Хоть дурак, да съел бурак,
А умный погуляет так.
Со счастьем и на клад набредёшь,
А без счастья и гриба не найдешь.
(Русские пословицы).
Широка страна родная,
Глянь от края и до края,
Русский Север и Сибирь,
Вон у нас какая Ширь!
И в любом углу живет,
Терпеливый наш народ.
Держат скот, картошку садят,
Утварь кой-какую ладят,
Из колхоза прикрадут,
Так тихонько и живут.
Но селу нужны дороги,
А их нет, есть только ноги,
Да кирзовы сапоги,
Знать дороги дороги.
И дивясь на те невзгоды,
Самодельны вездеходы,
Стал мужик изобретать,
Ведь не может он летать.
В дело все идет что есть,
И домой что можно снесть,
От комбайна, вариатор,
От ГАЗона генератор.
И коробка передач
Старый тракторный пускач.
Да ещё мужик унёс
Камеры больших колёс
С «белоруса», тракторка.
И, глядишь, у мужика
Самобеглая телега.
Не боится она снега
Пашни, грязи, колеи.
И мужик дела свои
Все на ней теперь справляет.
И грибы заготовляет,
На охоту, на реку.
Всё ж полегче мужику.
Иль жену в роддом отвезть.
Тяжело, конечно, влезть
Будет бабе, но опять
Не пешком же костылять.
Я к чему веду вам речь?
Один ухарь даже печь
Переделал в вездеход.
Вот, какой у нас народ
Вы не верите, гляжу.
Так и быть уж, расскажу.
-----------------------------
На Печоре ль, на Двине, в нашей милой стороне
Здесь, на Севере великом, во краю дремучем, тихом
Стоит древнее село. Его снегом занесло.
Лишь стоят дымки столбом, тая в небе голубом.
Но не про село рассказ, поведу я дальше вас.
Километров двадцать пять нужно, братцы, отмахать,
Чтоб попасть в ту деревеньку, где Емеля помаленьку
Как умеет, так живёт. Уж тридцатый дурню год.
Пять специальностей имеет, абсолютно всё умеет
По хозяйству. Но лентяй, пьяница и разгильдяй.
Правильней сказать для темы, он продукт своей системы.
Почему Емеля пьёт? Рассудите, каждый год
С детства раннего всегда с батей в поле, а страда
От весны и до зимы. От рассвета и до тьмы.
То пахали, то грузили, то копали, то возили
В закрома родной страны её верные сыны.
Так вот годы и летели. Уж мозоли задубели.
Он работал и учился и своей страной гордился,
А свою страну любя, гордым был и за себя.
И в газетах, и в журналах он читал: жить лучше стало.
Телевизор он включает, там с трибуны Брежнев бает.
По бумажке и не внятно, но Емеле всё понятно.
Что, мол, все у нас равны, что другой, мол, нет страны,
Где всё так же справедливо, что живём мы все красиво.
Что, мол, всё для человека, что страна у нас от века
Крепче всех за мир стоит. А другой фрагмент глядит,
Там война, бои и драка у Ирана и Ирака.
Наше всё вооруженье всюду, где идёт сраженье.
Кто бы, с кем не воевали, мы оружье им давали.
Ну а вскоре Емельян призван был в Афганистан.
Там на мине подорвался, с армии комиссовался.
Это после, а сначала кажду осень замечал он.
К ним студенты приезжали, рыть картошку помогали.
А, что не могли убрать, должен был он запахать.
И не мог понять Емеля. Как же так? Да неужели
Урожай нельзя убрать? А зачем тогда пахать
Нужно было, засевать? Чтоб в район рапортовать?
И допёр Емеля вдруг. Если урожай под плуг,
Знать, не нужен его труд. А тогда выходит, врут
Что, мол, главный на селе, тот, кто пашет на земле.
И выходит, что кирует тот, кто больше всех ворует.
Ежели под плуг бросать, этак можно всё списать.
Кто капусту ту считал, сколько тонн он запахал?
Коль домой кочан упёр, значит, ты выходит вор.
Тебя могут наказать, ведь нельзя чужого брать.
Батя так учил его. А запашешь, ничего.
Батя у Емели был славный малый, только пил.
Что в колхозе воровал, то всегда и пропивал.
Свиснет три мешка зерна, их продаст, попьют вина
С мужичками в гараже, а потом другой уже,
Тракторист подкалымнёт, и опять бригада пьёт.
Вот такие вот дела. Батю пьянка подвела.
Сердце по утру схватило, аж в бараний рог скрутило
Старика, но был живой. Ведь такое не в первой.
В клуб Емеля полетел, в скорую звонить хотел.
Да поломан телефон. Ехать самому в район
Значит нужно. Он хватает батин трактор, запускает
Мощный дизель пускачом, и понёсся за врачом.
