Во время службы в армии довелось мне неоднократно общаться с немцами. Напомню: после учебки в СССР, получив сержантское звание, меня направили служить в ГДР и попал я в воинскую часть у границы с ФРГ. На самой границе не был; самое близкое расстояние, на которое мы подходили, составляло метров 600. Во время кратковременных учений наше противотанковое подразделение остановилось на возвышенности, внизу как на ладони – периметр из колючей проволоки, вышки, НАТО'вские военнослужащие и новейший на то время танк Abrams M1 (во всяком случае, так нам говорили офицеры).
В школе я изучал немецкий язык. Поначалу моё увлечение иностранным языком было активное, но затем, поразмыслив (а зачем он мне?), благополучно забросил ин.яз. и вытягивал уроки за счёт знаний, полученных в первые годы обучения. Я совсем не думал не гадал, что язык Гёте и Шиллера мне очень-очень пригодится в жизни. Причём, очень скоро пригодится. И, на полтора года попав в Германскую Демократическую Республику, немало пожалел, что пренебрежительно относился к урокам иностранного языка. Впрочем, за первые полгода службы в ГСВГ я немало подтянул свои знания по немецкому. К тому же, мне подарили словарь карманного формата без твёрдой обложки – кто-то до меня её предусмотрительно отодрал, чтобы удобнее было носить в кармане. Проносил я словарь вплоть до дембеля. Он мне очень помог в общении с немцами и, уезжая домой, подарил его молодому военнослужащему с начальными навыками разговорного немецкого. Так сказать, передал по наследству.
В последние полгода службы моё общение на немецком было уверенным благодаря немалой разговорной практике – я часто выходил в город, много говорил с немцами. Безусловно, выходил не один, а в сопровождении офицера или прапорщика. Была возможность в самоволку смотаться, но, честно говоря, такого желания за всю службу ни разу не возникало. Хотя всё же за стену в/ч прыгал и бегал в жилой микрорайон, но это уже совсем другая история и не совсем самоволка в привычном понимании.
Впрочем, это всё лирика. Однажды (хотя, честно говоря, вовсе не однажды) в составе небольшой группы военнослужащих Советской Армии попал я в немецкое общество. Из всех ребят говорил по-немецки только я – не свободно и бегло, но всё же. И среди немцев был главный, который неплохо шпрехал по-русски. Мы уселись рядом за столом и с удовольствием общались на смешанном русско-немецком языке. Наверно, со стороны было забавно наблюдать за нами.
Мне – 20 лет, мой собеседник вдвое старше меня. И он рассказывал военные истории со слов своего отца. А был он у него, кстати, в Сталинграде – участвовал в самых ожесточённых боях. То, что ему удалось выжить и вернуться в Германию, называл чудом и постоянно повторял – o, mein Gott (о, боже мой).
Со слов немца:
Катюши... Эх, катюши! Как они завоют, земля кругом горит, а мы [немецкие солдаты] бежим без оглядки, только пятки сверкают! Паника, все бегут кто куда, оружие побросали. Офицеры кричат и тоже бегут. Те, кто пытается остановить бегство, получают ударом по лицу, сбивают его на землю, пинают ногами и бегут прочь. Ох, страшно было оказаться под огнём катюши!
Но была ещё другая «Катюша». Как только её услышим, так сразу же замолкаем. Слов не понимаем, но песня красиво звучала. Хорошая песня, с удовольствием её слушали из динамиков русских.
Сталинград. Дошли до Волги. Даже успели искупаться на правом берегу. А вот переправиться на левый берег русские нам не позволили. И дали нам такой мощный отпор, что вынуждены мы были отступить. Сломила нас Красная Армия, сломила нашу уверенность в силе немецкой боевой машины. И гнали нас русские от Сталинграда до самого Берлина. Сталин победил Гитлера. И правильно сделал!
Оболванил фюрер немцев идеологией превосходства арийской расы над другими народами, обещал каждому немцу большой участок земли на востоке и райскую, беззаботную жизнь. Поверили ему многие и с оружием в руках пошли за своим счастьем на восточный фронт. Сначала удача была на нашей стороне – Gott mit uns (Бог с нами), а потом восточный фронт стал наказанием. Русские дрались как черти, устоять перед ними было невозможно.
Большие проблемы были от партизан. На нашем участке фронта их было меньше, чем в Белоруссии, но они и нам сильно досаждали – то поезд под откос пустят, то склад со снарядами взорвут, то кабель связи порежут.
Зря Гитлер пошёл на Советский Союз. Его предупреждали, но он не послушал и проиграл.
Немец рассказывал увлечённо. И похвалился, что у него есть мемуары маршала Жукова. Взяв в руки книгу (кстати, она на немецком языке), я обратил внимание на странное написание фамилии великого военачальника – Tschuikow. Полистав страницы, говорю немцу:
– Das ist nicht Schukow, das ist Tschuikow (Это не Жуков, это Чуйков).
Немец явно расстроился:
– У меня давно эта книга и я полагал, что читаю Жукова.
Успокаиваю его:
– Tschuikow ist wie Schukow auch ein Marschall der Sowjet Union (Чуйков, как и Жуков, тоже маршал Советского Союза).
Немец немного приободрился:
– Буду искать книгу Жукова.
Не знаю, нашёл он мемуары маршала Победы или нет, но вот такой однажды разговор состоялся с немцем, отец которого бывал в Сталинграде и отнюдь не в качестве туриста. Безусловно, разговор передан не дословно, но суть сохранена.
И, кстати, звали немца Фритц – в Германии имя столь же широко распространено, как и у нас Иван. Теперь стало понятно, почему гитлеровских солдат называли фритцами.