Род купцов Третьяковыx, к которому принадлежал и Павел Михайлович, о котором пойдёт речь, происходит из крепостных крестьян Малоярославецкого уезда.
В1774 году основатель рода Третьяковых — семидесятилетний Елисей Мартынович занимался скупкой льна в Калужской области, после чего переехал в Москву где начал производство тканей и обзавелся несколькими льнопрядильными производствами, главным образом, в Костроме. Его сын, Захар Елисеевич, поселился в Замоскворечье .
В 1816 году Захар Елисеевич был хозяином пяти смежных лавок на углу Холщевого и Златокружевного рядов близ Ильинки. А внук, Михаил Захарович, купец 2-й гильдии, владел пятью торговыми лавками, торговал на Нижегородской ярмарке, управлял бумаго-красильной и отделочной фабриками. Во многом успешному бизнесу способствовал удачный брак Михаила с дочерью крупного коммерсанта Александрой Даниловной Борисовой.
Родила девять детей: два сына, старший – Павел, за ним следовал Сергей; три дочери – Елизавета, Софья, Надежда; четверо детей умерли в раннем детстве во время эпидемии скарлатины в Москве в конце 1840-х. После смерти мужа, Михаила Захаровича Третьякова, ей пришлось возглавить торговое дело семьи до совершеннолетия сыновей в 1859 году. Трагические жизненные испытания, связанные с потерями близких, наложили отпечаток на характер, усилив суровость ее нрава.
«Была она некрасивая, с громадным, умным лбом, маленькими серыми глазами, горбатым носом… Росту она была выше среднего, фигура была представительная. Одевалась она прекрасно: с утра в корсете и носила на голове великолепные наколки, большие, светлые, из лент и кружев, спускавшихся на плечи. Была стильная. Казалась она строгой и недоступной." – вспоминала Вера Зилоти, старшая дочь Павла Третьякова.
Женился Павел Михайлович Третьяков поздно — в 33. Два года он буквально по пятам бродил за Верой Мамонтовой, не решаясь подойти, заговорить.
Однажды в театре так на нее засмотрелся, что чуть не упал с первого яруса. «Опять твой недотепа! — ахнула сестра Веры Зиночка. — Сейчас мы его поймаем!» Но поклонник их заметил и, оробев, сбежал по противоположной лестнице.
Тогда сестры послали ему официальное приглашение на музыкальный вечер. Павел к Мамонтовым пришел, но забился в угол за штору. Однако после первого же выступления Веры выбрался на свет и бросился к приятелю: «Какая чудесная пианистка!» Приятель не растерялся и подтащил Павла прямо к инструменту.
Близорукая Верочка подняла глаза и, наконец, рассмотрела своего обожателя. Он ничуть не походил на замоскворецких купцов — тонкое нервное лицо, высокий лоб, ясная улыбка. Да он оказался красив, этот недотепа!
На следующий день Третьяков примчался к Мамонтовым с визитом. С тех пор в доме часто слышались наставления прислуге: «Не ставьте чашки на край! Уберите с дороги маленький столик!» Но влюбленный ухитрялся смахивать на пол все.
А объясниться все никак не решался. Лишь через несколько месяцев, оставшись наконец наедине с Верой, осмелился сказать: «Сударыня, я задам вопрос, на который вы должны ответить откровенно». Вера ахнула: вот оно — объяснение в любви! «Желаете ли вы жить с моею маменькой или вам было бы приятнее, чтоб мы жили с вами одни?» — отчеканил, заливаясь краской, жених.
