У нас в стране большинство свято верит в то, что любой «иксперд» с Запада – непременно злодей, мечтающий погубить нашу страну, потому что «все они там» ненавидят Россию, стремятся её захватить, чтобы пользоваться её богатствами. В таком случае американец Джозеф Стиглиц – явление уникальное, а присуждение ему Нобелевской премии по экономике за 2001 г. можно рассматривать как вызов господствующему в США и в целом на Западе неолиберальному направлению экономической мысли (Joseph E.Stiglitz, Glоbalization and its Discontents, 2002 – «Глобализация и недовольство ею»). На русский язык именно эта книга не переведена полностью, но основные её положения и общие выводы можно найти в изданной у нас книге «Люди, власть и прибыль. Прогрессивный капитализм в эпоху массового недовольства». — М.: Альпина Паблишер, 2020.
Свою позицию автор формулирует уже в предисловии: «Я не настолько глуп, чтобы поверить, что рынок сам по себе решит все социальные проблемы. Неравенство, безработица, загрязнение окружающей среды непреодолимы без активного участия государства».
Создание рыночной экономики в России Дж. Стиглиц детально анализирует, видя в этом «несостоятельность радикально-либеральной идеологии и политики, а также деструктивное влияние международных институтов, таких, как Международного валютного фонда (МВФ), Международного банка реконструкции и развития (Мирового банка), Всемирной торговой организации (ВТО)». То есть присутствие некого «внешнего воздействия» на реформы в России автор признаёт?!
Автор убеждён, что положение дел в России (по его мнению, катастрофическое) стало результатом не только деятельности доморощенных реформаторов, которые вели ошибочную внутреннюю политику, но и западных международных институтов, имевших «намерение сохранить у власти существующую группу, коррумпированность которой была очевидна». Таким образом, удалось намеренно и в такой степени вмешаться в политическую жизнь страны, что не были проведены более глубокие преобразования, выходящие за рамки примитивного, узкого видения рыночной экономики и направленные на создание эффективной демократии.
Суждения и аргументы нобелевского лауреата очень весомы, выводы точны и беспощадны для тех, кто ответственен за плачевные результаты рыночного строительства в России. «Я был решительным сторонником политики, принятой китайцами, политики, доказавшей свои достоинства на протяжении двух десятилетий. И я был решительным критиком радикальных стратегий реформирования, подобных шоковой терапии, которая так печально провалилась в России и некоторых других странах бывшего Советского Союза».
У нас очень не любят говорить об ответственности за свои действия, списывая всё происходящее на «объективный экономический процесс», это похоже на заявление о том, что человек, столкнувший огромный камень с обрыва, не отвечает за ту катастрофу, которую вызвал камень внизу, на дороге.
А вот автора явно волнует вопрос об ответственности за случившееся, о главных причинах краха благих начинаний. Он критикует политику Запада, но не снимает вины и с российских руководителей.
За нежеланием пойти собственным путем, который с учетом российских особенностей предлагали видные отечественные специалисты, стояли, как можно его понять, интересы пришедшей к власти новой элиты. Она увидела в радикально-либеральных реформах на основе стандартных западных экономических рецептов возможность быстрого обогащения. Кроме того, радикализм импонировал Ельцину, ведь он критиковал Горбачева за нерешительность в реформировании советской экономики. Избавившись от центральной власти после роспуска Советского Союза, Ельцин приступил к энергичным мерам, обещая в кратчайшие сроки осчастливить народ, а заодно и продемонстрировать другим, как и что надо делать.
Дж. Стиглиц называет это «большевистским подходом к рыночным реформам». «По существу, – пишет он, – радикальные реформаторы прибегли к большевистским стратегиям, хотя и заимствовали их из других учебников. Большевики попытались навязать коммунизм не воспринимавшей его стране... В новой посткоммунистической России элита, подталкиваемая международной бюрократией, подобным же образом попыталась силой навязать быстрые перемены не готовому к ним населению».
Эти новаторы главными элементами рыночной экономики являются только свободные цены, частная собственность и прибыль. Вместе с конкуренцией, настаивают они, это рождает стимулы, ведет к снижению издержек и установлению равновесия в экономике. Реформаторы забыли, что существует правовая и правоохранительная системы, банковские и денежные институты, а также другие используемые государством регулирующие механизмы, задача которых – обеспечить выполнение контрактов, решение коммерческих споров, соблюдение условий для честной конкуренции и законной процедуры банкротства, норм корпоративной деятельности, установленных правил работы банков и рынков ценных бумаг и т.д.
В странах Запада «регулирующие механизмы формировались на протяжении полутора столетий в целях противодействия разрушительным проявлениям дикого, необузданного капитализма». То же следует сказать об «институтах социальной защиты населения, которые создавались в XX в. для смягчения последствий безработицы, сокращения нищеты, большей доступности медицинской помощи, образования. Все это способствовало консолидации общества, смягчению внутренних противоречий и конфликтов, препятствующих социальному и экономическому прогрессу». При этом возрастала роль государственного бюджета и государственных институтов.
Российские либерал-радикалы проигнорировали исторический опыт капитализма. Они полагали, что переход одним прыжком к свободным ценам и частной собственности позволит рынку начать функционировать и без регулирующих институтов. На деле это обернулось возникновением диких, разбойничьих форм капитализма, разгулом преступности и коррупции, чудовищным обнищанием большинства населения.
«Отсутствие в России и ряде других стран хорошего корпоративного управле- ния, строго контролируемого государством, означало, что те, кто получал контроль над корпорациями, в том числе находящимися в полной или преобладающей соб- ственности государства, невольно оказывались перед соблазном прихватить себе чужую собственность, обобрать государство или миноритарных акционеров. Немногие смогли не поддаться искушению».
