Продолжение.
На следующее утро чуть рассвело, князь снова считал, сколько добавилось ладей.
Он сидел, и на песке отмечал десятки новых, о которых ему докладывали Велими́д и Фа́рлаф. Когда закончили, Родька подвёл вороного и составил ладони, но князь без его помощи взлетел в седло и пнул Родьку ногой, тот свалился в мелкую воду и рать загоготала.
- Может, без тебя мне и меч не подниму? – глядя сверху, через гоготание рати, прокричал князь и когда ратники успокоились, кивнул ближнему — тот подвёл Родьке лучшего из княжьей конюшни уже осёдланного коня.
Отрок исподлобья глянул на князя, отряхнул рубаху и штаны и из-под бровей глянул на девушку, которая ве́рхом оказалась среди дружины и серьёзно смотрела на него.
«Хоть она меня не срамит!» — он закинул повод и вскочил в седло.
— Вот смеху-то! – сказал он ратникам. – Я вам!
— Ты возвращайся, — сказал Олег Василисе, она кивнула, повернула лошадь и поскакала к княжескому шатру.
«Вида́л, как держится, как заправский степняк!» - подумал князь и обратился к Родьке:
— Со мной пойдёшь.
Князь правил по омываемому мелкой водой песку. Родька не знал куда.
Князь молчал.
Родька думал.
«Как ему девка-то? – думал Родька. — Хотя, наверное, что там девка? Ганна-то как?..»
Князь остановился у большого куста ракиты, перегородившей путь и нависавшей над водой из-под высокого берега, спешился, зашёл в воду и стал пригоршнями пить.
«Запали́лся князь!» - подумал Родька и криво ухмыльнулся, представляя себе картину, как вчера в бане «запалился» пятидесятисемилетний князь Киевский Олег.
Олег глянул на него.
— Чего скалишься? Свистни по сокольи два раза́!
Родька удивился, но приказ Олега выполнил и свистнул.
Из-за куста, ещё князь не выбрел из воды, показался чёлн, в нём против течения по мелководью небольшим веслом как шестом толкался мальчик лет двенадцати. Он обогнул ракиту, подошёл к берегу и вытащил чёлн на песок.
— Что на порогах? – спросил Олег.
— Мелко ещё, пороги сухие, тятя сказывал.
— Когда шёл сюда, волну видел?
— Видел…
— Сколь дней?
— Семь.
— А что хазары?
— Стоят от берега далеко.
— Видать?
— Видать, но тятя сказывал — далеко.
— Шепни тяте, что через десять дней на большой волне большая рать пойдёт, он знает, что делать.
Обратно шли снова молча, Олег не торопил вороного, а Родька еле сдерживался, чтобы своему новому коню не дать плетей, а тот, сноровистый буланый трёхлетка так и гнул шею укусить за коленку, и приплясывал.
«Через десять, — подпрыгивая в седле, думал Родька, и помахивал перед глазом буланого плёткой, — как бы, не так! Завтра… крайний срок через день — ладьи будут готовы, снасть есть, поклажу погрузить — и можно в путь, а по высокой воде мы до порогов — за три дня добежим… да три ночи… четыре… Князь сказал, что за десять, значит даже ежели на подступах нас увидят, то только с нами их передовые и доскачут, значит, основная сила нас встретит уже на широкой воде, тогда, если «тятя» на первую ладью сядет и посерёдке проведёт…»
Эти мысли занимали Родьку, но не сильно, он думал, а перед глазами во всей красе, как он себе это представлял, стояла новая княжья девка.
«Что же это я не узнал её имени, ведь видел же до этого, и не узнал?»
— Сегодня ночевать будем на берегу, — сказал князь, — вели шатёр поближе переставить, завтра снимаемся, распорядись, чтобы всё погрузили.
Родька кивнул и вдруг услышал далеко за спиной, от того места, где выплыл мальчик, короткое ржание.
«На ко́нях малец прискакал, а чёлн, видать под ракитой прятал, тогда до́преж нас к тяте-то успеет!»
После вчерашнего пару Олег прислушивался, болит ли плечо, но болело самую малость, и он даже забывал. Он вошёл в шатёр, девушка его уже ждала, она была одета в мужское, так приказал Олег, он ей улыбнулся:
— А не болит рука-то… Кудесница!
— Ещё немного поболит, только надо ещё перевязать…
— Успеется, — сказал князь и сел на греческий раскладной стул. — Вели подать бра́шно — есть будем.
Василиса вышла и скоро вернулась.
— Из вятичей, говоришь, — Олег усадил её рядом и припомнил давешний разговор. — А что помнишь?
— Конные и у них псы под ногами…
— А дальше?
— Дальше студёно было…
— А тятя и матка?
— Смутно помню, кругом всё чужие, только младший брат…
— Как тебя родители звали?
— Полиной…
— А сейчас Василисой? А как хочешь, чтобы я тебя звал?
Девушка потупила взор.
— Ладно, время покажет, как тебя звать.
***
Ещё не рассвело, когда под берегом зашевелился народ, потянул за у́жи и из-под Киевой горы стали тащить долблёнки и подкатывать кругляк, а из разлившейся Почайны большие ладьи выталкивались на шестах, и их подхватывало течением.
— Да борта мне не побейте! – в рассвет крикнул Родька и кому-то погрозил плетью.
Продолжение следует.