Рассказывать о личной жизни самого известного художника на планете Земля – всё равно, что ходить по тонкому льду. Он не оставил после себя никаких документальных подтверждений о своих любовно-романтических связях; а о его отношениях с женщинами вообще никто толком ничего не слышал. Зато о взаимоотношениях итальянского эрудита Леонардо да Винчи (годы жизни 1452-1519) с мужчинами ходили упорные слухи ещё при его жизни, а впоследствии они только усилились.
Более четверти века художник заботился о своём ученике, известном под прозвищем Салаи (годы жизни 1480-1524), но каковы же были их отношения на самом деле – никто не сможет утверждать со стопроцентной уверенностью. Нам оставалось лишь попытаться представить их историю, основываясь на сохранившихся сведениях, в том числе написанных лично самим Леонардо.
Невыносимый мальчишка.
В своих рукописях да Винчи иногда прибегал к замысловатому способу письма при помощи зеркала – все подобные записи, сделанные таким способом, невозможно было прочитать без того же самого приспособления. Делал он это только в тех случаях, когда речь шла об особенно важных для него вещах.
И одна из этих записей гласила:
«Джакомо приехал жить ко мне в день Святой Марии Магдалины, 22 июля 1490 года».
Джан-Джакомо Капротти да Орено – полное имя нового ученика да Винчи. На момент поступления в мастерскую художника он был всего лишь десятилетним мальчиком. Парнишка происходил из Орено – небольшого поселения неподалёку от итальянского города Милана. О его родителях ничего не известно, кроме того, что в официальных документах его отец назывался «сыном последнего мастера Джованни». А это значит, что дед Джакомо имел определённый статус и мог быть, к примеру, землевладельцем.
В то время в Италии отправка таких молодых мальчиков в подмастерья к художникам и представителям многих других ремесленных профессий, к которым и принадлежали живописцы эпохи Возрождения, была довольно распространённым обычаем. Они выполняли всю возможную работу по дому и в творческой студии, а в качестве оплаты получали еду и крышу над головой. Если бы такой мальчик на побегушках проявлял некие способности к рисованию, впоследствии он получал уроки мастерства от своего учителя и мог бы сам с лёгкостью стать живописцем. Например, так было с Пьетро Перуджино (годы жизни 1446-1523), который в молодости поступил в мастерскую одного из зрелых художников города Перуджи.
Подразумевалось, что новый обитатель мастерской да Винчи также будет во всём подчиняться своему хозяину и выполнять все его приказы. Но оказалось, что он с самого начала занял в мастерской особое положение, испытывая терпение живописца своими частыми шалостями. Терпение Леонардо казалось поистине безграничным: несмотря на то, что рукописи художника полны дерзких выходок Джакомо, мальчик не только продолжал с ним жить, но и пользовался всеми привилегиями, даже в ношении роскошной одежды, которую да Винчи лично заказывал для него.
Менее чем через сутки после попадания к Леонардо он продемонстрировал свои главные таланты: воровать и лгать. Художник даже пожаловался отцу мальчика в письме:
«На второй же день я заказал для него две рубашки, брюки и куртку. И когда я отложил деньги на оплату этих вещей, он украл их из моего кошелька, и я так и не смог добиться от него признания в содеянном, хотя и был в этом твёрдо убеждён».
Это не помешало творцу на следующий же день пригласить провинившегося слугу сопровождать его на обед к своему близкому другу-архитектору. Чуда не случилось: маленький хитрец натворил дел и там. В том же письме да Винчи писал следующее:
«А этот Джакомо ужинал за двоих и причинял вреда за четверых, так как именно он разбил три графина и разлил по полу вино».
На полях письма Леонардо добавил примечание:
«Вор, лжец, упрямец, обжора».
Дьяволёнок.
Убеждённый в своей безнаказанности, Джакомо совершал всё более дерзкие преступления. Через некоторое время другой юный студент потерял в мастерской Леонардо несколько серебряных монет и серебряную канцелярскую кнопку. В ходе обыска сия пропажа была обнаружена в сундуке Джакомо. А ещё через полгода Леонардо получил заказ на сотворение эскизов костюмов для праздничного турнира, приуроченного собой к свадьбе тогдашнего герцога Бари – Людовико Сфорца (годы жизни 1452-1508). Мальчик был рядом с ним во время примерки, он воспользовался моментом, когда остальные участники мероприятия переодевались. Леонардо писал так:
«Джакомо добрался до кошелька одного из них, мирно лежавшего на кровати вместе со всей остальной одеждой, и вытащил найденные в нём деньги. Похожий аналогичный случай произошёл тогда, когда мастер Агостино ди Павия дал мне в этом же доме турецкую кожу на пару ботинок, а этот Джакомо ровно через месяц выкрал её у меня и продал сапожнику за двадцать сольди, на которые, как он сам признался мне, прикупил анисовые конфеты».