Ехать уж, чуток осталось, уж за речкой показалось
Их районное село. Да вот только мост снесло.
Речка хоть не широка, но изрядно глубока,
В брод на тракторе не взять. Начал Емельян кричать.
В лодке плыли мужики, и поскольку земляки,
То, не взявши ничего, переправили его.
Там он скорую находит. Но к нему шофёр выходит.
И толкует: «Без мотора наш уазик, вот уж скоро
Целый месяц нет движка. И, безделие пока,
Взял себе больничный врач». Положение хоть плачь.
Тут в больницу Емельян. Фершал там его братан.
Как ни как, а всё ж родня. Вот в телаге и броднях,
Фершал с сумкою в руке. Вот они и на реке.
Вот уж их перевезли, вот и трактор завели.
И в деревню покатили. Как ребята ни спешили,
Как они ни газовали, но в ручье забуксовали.
«Беларусь» не пароход, хоть по грязи лихо прёт.
Трактор бросили. Пешком побежали прямиком.
Но, однако, не успели. Батя помер на постели,
В предобеденной поре, а уж вечер на дворе.
Помянули. Схоронили. Скорбны речи говорили
И парторг, и агроном о его отце родном.
Был, мол, батя коммунистом, самым лучшим трактористом.
Бригадир и ветеран был Емелин старикан.
И подумалось Емеле: «А чего ж на самом деле
Батю не могли спасти, да в больницу увезти?
Если телик нам не врёт, санитарный вертолёт
Должен, вроде бы, летать, да в глуши людей спасать.
Или может телик врёт, не летает вертолёт?
Или для родной страны, всё-таки не все равны?
Если к одному летят, а к другому не хотят.
Стало быть, и здесь обман». Так кумекал Емельян.
Телевизор говорит, что никто, мол, не забыт
И ничто, мол, не забыто, что, мол, всё для нас открыто.
А на деле то у нас, по-другому всё сейчас.
Батя хоть и воевал, а когда запомирал
К нему помощь не пришла. Вот такие вот дела.
И никто не виноват. Так то вот Емеля, брат.
Да. Среди лихих годин, помер так не он один.
А потом наш Емельян загремел в Афганистан.
Вот какой итог печальный. Долг интернациональный
Им Емеля отдавал, хоть взаймы у них не брал.
Там «КамАЗы» он водил и лихим шофёром был.
И взрываться, и гореть, и на духов посмотреть
Довелось через прицел. Но Емеля уцелел.
А на мине подорвался? Повезло. Живой остался.
Врач и ноги сохранил. Вот каким везучим был
Наш Емеля на войне, в злой афганской стороне.
Там он в госпиталь попал, и тоскуя размышлял:
«На хрена бы пацанам та афганская война?
Покалечили ребят, вновь никто не виноват?
Или может всё же есть и виновный? Что он здесь,
И ещё полно ребят забинтованных лежат»?
Но спросить, про то открыто не рискнул у замполита.
Для чего себе вредить? Надо как-то, дальше жить.
Ему ясно, что война для кого-то мать родна.
Кто-то тряпок заграничных привезёт для жён столичных.
Кому звёзды, повышенья, кому раны и лишенья.
Кому плен, кому тюльпан. Так кумекал Емельян:
« И выходит для страны мы и здесь не все равны.
Для чего нам было врать? Так бы сразу и сказать,
Мол, Ильич фигню спорол, что войска в Афган завёл.
И за это, пацаны, расхлебаться вы должны.
Ну, а с вами Мать-страна рассчитается сполна,
Вам наладят жизнь и быт. Вновь никто, мол, не забыт,
И ничто, мол, не забыто, на словах у замполита.
Емельян комиссовался. Только месяц оставался.
В город переехал жить, стал автобусы водить.
Но не вдруг зашоферил, поначалу слесарил.
А потом на перегон был поздней переведён
По общагам отирался, всё квартиры добивался.
Бюрократ ему сказал: «Я в Афган не посылал
Воевать тебя земеля. Очереди жди Емеля».
Так житуха и идёт. Емельян квартиру ждёт.
Пока слесарем старался, с повремёнкой разобрался.
Один старый шоферюга расповедал, как для друга
Ты, мол, вовремя приди, так же вовремя уйди.
Раньше дёргать на обед, тоже братец смысла нет.
Только водочки не пей и весь день баклуши бей.
Стоит только раз нажраться, и начальничку попасться,
Под автобусом умри, весь его перебери,
С ямы хоть не вылезай, всё равно ты разгильдяй.
А пахать то нахрена? Ведь зарплата всем одна.
Платят тут не за уменье, не за ум и не за рвенье,
А за время, что отбыл. Спал ты или же робил,
Плата всё равно одна. Так пахать то нахрена?
