... Где-то недалеко на подходе к реке - немцы...
Начальник укреп.района Л. вызывает меня и категорически приказывает взорвать мост. Я понимаю, что приказ надо выполнять, но в то же время понимаю, что взорвать сейчас мост - это обречь на уничтожение всех наших, не успевших еще перейти на восточный берег реки. Немцы безжалостно всех истребят - раненых бойцов, жителей - взрослых и детей.
- Мост заминирован, но взрывать я его сейчас не буду, - говорю я
Л. - Взорвать немедленно! Ты знаешь, что полагается за невыполнение приказа командира, да еще в военное время?!- Военный трибунал!
- Знаю, полагается военный трибунал, но все равно взрывать мост не буду.
Л. начинает горячиться, кричит на меня: - Как ты стоишь, да я тебя сам, без военного трибунала расстреляю!
- Имеете полное право меня расстрелять, но мост взрывать не буду.
Л. поражен моим упрямством, внимательно смотрит на меня, удивлен спокойным тоном моего отказа. Тогда я подхожу к нему и, что было уже совсем против правил субординации, беру его под руку и подвожу к окну, откуда виден мост, заминированный и подлежащий взрыву.
- Начальник, - говорю я, - посмотрите, что делается на мосту, его переходят наши, а если мы сейчас взорвем - обречем их на истребление немцами, которые на подходе. Допустим, хотя мало вероятно, но мы с Вами останемся живы, и после войны нас будут мучить угрызения совести, вина за гибель людей. Я предлагаю другое, не надо только кричать на меня, давайте поговорим и обсудим все как человек с человеком, инженер с инженером. На ночь глядя немцы не пойдут на мост, они двинутся утром на наш берег, а за ночь через мост перейдут многие наши, спасутся. Вы с батальоном отходите, я останусь с двумя самыми отчаянными бойцами, которым доверяю как себе. Мы взорвем мост, утром, с немцами на мосту, устроим фейерверк из немецких танкеток, мотоциклов и людей - ведь мост заминирован, да еще в трех местах - середина и два края.
- Ты знаешь, это толковое предложение, я согласен, действуйте.
Мы так и действовали. За ночь почти все наши успели перейти, а рано утром к мосту подошли десятки немецких танкеток и мотоциклов с пулеметами на них, за ними пехота и начали переходить по мосту. Мы затаились и, когда немцы подошли к середине моста,- подорвали, а когда они заметались и бросились часть - назад, часть - вперед, взорвали и оба конца - картина была "для богов", но мы ее уже не наблюдали, а втроем благоразумно сбежали в соседний лес и дальше тропами и проселочными дорогами догоняли три дня своих. Три дня на одной воде и нескольких сухарях, в лесу в середине июля еще ничего спелого не было, изголодавшись, вышли на дорогу и бросились к военной кухне какой-то нашей части; повар дал нам ведро отварных макарон, которые мы с аппетитом "освоили" . Вероятно, в мирное время мы могли бы получить заворот кишок, но ничего, в военное время обычно не болеют. Через день догнали своих.
Я подхожу к Л., начинаю рапорт: - Мост взорван...
- Знаю, знаю,- прерывает Л.,- взлетели десятки танкеток и мотоциклов. Молодцы! Тебя представляю к ордену "Красная Звезда" и к званию старшего лейтенанта, а ребята получат медали. Молодцы!...
Надо было по уставу сказать: служу Советскому Союзу, но я не смог удержаться и говорю ему: - Спасибо. Это вместо расстрела?
- Ну и ехидный ты человек, ну и упрямый... Но все это - улыбаясь.
Звания старшего лейтенанта мне не дали, поразились, что рядового сразу так повышают, оказывается, не положено, но все-таки по настоянию Л. присвоили мне звание лейтенанта (не младшего лейтенанта, что, оказывается, максимум для рядового). Все меня поздравляли. Правда, приказ о присвоении звания дошел до меня через год - в июле 1942 года, когда мы пересекали калмыцкие степи. Орден "Красной Звезды" я тоже получил, но приказ об этом дошел до меня через Ленинградский военкомат только в 1947 году - орден дали за удачный взрыв моста и защиту Днепра.
Уже в августе 1941 года мы очутились на левом берегу Днепра, где нашему взводу отвели для обороны небольшой участок порядка 5 км вдоль реки к юго-востоку от г.Кременчуг, между р.р.Псел и Ворокла, притоками Днепра. Взвод наш имел два пулемета и стрелковое оружие - это, понятно, совершенно недостаточно для обороны 40 бойцами участка около 5 км длиной, учитывая, что на противоположном берегу был сильный противник, готовящий переправу через реку. И все-таки, почти 20 дней горстка людей успешно выполняла задачу обороны участка, и это благодаря небольшой хитрости, придуманной бойцами. "Давайте обдурим немца" , - сказали мои бойцы и предложили следующее: вдоль реки росли кустарники, заполонявшие проселочную дорогу, идущую по берегу. Мои бойцы передвигали два пулемета по этой дороге навстречу друг другу и через каждые 200-300 метров открывали беглый огонь по противоположному берегу - создавалось впечатление, что на этом участке не 2, а, по меньшей мере, 20 пулеметов, и немы не решались на переправу на этом хорошо защищенном , по их мнению, участке – хитрость удалась...».
Магакьян участвовал в боях на Южном фронте Великой Отечественной войны с июня 1941 года в звании воентехника 2-го ранга. Был командиром сапёрного взвода 1605-го отдельного сапёрного батальона 26-й сапёрной бригады Южного фронта. 25 мая 1942 года под хутором Барабаново Ростовской области в обороне получил тяжёлое осколочное ранение в поясничную область, частично потерял подвижность и был демобилизован.
Из воспоминаний академика И.Г.Магакьяна, «ЗАПИСКИ ГЕОЛОГА». Посвящается светлой памяти моего отца, доктора Георгия Нерсесовича Магакьяна, к столетию его рождения 1877-1977гг. и памяти моего брата Рафаэла Магакьяна, погибшего в бою в июле 1941г., к шестидесятилетию со дня его рождения 1917-1977гг.