Неудивительно, что за все свои проделки юноша со временем и получил полностью соответствующее его поведению прозвище Салаи, в уменьшительно-ласкательном варианте – Салаино. На тосканском диалекте данное слово означает «демон» или же «чертёнок» / «дьяволёнок», оно впервые упоминается в платёжном документе, составленном да Винчи и датированном январём месяцем 1494 года.
Вполне возможно, это имя он позаимствовал у персонажа рыцарской поэмы под названием «Морганте» (1478 год) итальянского поэта Луиджи Пульчи (годы жизни 1432-1484) – книги, хранившейся в библиотеке художника.
Что же помешало да Винчи избавиться от изворотливого маленького негодяя раз и навсегда? Возможно, ответ кроется в показаниях живописца, архитектора и писателя Джорджо Вазари (годы жизни 1511-1574), который отмечал следующее:
«Салаи был очень привлекателен своим обаянием и красотой, имел при себе прекрасные вьющиеся волосы, переливающиеся кольцами, он очень нравился Леонардо».
Художник вообще много внимания уделял эстетике внешности. Он регулярно посещал парикмахерскую, следил за своей собственной причёской, и даже стал красить волосы в ту пору, когда у него на голове начала появляться седина. Флорентийский писатель Антонимо Гаддьяно так описывал внешность мастера:
«Приятный господин, хорошо сложённый, изящный и привлекательный на вид. Он носил на себе розовую накидку, доходившую ему до колен, тогда как в ту эпоху ещё носили длинные мантии. У него были красивые, вьющиеся и хорошо уложенные волосы, доходившие до середины грудной клетки».
Предположительно, на рисунке выше да Винчи изобразил самого себя уже дряхлым стариком, а рядом с ним находится ещё полный молодости Салаи.
Леонардо никогда не жалел денег, он наряжал своего ученика прямо как любимую игрушку. В одной из заметок художника описаны все необходимые материалы для пошива юноше роскошного плаща из серебряной парчи с отделкой из зелёного бархата. Расходы да Винчи на одежду для Салаи в самый первый год его пребывания в мастерской составляли примерно ту же сумму, которую слуга получал в среднем за целый год своей работы. На эти деньги были куплены двадцать четыре пары обуви, четверо брюк, шесть рубашек, три куртки, льняной камзол, пальто и шляпа. Более поздние рукописи свидетельствуют ещё и о том, что да Винчи раскошелился для своего любимчика на цепочку, меч и даже поход к гадалке. А в другой раз он дал Салаи три золотых червонца только за то, что тот попросил купить ему розовые чулки с рисунком. А ещё через неделю он разрешил ему обменять двадцать один локоть полотна на рубаху стоимостью более десяти лир, что по тем временам составляло шестимесячное жалование слуги. Содержание простого подмастерья обходилось творцу очень дорого.
Загадка, окутанная тайной.
Как мы уже упоминали, достоверных сведений о личной жизни Леонардо да Винчи, к сожалению не сохранилось. Сам он никогда не писал о своих любовных похождениях, даже несмотря на привычку довольно дотошно сообщать в своих рукописях все мельчайшие подробности личного распорядка дня. Возможно, это было тесно связано с тем, что его сердечная привязанность могла привести в своё время к серьёзным обвинениям. И в жизни художника уже был подобный прецедент.
Героиней портрета выше, по мнению большинства исследователей, была любовница Людовико Сфорца – единственная женщина, подозреваемая в любовной связи с да Винчи. И всё из-за черновика письма, якобы адресованного ей. Оно начиналось с обращения:
«Моя любимая богиня».
Но из-за отсутствия других доказательств данную версию всё же принято считать маловероятной.
В XV столетии сексуальные отношения между мужчинами в итальянской Флоренции получили настолько широкое распространение, что в немецком языке даже появился сленговый термин для обозначения гомосексуалистов – «Флоренцер», что означает слово «Флорентиец», то есть «житель Флоренции». Со временем городские правители стали принимать меры по пресечению этой «моды», создавая специальные комитеты и налагая самые суровые наказания, вплоть до сожжения на костре. К счастью, до этого доходило крайне редко: приговор в основе своей ограничивался денежным штрафом, но за повторное нарушение закона людей могли посадить в колодки вне здания тюрьмы.
Кроме того, на улицах Флоренции были установлены ящики, более известные как «дыры истины». Жители города могли анонимно оставлять письма с рассказами о нарушителях различных законов и правил. А в 1476 году в подобном ящике было найдено письмо, обвиняющее Леонардо да Винчи в связи с семнадцатилетним парнем по имени Якопо Сальтарелли. И хотя спустя пару месяцев появилось ещё одно похожее обвинение, но, на этот раз на латыни, художника так и не осудили. На судебное заседание не явились ни авторы анонимных доносов, ни свидетели, а самих безымянных записок для вынесения приговора оказалось не достаточно.