Раскусил Емеля тут. Тем дороже будет труд,
Чем его ты меньше вложишь. Ничего не делать можешь,
Максимальная цена будет за твой труд дана.
Смена та, куда попал он. Ночи все подряд бухала.
Только днями шевелились, да и то не торопились.
Емельян на перегон. Тот же самый там закон.
Хоть всю смену просиди и спокойно спать иди.
Всё равно одна зарплата, но платили маловато.
И пока он там гонял, в пьянку втягиваться стал.
Емельян тогда решился, на автобус попросился.
Дали старый шарабан, уж в аренде Емельян.
На сарае веселее, времечко идёт быстрее.
Он работал так как мог, но, случился пережог.
Из зарплаты заплатил. Деда одного спросил:
« Почему такой расклад, разве я в том виноват,
Что бензин автобус жрёт?». Дед ему ответ даёт:
«Жрёт? Пускай, лишь бы тянул. Взял, спидометр подмотнул.
Враз уменьшится расход, экономия попрёт.
Сэкономишь, тебе тут, смотришь, премию дадут.
Да получит за неё и контора, та своё
Не упустит. Ну, понял?». А Емеля размышлял:
« Как же так? Ведь рейсы те же. А помыслить здраво, где же
Экономия возьмётся? Это значит, мне придётся
Жуликом и вором быть, пережог чтоб не платить.
А тогда, выходит так. С двух сторон я здесь дурак.
Коль спидометр подмотаю, и заловят - отвечаю.
А, мотать не захочу, за бензинчик заплачу.
А контора, знать не знает, как он пахнет. Получает
Премию, коль я кручу. А за пережог плачу
Я один. Она не платит. Вот какой порядок. Значит
Выгодна туфта конторам. Но, конечно и шофёрам,
Коль бензинчик воровать, можно и попировать.
А ещё шофёр, бывает на заявки заезжает,
Или, скажем на Тэ О, слесаря трясут его.
Льют его бензин в свои «Москвичи» и «Жигули».
А откуда он возьмётся? Знать, опять мотать придётся.
А на линии потуже, воровать бензин похуже.
Надо рейсы закосить, иль контрольного просить
Вам заезд нарисовать. И тогда уже мотать.
Жизнь такая подойдёт? Плюс запчасти за свой счёт.
Запаять ли радиатор, перебрать ли карбюратор,
Свечи новые купить. Всюду нужно заплатить.
Так что вам как говорится, чтоб во всё это врубиться,
Чтобы всё это познать, сесть бы нужно попахать
На автобус. Вы поймёте плюс и минус в той работе.
На сарае наш Емеля так и пашет. Раз в неделю,
В выходной Емеля пьёт. Так житуха и идёт.
То общага, то работа. Получает хаты кто-то,
А Емеле не дают. Надоело ему тут.
С автобазою простился и в деревню воротился.
Там разруха и разлад. Вновь никто не виноват.
А вопрос, что для страны все или не все равны?
Как-то сам собою снялся. В нём Емеля разобрался
Люди разные у нас. Есть которые приказ
Отдают, повелевают, а другие исполняют. И что можно для одних, недоступно для других.
Верхним лучше, легче жить. Можно деньгами крутить.
Можно развязать войну, можно развалить страну.
И ни кто не отвечает, так Емеля замечает.
А который снизу, тот как умеет так живёт.
Кто работать не спешит, кто-то пашет за гроши.
Кто-то двинул торговать, кто-то грабить, воровать.
Кто-то с горя забухал, как Емеля. Ведь пахал,
Воевал, а что имеет? Батин дом, да мать болеет,
И спина болит и ноги. До больницы же дороги,
Хоть прошло немало лет. До сих пор ребята нет.
Иль мы может для страны здесь и вовсе не нужны?
Но всё это ерунда. Емельян решил тогда
С печки сделать вездеход. Что бы ездить круглый год.
Коль понравилась завязка, то маленько погоди.
Это присказка, не сказка. Сказка будет впереди.
----------------------------------------------------
---------------------------------------
Всё, пошёл рассказ серьёзный.
Утро. Солнце. День морозный.
На краю деревни дом, проживают в доме том
Наш Емеля молодой вместе с матерью седой.
Мама рано поднялась, по избе шустрить взялась,
А Емелюшка храпит, он всегда подолгу спит,
Что зимою мужику? Знай, валяйся на боку.
Мать уж печку растопила, вот Емелю разбудила
Посылает за водой, не ходить же ей самой.
Вот Емеля во дворе, тявкнул бобик в конуре.
Емельян с горы скатился и на речке очутился.
Пока воду набирал, щуку вдруг ведром поймал
Как такое быть могло? Вот же дурню повезло.
