А у меня вчера оказывается день рождения был очередной. Я об этом от своего соседа узнал, от космонавта Пети Бабочкина. Помните, я вам о нём рассказывал?
В общем, иду вчера по подъезду, а он мне навстречу.
— О, Кузьма Кузьмич! — приветствует меня космонавт. — Судя по авоське, вы из магазина?.. А я как раз к вам. С подарком! Поздравляю! Сколько вам, кстати, стукнуло?
Тут-то я и вспомнил про своё внезапное рождение.
— Ну вот, — удивился я, смущёно. — А я и забыл. Честно говоря, давно уже со счёта сбился... Значит, сегодня?
— Ну, да, сегодня, — подтверждает Петя Бабочкин. — Я вам, кстати, и в прошлом году тоже напоминал. Помните?
— Точно! — вспомнил я. — Ну что ж, ничего не поделаешь. Раз день рождения, и ты с подарком, заходи в гости, будем отмечать.
Зашли, выложил на стол из авоськи, и остальные припасы. Кильку в томате на хлеб намазал, огурец солёный нашинковал, лук маринованный сбоку от картохи красиво разложил, яичницу на скорую смастерил, ну и по стаканам разлил, как полагается.
— Эх, красота! — похвалил мой день рождения Петя Бабочкин, закусывая выпиваемое и запивая кусаемое. — Как говорят на Земле, талантливый человек, он и в Африке не пропадёт!
— Ну, мы же не в Африке, — усмехаюсь я, а сам на подарок поглядываю, который Петя случайно рядом с собой положил и не торопится отдать.
— Между прочим я недавно на такой планете был, — замечает сосед-космонавт, — на которой всё совершенно наоборот.
— Как это? — дёрнул меня кто-то спросить.
— Охотно расскажу, — кивнул Бабочкин, — если вам, Кузьма Кузьмич, так интересно. Ни за что не догадаетесь, что там творится!.. Хотя.... Вот же я вам подарок принёс. Получите, хе-хе, и распишитесь!
Взял я коробку, посмотрел на красоту, нарисованную снаружи, открыл, а там...
Как бы лучше выразиться, чтобы цензура не материлась?
— Хм, забавно, — усмехаюсь, не скрывая кислого выражения. — Это, что же? Подарком является пустота? Или... Постой-ка... Неужели подарок невидимый?
— Не то и не другое, — заявляет Петя. — Сама коробка имеет неоценимую ценность. Это экспонат с той самой планеты, где всё совершенно наоборот!
— Ничего себе! — удивляюсь я, присматриваясь к подарку пристальнее.
— Скажу больше, — сообщает Петя. — Эта коробка является, можно сказать, символом той планеты.
Разглядывая, ощупывая и обнюхивая коробку, я почувствовал, что проникаюсь к ней уважением. На крышке и по бокам были нарисованы какие-то яркие цветочки, сверху и снизу имелись непонятные надписи.
— А что на ней написано? — попросил я Петю перевести инопланетную письменность на земной язык.
— Здесь написано "лучшая еда, кушайте на здоровье!"
— Ага, — произнёс я, задумчиво. — А где же еда? Кто съел мою еду?.. Наверное, перелёт с далёкой планеты на Землю был долгим, и...
— Нет, что вы, Кузьма Кузьмич! — испугался Петя. — Я бы ни за что не съел вашу еду!..
— Но пришлось?..
— Нет!.. Просто, понимаете, на их планете еда не обычная, а визуальная. Даже, можно сказать, не визуальная, а аллегорическая.
— Как это? — окончательно растерялся я.
— Сейчас расскажу, — улыбнулся Бабочкин. — У них там, вообще, всё такое... Как бы лучше назвать?.. муляжное, что ли. Представляете, Кузьма Кузьмич, заходишь в их муляжный магазин, покупаешь за муляжную валюту вот такую коробку, приносишь в муляжный дом, открываешь, нюхаешь, и... И всё! Вроде как покушал! Можно смело нести коробку в мусорный бак. Только оплатить за переработку мусора не забудь, а то оштрафуют.
— Хм, любопытная планета, — усмехнулся я иронично.
— Ещё какая! — согласился космонавт, закусывая бутербродом с килькой. — Смех, и только! Одни рисунки кругом и запахи — химические усилители вкусов. И, главное, они на своей планете к этому так привыкли, что всё давно воспринимают как должное. Жилища у них нарисованные, мебель нарисованная, еда нарисованная, сами, как декорация сплошная. Весь их мир из папье-маше, одним словом.
— Жутко, — покачал я головой, искренне жалея жителей далёкой планеты.
— Очень, — вздохнул Петя Бабочкин. — Но с другой стороны, есть в этом и свои плюсы.
— Какие, например? — поинтересовался я.
— На примере их планеты мы с вами, Кузьма Кузьмич, можем прекрасно видеть, как могут работать иллюзии и какой силой могут обладать заблуждения.
— Хм, интересный подход, — похвалил я Бабочкина.
— Конечно! — обрадовался сосед-космонавт. — Вся их планета трудится над созданием новых и новых бутафорий. Аборигены той планеты настолько уверовали в невозможность иного порядка, иного сосуществования, что всю свою жизнь батрачат на производствах подобных "изделий". Более того, соперничают друг с другом за возможность обрести самые дорогие муляжные иллюзии. Рискуют здоровьем, жизнями, и даже бьются за них на самых настоящих, можно сказать, петушиных боях.
— Вот ведь дураки! — выругался я, не сдержавшись, и тут же осёкся. — Прошу прощения, мне, конечно, не позволительно так выражаться. Писатели должны популяризировать культуру речевого общения, а не наоборот.
Осушив ещё по стакану, мы проглотили по очередному солёному огурчику.
— Ну, что вы, Кузьма Кузьмич! — космонавт посмотрел на меня с искренним пониманием. — Писатели тоже люди. Порой и вам не чужды простые человеческие эмоции. Лично я не вижу в этом ничего некультурного. Тем более, эти гуманоиды заслуживают такого названия. Я бы их даже похлеще назвал, но, увы, не обладаю вашим красноречием... А уж сколько разговоров на той планете вокруг этого... папье-маше!
— Да, жалко далёкую планету и её аборигенов, — выдохнул я. — Незавидная у них доля... А за подарок спасибо! Поставлю его сюда, на самое видное место. Пусть напоминает мне каждую минуту о важности жизни, независимой от подобной иллюзии.