Однако сей случай запомнился абсолютно всем, и он запросто мог стать причиной того, что да Винчи боялся упоминать в письменных рукописях о своей личной жизни. Хотя это не помешало некоторым исследователям уверенно утверждать о его гомосексуальной ориентации, и среди них также был и основоположник психоанализа Зигмунд Фрейд (годы жизни 1856-1939). Во многом таким интерпретациям способствовали некоторые высказывания и самого художника. Однажды он писал:
«Акт родов и всё, что с ним связано, настолько отвратителен, что люди скоро вымерли бы, если бы не было красивых лиц и чувственных наклонностей. Интеллектуальная страсть вытесняет собой чувственность. Кто не обуздывает своих похотливых желаний, тот ставит себя на одно место со зверями».
Хотя последнее предложение и можно трактовать не только как попытку подавить в себе порицаемые окружением порывы, но и как полный отказ да Винчи от каких-либо сексуальных связей в принципе. Поэтому некоторые исследователи его биографии и предпочли сделать вывод, что художник всю свою жизнь просто хранил целомудрие. И если они правы, то его сердечная привязанность к юному ученику была исключительно платонической и основывалась на эстетическом удовольствии видеть воочию златовласого чертёнка с внешностью ангелочка.
Не существует ни одного документально подтверждённого портрета Салаи, но персонажи некоторых картин да Винчи подозреваются в том, что они были написаны с натуры и образа его вороватого ученика. Причём не только мужчины: в этот список вошла даже знаменитая на весь мир «Джоконда». Среди мужских персонажей сходство с ним приписывают Иоанну Крестителю, а также апостолам Филиппу и Матфею с фрески «Тайная Вечеря».
Жизнь без Салаи.
Расставание да Винчи со своим спутником жизни спустя почти три десятилетия после знакомства было столь же загадочным, как и их взаимоотношения. Художник не сказал в своих записях ни слова о том, что же произошло между ними такого, после чего Салаи навсегда покинул его жизнь и дом. Известно лишь только одно: когда в 1519 году Леонардо озаботился составлением посмертного завещания, Джакомо с ним уже не было. Хотя этот факт никак не помешал да Винчи упомянуть его в данном документе, в отличие от рукописей, в которых он никогда не напишет ни строчки о своём златовласом ученике.
Салаи приписывают и картину выше, изображающую на себе Иоанна Крестителя – в той же позе, что и на творении да Винчи, но ещё более женственной и игривой.
Последние годы жизни живописец провёл в компании своего нового фаворита – Франческо Мельци (годы жизни 1491-1570). Он был родным сыном миланского аристократа, которого да Винчи частенько навещал в его поместье под Миланом. Мальчик был хорошо воспитан, имел блестящее образование и склонность к рисованию. Он был просто очарован интеллектом и художественным талантом Леонардо, после чего отец отправил пятнадцатилетнего Франческо в мастерскую своего кумира в качестве подмастерья. Юноша восхищался гением и оставался верен ему вплоть до самой его смерти. А да Винчи был очарован своим новым учеником, он писал так:
«Улыбка Мельци заставляет меня забыть обо всём на свете».
В каком-то смысле новый ученик творца был полной противоположностью Салаи. Он обладал даром дипломата и помогал художнику поддерживать отношения с очень влиятельными людьми, поскольку им порой угрожал бурный нрав да Винчи. Несмотря на разницу в возрасте аж в 41 год, у них сложились поистине доверительные отношения, о чём Леонардо иногда упоминает и в своих записях. Он поручил Франческо систематизировать свои рукописи: тот должен был их классифицировать, аккуратно переписать и подготовить к печати. Конечным результатом этого титанического труда стал знаменитый Атлантический Кодекс – рукопись, состоящая из 1 119 страниц. Мельци окружил художника трогательной заботой и был его верным спутником на протяжении одиннадцати лет вплоть до последнего вздоха мастера.
Согласно своему завещанию, Леонардо разделил самое ценное, что у него было – собственный сад, удобно расположенный за стенами Милана – между Салаи и другим своим слугой – Баттистой де Вилланисом. В августе месяце 1497 года он получил от своего покровителя Людовико Сфорца участок земли с небольшим домом и виноградником, предположительно в качестве гонорара за творение «Тайная Вечеря». Владение собственной землёй было в то время важнейшим показателем статуса и положения в обществе, тем более что участок располагался рядом с многочисленными поместьями миланской знати. Салаи построил на своём участке дом и 14 июня 1523 привёз туда свою новую жену – Бьянку Калдироли. Важным фактором в вопросе женитьбы Салаи могло стать внушительное приданое в 1 700 итальянских лир, а денежки парень любил, мы это с вами прекрасно помним. Но он недолго наслаждался своим новообретённым домом, семьёй и внезапно свалившимся ему на голову богатством.
15 января 1524 года Джан-Джакомо Капротти да Орено скончался в возрасте 43 лет от огнестрельного ранения.