На него она глядит и по-русски говорит:
«Брось меня Емеля в воду, а за то тебе в угоду,
Все желания твои я исполню, как свои.
Отпусти, не будь дурак, а потом скажи в кулак.
Как по щучьему веленью, как по моему хотенью,
И желанье загадай, ну давай же отпускай».
Дурень наш поверил щуке, взял её Емеля в руки,
Горячо поцеловал, отпустил и толковал:
«Знал же я что повезёт, ну теперь то масть пойдёт
Как по щучьему веленью, как по моему хотенью,
Ну-ка, ведра шагом марш», так толкует дурень наш.
Ведра поднялись на ноги и шагают по дороге
А Емеля вслед орет; «Левое плечо вперед»
Ведра входят в ворота, словно сдунуло кота.
С визгом драпанул барбос в будку, и не кажет нос.
А соседка углядела, сразу так в сугроб и села.
Вой ужасный подняла, обмочившись вот дела.
Ведра в избу, мама в крик, и на печку с места прыг.
Емеля: «Мама, мама не боись, не укусят, а ну брысь»!
Ведра сразу прыг на место.
Емеля: «Замесили б лучше тесто.
Вместо, чтоб кричать с печи, напекли бы калачи».
Так снимая свой кафтан, маме бает Емельян.
Отвечает с печки мать: «Это как же понимать?
Это что же за дела? Не с ума ли я сошла?
Иль рехнулась в самом деле? Показалось мне Емеля
Будто ведра сами шли, да и воду принесли».
Емеля: «Мама, так оно и есть. Будут ведра воду несть
Каждый день, и в лес меня сани свозят без коня.
Ведь дровец запаса нет, приготовьте-ка обед».
Мать пытает: «Емельян, а ты случаем, не пьян?
Иль погнал, как я гляжу».
Емеля: «Ладно, мама, расскажу.
Пока воду набирал, щуку я ведром поймал.
Да и выпустил обратно. Ей хоть мелочь, а приятно.
Та желания мои выполняет как свои.
Я для пробы пожелал, ведра вот домой послал.
Так что мама мы вдвоём, ноне лучше заживём.
Есть мыслишка у меня, чтоб на санках без коня
За дровишками смотаться, почему не покататься?
Только ты уж мать смотри, никому не говори».
Матушка в ответ ему: « Что ты, что ты! Никому»!
Тут же сразу побежала. Все старухам разболтала.
Кто поверил, кто и нет, а хромой соседский дед
Бабам-дурам заявил, что он щуку ту ловил.
Хорошо её знавал, с ней частенько выпивал.
Только вот ему она не сказала ни хрена.
Так наплел старухам дед, вновь кто верит, А кто нет.
В общем, бабы о Емеле целый час почти шумели.
У сельмага собрались, слышат окрик «Берегись»!
Не успели испугаться, смотрят, в вихре санки мчатся.
Вот запрыгали, а вот, юзом входят в поворот.
Об амбар чуток задели, аж оглобли отлетели.
И по полю. Прям в целик, чешут санки напрямик.
Но, однако, все успели разглядеть, что был Емеля.
Ну и дока, во дает. Взял и сделал снегоход.
Ведь не щука ж, в самом деле, эдак помогла Емеле.
Он и ноги для ведра сделал, видно мастера
Все же не перевелись. Так решивши, разошлись.
Прискакал Емеля в лес, тормознул на землю слез.
И толкует наш дурак, словно в микрофон в кулак:
«Как по щучьему веленью, как по моему хотенью
Вы, топорик и пила, принимайтесь за дела.
Ты пила, сосну вали, ты топор, дрова коли,
И чтобы поленья сами плотно складывались в сани».
Тут работа и пошла, топор колет, а пила
Пилит, валит дерева, в санки падают дрова.
Тут вдруг видит наш лентяй: едет царский глашатай.
Вот к Емеле подъезжает, тормознулся и читает
Дураку царя указ.
Глашатай: « Горе во дворе у нас,
Несмеяна не смеётся. Если кто такой найдется,
Что царевну рассмешит, пусть скорей к царю спешит.
Там его награда ждёт, дочку в жены царь даёт.
И еще поверх того, четверть царства своего.
Вот, такой царя указ. Нету ли, таких у вас?
Кто б царевну излечил? Я б ему указ всучил.
Да сидел бы я в тепле, во районном во селе».
Емельян ему в ответ: «Дураков, пожалуй, нет,
Ехать ныне до царя. Рассмешишь и все зазря.
Дочь царева как жена, мне и на фиг не нужна.
В жены, коль её не взять, четверть царства не видать.
Да уже пора к обеду, нет солдатик, не поеду.
Н у пока, здоров бывай. Поправляя малахай,
Наш Емеля лезет в сани, те выруливают сами.