К доводам в пользу поэтапного, градуалистского проведения реформ относятся трудности создания рынка рабочей силы, которая представляет самый важный товар для успешного экономического развития. Для этого, отмечает автор, нужно было бы, чтобы работники могли свободно менять место работы, переезжать туда, где их труд оценивается более достойно.
Это один из частых упрёков, которые приходится слышать в адрес нашего «немобильного населения, не готового сменить место жительства в поисках лучшей работы», но такая мобильность невозможна «при отсутствии развитого рынка жилья, ипотечного кредита, а главное, при уровне заработной платы, не позволяющем ни покупать или арендовать квартиру на рыночных условиях, ни переезжать на далёкие расстояния». Кроме того, ей препятствуют правила обязательной регистрации граждан по месту жительства, в которой власти могут отказать, и что тогда?
Но есть ещё один довод: может рыночная экономика быть здоровой и эффективной, если потребительские цены, стоимость приобретения жилья неуклонно приближаются и даже сравниваются с их уровнем в странах Запада, а заработная плата в силу задаваемых государством стандартов и монопольного положения работодателей отстает в десятки раз. Как и в бывшем Советском Союзе, в России заработная плата подавляющего числа работающих остается недопустимо низкой не только по сравнению с другими странами с сопоставимым уровнем развития, но и по отношению к достигнутой производительности труда. По производительности труда Россия отстает от США в 5-6 раз, а по средней заработной плате – в 15-20 раз.
Ряд страниц книги посвящен описанию горьких итогов реформирования рос- сийской экономики, включая историю и предысторию валютно-финансового краха в августе 1998 г. «Россия быстро превратилась из индустриального гиганта, страны, которая сумела запустить на орбиту первый в мире спутник, в экспортера сырьевых ресурсов, в основном нефти и газа, составляющих более половины ее экспорта». Она стала больным обществом, о чем «ярко свидетельствует сосредоточение его богатства в руках немногих вместо распределения его между многими... По степени социального неравенства Россия сравнима с латиноамериканскими странами, которые благодаря полуфеодальному наследству считаются в этом отношении рекордсменами»
И вот еще одно наблюдение автора, заставляющее задуматься о судьбе России. «Способные студенты в России и других странах бывшего Советского Союза, ко- торых я встречал, старательно учились с одним амбициозным желанием уехать на Запад. Подобные потери существенны не только для сегодняшней России, но и для ее будущего, поскольку исторически средний класс являлся ядром правового и демократического общества».
И заключительный аккорд: «С Россией случилось худшее из возможного: невероятный спад производства и невероятный рост социального неравенства. Прогноз на будущее мрачен. Крайнее неравенство тормозит экономический рост, особенно когда оно ведет к социально-политической нестабильности».
Фраза «Мы пойдём другим путём» стала дорогой в тупик.
Суть нашей приватизации трудно замаскировать и выдать за благое дело. Дж. Стиглиц, как и многие другие эксперты на Западе, пишет об этом весьма от- кровенно. «Конечно, – читаем мы в книге, – осуществить быструю приватизацию легче, если не обращать никакого внимания на то, как она проводится: фактически раздать ценную государственную собственность своим друзьям. В сущности, это может быть в высшей степени доходно для правительственных деятелей, незави- симо от того, поступает ли «откат» наличными, или взносом на избирательную кампанию, или и тем, и другим способом».
Многие оценки произошедшего в России звучат буквально приговором нашим приватизаторам. «Правительство создало могущественный класс олигархов и бизнесменов, которые платят казне лишь часть причитающихся налогов, значительно меньше, чем им пришлось бы фактически платить в любой другой стране... Приватизация, сопровождаемая открытием рынков капиталов, привела не к наращиванию богатства, а к разграблению уже созданного».
Автор добавляет, что тот, кто, используя свои связи и влияние, приобрел миллиардные активы, заплатив за них ничтожную цену, заинтересован в вывозе денег за границу. Вкладывать капиталы в России рискованно, в том числе и по причине сомнительной законности нажитых богатств. Поскольку «приватизация не имела политической легитимности», к бегству капиталов подталкивала еще угроза ее возможного пересмотра (так как подсознательно ощущалась незаконность происходящих процессов).
Американцам, конечно, трудно понять, как можно стать миллиардерами и по- пасть в список самых богатых лиц планеты за 3-4 года, причем на фоне общего упадка экономики страны. В США состояния семей Рокфеллеров, Фордов, Карнеги и других создавались на протяжении нескольких поколений в результате по- стоянного расширения производства, вклада отцов-основателей в организацию бизнеса и технические нововведения. Билл Гейтс, правда, разбогател сравнительно быстро, но также благодаря исключительным заслугам в развитии компьютерных и информационных технологий. «Даже «разбойничьи бароны» дикого американ- ского Запада, – утверждает автор книги, – умножали богатство страны, хотя и от- хватили себе от него немалый кусок. Российские олигархи разворовывали и про- едали имущество, оставляя страну еще беднее».
«В результате раздачи природных богатств страны до того, как вступила в строй налоговая система, кучка друзей и сподвижников Ельцина превратилась в миллиардеров, а государство оказалось не в состоянии выплачивать пенсионерам 15 долл. в месяц». Диагноз убийственный, но справедливый.
Самую главную опасность Дж. Стиглиц видит в политической и социальной нестабильности. «Огромное социальное неравенство, чудовищная бедность, возникшие за последнее десятилетие, создают благодатную почву для различных движений от национализма до популизма, отдельные из которых представляют угрозу не только для будущего российской экономики, но и для мира на планете. Будет трудно и, вероятно, не скоро удастся преодолеть неравенство, созданное столь стремительно».