Тут уж и Верочка пошла краской во все щеки: причем здесь маменька? Оказалось, в 33 года Павлуша живет с родительницей и во всем с ней советуется. Маменьке пришлось съехать из дома сына, и этого она невестке не простила. А Павел со дня свадьбы так и ездил к родительнице каждое утро — поздороваться…
На медовый месяц молодожены укатили в Петербург, а оттуда во Францию. В Москву вернулись отдохнувшие, счастливые. Но как в дом вошли, Верочка ахнула. У других на стенах портреты родственников красуются, а у «странного» Третьякова — «Сельский крестный ход на Пасху» Перова, «Неравный брак» Пукирева и другие. Свою коллекцию Павел начал собирать в 1856 году, когда ему было 24. Теперь в ней уже 150 картин. Истории о них Павел даже детям вместо сказок на ночь рассказывал.
Первую дочь назвали Верочкой, ни о каком другом имени Павел и слышать не хотел.
Всего у Третьяковых было четыре дочери и двое сыновей.
Следом за Верой родились Александра, Любовь и Мария.
Увы, старший сын Михаил страдал слабоумием, а младший, Иван, гордость и надежда отца, всеобщий любимец, в девятилетнем возрасте умер от скарлатины, осложнённой менингитом.
Вера Николаевна часто думала: как странно они живут. Друзей почти не зовут, сами в гости не ходят. Не так было в шумном, гостеприимном доме Мамонтовых на Разгуляе. Конечно, это благо, что Павлуша не пьет, не курит. Но, с другой стороны, забьется в свой кабинет и сидит безвылазно. А когда все спать лягут, бродит по дому, рассматривает вновь приобретенные картины.
«Намыкаемся мы, Паша, с твоими картинами! — укоряла мужа Вера Николаевна — В доме житья нет — краска, лак, скипидар. Разве это запахи для детей? Выбирай: либо я с детьми, либо твои картины!»
Третьяков озабоченно потер свой нос: «Я вот что надумал — пристрою-ка к дому крыло. Перенесу туда картины. Будет художественная галерея!»
Два года возводилась пристройка, а на исходе весны 1874 года на садовой калитке дома в Лаврушинском переулке прибили скромную вывеску: «Картинная галерея». И потянулись посетители.
Крайне непритязательный в быту, Павел Михайлович тратил на картины неимоверные суммы. При этом всех домашних держал «в черном теле». В письме дочери Александре он так объяснял свою скупость:
«Нехорошая вещь деньги, вызывающая ненормальные отношения. Для родителей обязательно дать детям воспитание и образование и вовсе не обязательно обеспечение…»
Павел Михайлович придумал весьма оригинальный способ, как можно продолжить собирать коллекцию, не нанося ущерба собственному карману и семье. В 1893 году он передал галерею с 1276 картинами и 500 рисунками в дар Москве. А став директором Московской художественной галереи, получил возможность покупать картины за счет городского бюджета.
От потомственного дворянства Павел Михайлович отказался. «Я купцом родился, купцом и помру."
…В марте 1898-го Веру Николаевну разбил паралич. У нее нарушилась речь. Даже Павел не понимал свою Верочку, и она беззвучно плакала. А как-то ночью и Третьяков разрыдался: «Всю жизнь на проклятые картины грохнул, даже не мог решить, что мне дороже: галерея или ты, Веруша… Теперь вижу: ты! Теперь все бы картины отдал, лишь бы ты поправилась! Да отдавать-то уже нечего. Все принадлежит городу…».
В конце концов Третьяков и сам свалился. 4 декабря 1898 года вызвал священника. По окончании исповеди сказал: «Берегите галерею!» Потом, вздохнув, зашептал: «Верую!» На третьем «Верую» его не стало.
От Веры Николаевны хотели скрыть смерть мужа. Но она поняла и написала едва разборчиво: «Требую быть там». Дочери отвезли ее в залу для прощаний. Она сидела в инвалидном кресле, глядела на Пашеньку и кивала ему: «Я скоро!» ...Она ушла к мужу через четыре месяца.
Мне бы хотелось продолжить рассказ о судьбе детей Веры Николаевны и Павла Михайловича Третьяковых, но это уже в следующей статье.
Благодарю за внимание, пишите, делитесь впечатлениями. ✍🏻❤🙏🏻🌺