И к деревне напрямик. А гонец кричит: « Мужик!!
Стой!! Да стой же говорю! Вылезай, пойдешь к царю.
А коль нет, тогда в тюрьму, я сейчас тебя возьму
Под ружьишко на прицел, я все ж царский офицер».
Емельян ему в ответ: «Ну, сказал же я что нет,
И иди ты офицер, хоть бы в спину, например.
Как по щучьему веленью, как по моему хотенью
Пусть этот молодец возвернётся во дворец.
Пусть он мне не докучает». Вмиг глашатай исчезает.
Снова розвальни с дровами на деревню катят сами.
Вот Емеля подъезжает и дровишки разгружает.
Ну а с вами мы пока здесь оставим дурака.
Поведу я вас в столицу, к Несмеяне во светлицу.
У царевны рёв стоит, няньки носятся, вопит
Избалованная дура. Вот такая процедура.
Замуж ей давно пора бы. У такой ядреной бабы,
Был бы выводок детей, но из вредности своей
Вот уже, который год, днями целыми ревёт.
Все не то, то суп холодный, то пошив сапог не модный.
То вдруг дует из окошка, то царапается кошка,
То захрюкала свинья, сразу в слезы в три ручья.
Вот о ней и рассказали, а за стенкой, в тронном зале
Заседает царь Додон. Там с опухшей рожей он
Выполняет с похмела, свои царские дела.
Кого миловать? Казнить? Как страну оборонить?
На кого сходить с войной? Как командовать страной,
Чтобы не было напасти? Вот какой вопрос у власти.
И других полно вопросов, куча целая доносов
От различных стукачей, был работою своей
Царь завален капитально. Только вот официально
На работе царь считался, а на деле похмелялся.
С воеводой выпивал, потихоньку толковал.
Как царевну, рассмешить? Вой бы этот заглушить.
Хуже редьки, в самом деле, её вопли надоели.
Вдруг чего-то затрещало, малость потемнее стало.
Не то взрыв, не то хлопок. К потолку взлетел дымок.
С перепугу обалдевший от мороза задубевший,
На гнедом коне верхом, и с пищалью и с клинком,
Середь залы той богатой появился вдруг глашатай.
С воеводой царь вздрогнули. Что скрывать? Перетрухнули.
Царь на хлопца заорал: «На кобыле? В тронный зал?
Да, за наглость за твою я тебя в тюрьме сгною».
Глашатай с коня скатился, сразу в ноги повалился.
На коленях подползает и скулит он и стенает.
Глашатай: «Не вели меня казнить, прикажи мне говорить».
Царь: «Разрешаю, говори. Да смотри, не шибко ври».
Глашатай: «Нынче, по дорожке, лесом. Я с казённым интересом
На лошадке поспешал. Мужичонку повстречал.
Перекинулись словами, тот приехал за дровами.
Да, видать лихой мужик. Его пилка шмыг да шмыг.
Сама валит дерева, а топор колол дрова.
И ещё, поленья сами плотно складывались в сани.
И, хоть режьте вы меня, сани были без коня.
Ваш указ ему довёл, звал с собой, а он, козёл,
Что-то тихо прошептал, я с конём сюда попал.
И скажу вам царь-отец, каб Емелю во дворец
Удалось бы затащить, точно смог бы рассмешить
Несмеяну. Захохочет. Только он идти не хочет.
За базары отвечаю».
Царь ответил глашатаю:
«Ладно, ты пока иди. Да лошадку уведи.
А то, каб твоя кобыла кучу мне не навалила».
Царь Додон, в сей грозный час воеводе дал приказ.
Чтобы тот бухло отставил и Емелю предоставил.
Дал приказ и воевода всем собраться для похода.
И уж по снегу идёт на деревню царский взвод.
Копья вверх, сверкают латы. От души поют солдаты:
« У солдата выходной, пуговицы в ряд
Ярче солнечного дня, золотом горят».
Воевода впереди, на коне верхом. Глядит
Где поменее сугробы, туда правит, это чтобы
Взводу не забуксовать и ловчей маршировать.
На деревню взвод приходит. Командир на землю сходит.
Сразу же в избу идёт, где Емеля наш живёт
Воевода завалился, даже не перекрестился.
Наш Емеля на печи, а мамаша калачи
На лопате достаёт. Воевода же орёт:
«Ну-ка встать. Давай спускайся, собирайся, одевайся.
Да пойдёшь со мной к царю. А не то не посмотрю,
Что больна старуха-мать, могу саблей порубать».
Ишь, как дело то пошло. Что тут скажешь? Ну, хамло.
Мало ли у нас таких суперменчиков лихих.
Мог бы всё растолковать. Мол, пришёл арестовать.
Вот, мол, дело каково. Ну, скотина. Что с него?
Емельян ему с печи: « Ты не очень то кричи,
А то каб не надорвался. Ишь, какой орёл взыскался,
Во чужой избе орать». Тот в ответ : «А ну молчать!
Хоть избушка и твоя, а земля под нею чья?
Значит царский и закон. И чего прикажет он,
То должны вы исполнять. Не пойдёшь, начнём стрелять.
Прикажу сейчас, и взвод тебе избу разберёт.
Это дело мне привычно». И толкует гад логично.
Коль у нас в стране живёшь, это значит хошь не хошь,
Царь прикажет, исполняй. А коль нет, в тюрьму ступай.
Или могут застрелить, лишку чтоб не мог шалить.
Сгладить сей момент желая, Емельяна мать родная
Говорит: «Да вы садитесь, вы на нас уж не гневитесь.
Вот Емелюшка встаёт. С вами во дворец пойдёт».
Емельян же воеводе говорит: «А я ведь вроде
Ничего не нарушал, зря сюда ты поспешал.
Не пойду на поводу, лучше под мою дуду
Ты, любезный попляши. Нас маленько рассмеши.
Как по щучьему веленью, как по моему хотенью
Пусть бы этот генерал нам в присядку поплясал,
И пусть сделает толпа малость неуклюжих па.
Пусть покажут свой огонь, поиграй-ка им гармонь».
Тут мотивчик зазвучал, взвод лениво станцевал.
Весь народ кругом стоит, насмехаючись глядит.
А как царский генерал вдруг в присядку заплясал
Животом своим тряся. Померла деревня вся.
Воевода проплясать смог минутки три иль пять.
На коленях он к Емеле. «Пощади. Ну, в самом деле.
Уж прости, Емеля, нас. Выполняем мы приказ.
Ведь не по своей мы воле к вам в деревню припороли.
Мы же царские солдаты. Разве мы в том виноваты,
Что коварный царь-козёл к вам войска в деревню ввёл.
А царю, мы присягали, вот сюда и пришагали.
Так, что ты прости уж брат, но и сам ты виноват.
Ведь тебя глашатай звал, ну а ты его послал.
Да ещё при исполненьи. За такое преступленье
Стал ты нынче враг народа» - так толкует воевода
-«Вот за это царь-отец приказал нам во дворец
Хошь не хошь тебя тащить. Несмеяну рассмешить.
Засмеётся, всё простится. Снова сможешь воротиться.
Ежели мы сходим зря, пострадаем от царя.
Коль тебя не приведём, сами под арест пойдём.
Ты пойми нас, мы на службе. Может всё-таки по дружбе
Сходишь? Я ж тебе сплясал». Емельян в ответ сказал:
«Да, собачья всё ж работа. Это что же? Если кто-то
Не понравится царю. Должен ты, как я смотрю
Мужика того схватать, может даже и пытать
Этого врага народа. Но, опять, ты воевода.
И царю, ты присягал, как ты сам уже сказал.
И понять мы то должны. Но с другой-то стороны,
Сам ты к этому стремился, сам на это ты учился.
И зарплату получаешь ты за то, что нас хватаешь,
И в меня бы ты стрелял. Может, хоть не зря сплясал?
Тебе встряска, нам потеха. Так, ну ладно, надо ехать.
Во столицу ко царю. Так и быть уж посмотрю
Что с царевной, может быть и удастся рассмешить.
Если нет, я не причём. Только ехать то на чём?
Ишь, как на дворе морозно. На санях то я замёрзну.
Нет на них ветровика, руки не дошли пока.
А поеду я на печке». Он волшебные словечки
В кулачишко прошептал. Тут пускач загрохотал.
Шум маленько изменился. Это дизель запустился.
Засвистел турбонаддув, печка уж и на ходу.
Отодвинулась стена. Едет печка, мать честна.
Так сама во двор и прёт. Врассыпную весь народ.
С перепугу и бойцы растеклись во все концы.
Воеводины штаны сделались полным-полны.
От штанов пошёл духан. Вот наделал Емельян
С этой печкою делов. В перепуге всё село.
Кое-как бойцы сошлись. Вот в столицу подались.
Впереди Емеля мчит на протопленной печи.
А по колеям идёт в две шеренги царский взвод.
А поодаль, в стороне воевода на коне.
Чтоб поменее вонять. Где штаны то поменять?
В службе трудности, невзгоды тоже есть у воеводы.
Прёт Емеля, как на танке. Две болотные гусянки
Без проблемы мнут сугробы. Нет такого снега, чтобы
В нём болотник посадить. Сможет печка проходить
Где лишь только вездеход ГТ-Т и проползёт.
Эта техника нужна. Без дорог у нас страна.
Мы заглянем во дворец. В тронном зале царь-отец
Из угла да в угол ходит. Себе места не находит.
Странные оно слышит звуки. Лязг и скрежет. Что за штуки?
Грохот ближе, вот уж здесь. Аж дворец затрясся весь.
В окнах стёкла зазвенели. Приближение Емели
Не возможно не заметить. Лучше было б выйти, встретить.
Чтобы с печкой не пускать во дворец, полы ломать.
Печка стену пробивает, прямо в залу заезжает.
Царь с испугу прыг за трон. И орёт оттуда он:
«Да вы что на самом деле, все сегодня обалдели?
То один, прям в тронный зал. На кобыле прискакал.
То второй, на печке прёт. Через стенку. Ну, народ.
Не дыми мне тут, глуши. Чё приехал»?
«Да, смешить
Несмеяну вызывали. Так мне вроде толковали
С воеводой глашатай»- стаскивая малахай
Говорит царю Емеля - «Вроде, сами вы хотели
Чтоб я прибыл во дворец». Тут пытает царь-отец,
Дескать, где же генерал? «Видно в баню побежал
Или, где портки меняет» - Так Емеля отвечает -
« Так печурки испужался, или может, обожрался.
Съел чего-нибудь не то, коль хворает животом.
Слушай, звал бы Несмеяну. А то я тут ждать не стану.
Посмотрю, вдруг что пойму. Да с царевны хворь сниму».
В гневе царь: « Ах ты, холоп». И Емеле в рыло хлоп.
Царь: «Покажу, как ждать не стану».
И ещё раз Емельяну.
Тот в ответ: «Козёл, ты драться? Ну, так будешь отжиматься.
Как по щучьему веленью, как по моему хотенью
Пусть начальник разомнётся. Раз полсотни отожмётся.
Коль не хочет извиняться». Царь принялся отжиматься.
Отжимается, молчит. А потом как закричит:
«Слушай, перестань Емеля. Прекрати! Ну, в самом деле,
Мне ведь, варвар, много лет. Я уж скоро буду дед.
Пощади уж, отпусти. Ладно, хрен с тобой, прости».
Емеля: «А, ну то-то, ну вставай да руками не махай.
Если с кем попало драться, видишь можно и нарваться.
Пыль с коленок отряхни, да меня уж извини,
Что я дал тебе понять, как приказы исполнять,
Когда некуда деваться. Неприятно отжиматься?
Ну, чего? Давай вдвоём к Несмеяне, что ль пойдём?
Или пусть сама придёт. Не, ну время то не ждёт».
Тут заходит Несмеяна. И Емеле без обмана
Захотелось рассмешить, чтоб смеялась от души.
Не по щучьему веленью, а по своему уменью.
До чего ж она красива, прям не девица а диво.
До чего ж она стройна. Не худа и не полна.
Ни малейшего изъяна. И красива Несмеяна,
И румяна, и бела. Только вот не весела.
Как прекрасны, глубоки, словно море широки
Её синие глаза. Но, застыла в них слеза.
Как Емеля поглядел, сразу весь и обомлел.
И у Несмеяны жар меж лопаток пробежал.
Что-то вдруг произошло, их друг к другу повлекло.
Несмеяна встрепенулась, будто бы от сна очнулась,
И потупила глаза. Сразу высохла слеза.
На губах её улыбка заиграла, но не шибко.
Несмеяна покраснела, видно замуж захотела.
На неё Емеля глядь и не знает, что сказать.
Тоже покраснел, вспотел. Так жениться захотел.
Так, не в силах глаз отвесть, дурень захотел присесть.
Ну и сел, да мимо стула. В кулачок она прыснула.
А потом не удержалась, от души расхохоталась.
Так сошёл с неё дурман. Тут заржал и Емельян.
Царь на радости уж плачет. Будет скоро свадьба, значит.
Но, засранец-воевода был из подлого народа.
Будучи на дурня зол, уломал царя, козёл,
Дурака арестовать. Четверть царства не давать.
Познатней жених найдётся. Несмеяна-то смеётся,
Ну и, стало быть, она навсегда излечена.
Пусть бы царь её отдал за него. Он генерал.
Всё же не за мужика. А Емелю, спит пока.
В самый раз сейчас связать, рот потуже завязать.
Да в тюрьму определить, а потом уже решить.
Что с ним делать? Он нахал отжиматься заставлял
Даже батюшку царя. Так все слуги говорят.
Царь не сразу согласился сделать подлость, но решился.
Воеводе дал приказ. Тут же побежал спецназ.
Как Емеля не крутился, а на нарах очутился.
Руки-ноги повязали, но что хуже, завязали
Наглухо Емеле рот. Что теперь произойдёт?
Вот Емеля, как попался. С воеводой царь нажрался.
Чтобы совесть заглушить, водочки решил попить.
Как Емеля не шалил, а всё ж дочку исцелил.
Вдруг, да снова заболеет? Царь о подлости жалеет.
И водярой совесть душит, целые стаканы глушит.
На деревне мать Емели заметалась на постели.
Сердце не даёт покоя. Что-то чувствует плохое.
Сон приснился Несмеяне. Хоть не знает об обмане,
И о подлости отца, об аресте молодца.
Всё ж невесте не спокойно. Поведём себя достойно.
Ничего не скажем ей. Утро будет мудреней.
Вот и утро. Рассветало. Никому не полегчало.
Воеводе ничего. С ним всё ясно. Что с него?
Мразь, подлец из подлецов. Мог бы он в конце концов
И царя б арестовать. Что б страною управлять.
Несмеяне каково? От кого уж, от кого,
Но не от отца родного, подлость ждать. Царевна снова,
Как узнала про обман, что темнице Емельян,
Заревела в три ручья. И красавица моя
На кушетку возлегла. Как не умерла?
Словно мел, бледны ланиты. Синие глаза открыты.
Ничего, лежит не слышит. Часто, всхлипывая, дышит.
Мамки, няньки все трясутся, над царевною толкутся.
Немец, лекарь прибежал. Сел, за руку подержал
Он царевну, пульс считая. Видит, хворь-то не простая.
Видит, что виной любовь и сказал: «Царевна вновь
Обретёт своё спасенье, только лишь от потрясенья».
«Клин другой клин вышибает» - так придворный лекарь бает.
А потом он поклонился и степенно удалился.
В слёзы царь, но плачь не плачь, дочки он своей палач.
Своей гордости в угоду, взял, послушал воеводу.
Ну, чуток поотжимался. А теперь он с чем остался?
Дочка при смерти лежит. Вдруг теперь уж не простит?
Коль умрёт, он жить не сможет. Руки на себя наложит.
Положение хоть вой, ну хоть в прорубь головой.
Удавиться? Застрелиться? Хоть сквозь землю провалиться,
Но и то б не помогло. Так Додона допекло.
Я, друзья, скажу для всех: «Мысли эти - смертный грех».
Бедолага, Царь Додон всхлипывая сел на трон.
И, увидев, что средь зала печь Емелина стояла,
Приказал её убрать. Ухватились исполнять
Слуги царские, впрягли всех коней, каких нашли.
Надо ж выполнить задачу. А Емеля передачу
Видно вырубить забыл. Тут турбонаддув завыл.
Вот печурка и пошла. Царский трон она снесла.
Дальше, стену пробивает и в светёлку заезжает,
Где царевна Несмеяна при смерти без Емельяна.
Затрещали табуретки, а печурка по кушетке
Чуть гусянкой зацепила. Ясно, что её свалила.
Несмеяна, как лежала, так вот на пол и упала.
И ушиблась головой. Подняли старухи вой.
Снова печка стенку бьёт, и уж по двору идёт.
Да пряменько на тюрьму. Как так вышло? Не пойму!
Как ей это удалось? Но тюрьму прошла насквозь.
А потом остановилась, что-то, видимо, случилось.
Тут царевна Несмеяна и очнулась от дурмана.
Как случилось сотрясенье, так она в одно мгновенье
Сразу всё и поняла. Мигом хворь её прошла.
Вот к тюрьме царевна мчится. За Емелюшку боится.
Там живым его нашла, развязала, обняла.
Как могла, к груди прижала и всего зацеловала.
Уж и плачет и смеётся. Будет свадьба, мне сдаётся.
А, герой наш, Емельян, стал от счастья словно пьян.
И на радости такой он на всё махнул рукой.
Порешил царя простить, зла на тестя не таить.
Воеводу же, побил, всё же гада не любил.
Там они и обвенчались. Но, в столице не остались,
А печурку затопили и в деревню укатили.
Сказку здесь я завершу. Эпилог лишь вам скажу:
«Сказка-ложь, да в ней намёки, добрым молодцам уроки.
Только, мы того не знали, те уроки прогуляли.
И познали процедуру. Через собственную шкуру.
Поднабили шалунишки синяки себе и шишки.
Вот такие вот дела. Оглянулись, жизнь прошла.
Было множество потерь. Сожалеем лишь теперь,
Оглянувшись на дорогу, что молились мало Богу.
Близок локоть. Укусить невозможно. Как тут быть?
Либо зубы вынимать, либо руку отломать.
То и это очень больно. Тут подумалось невольно,
Пусть же каждый разберёт. Кто из нас, зачем живёт?
Призадуматься готовы? Ну, так будьте вы здоровы!
Тут-то сказке и конец. А кто слушал молодец.