«Не только искания красоты, но и красота исканий».
(И. Ф. Анненский)
Николай Гумилёв, последний романтик Серебряного века, личность совершенно уникальная: когда читаешь воспоминания о поэте или научные исследования, часто кажется, что речь идет о разных людях, каждый из которых по-своему талантлив и неповторим.
С младенчества до ранней юности Николай постоянно болел: страдал от головных болей и крайнего нервного перевозбуждения. В копилку страданий добавилось сильное косоглазие, из-за чего мальчишку постоянно дразнили не отличающиеся деликатностью ровесники.
«Меня очень баловали в детстве, — вспоминал он. — Больше, чем моего старшего брата. Он был здоровый, красивый, обыкновенный мальчик, а я — слабый и хворый. Ну, конечно, мать жила в вечном страхе за меня и любила меня фантастически».
Возможно, из-за вседозволенности Николай всегда скверно учился, получая по всем предметам неуды (кроме логики – тут в аттестате всегда красовалась «пятерка»), с беспечностью оставался на второй год, - педагоги даже внесли предложение об исключении его из Царскосельской гимназии. Спас Гумилёва директор этого учебного заведения поэт Иннокентий Анненский, заявив, что неуспеваемость нерадивого учащегося компенсируется отличными стихами, которые тот сочиняет.
«Нет тебя тревожней и капризней, но тебе я предался давно».
Тогда же, в Царском селе произошло знаковое знакомство двух будущих гениев – Николая Гумилёва и Анны Горенко (Ахматовой). Гумилёву было семнадцать, и он увлекался творчеством Оскара Уайльда, всячески подражая своему кумиру – подкрашивал глаза, носил высокий цилиндр, из-под которого виднелись завитые надушенные кудри. А взбалмошной Анечке, которой только что исполнилось четырнадцать, манера поведения впечатлительного кавалера вовсе не импонировала, хотя посвященные ей стихи она слушала с удовольствием. Вскоре последовало и предложение руки и сердца, впрочем, тут же отвергнутое. Удар в сердце казался юноше непоправимым, и Гумилёв постарался забыть свое поражение, отправившись учиться в Сорбонну.
Дальнейшая матримониальная история более всего напоминает фарс: второе предложение было сделано в Крыму, где отдыхало семейство статского советника Андрея Горенко. Романтическая прогулка молодых людей вдоль побережья закончилась повторным отказом, а Гумилёв решил свести счеты с жизнью, бросившись в воду. Слава Богу, неудачливого жениха спасли, но урока из случившегося он так и не извлек – написал своей избраннице письмо с просьбой все-таки выйти за него замуж. Третий отказ повлек за собой еще одну попытку самоубийства, и опять неудавшаяся: наглотавшегося снотворным юношу спас проходивший мимо лесник.
25 апреля 1910 года Николай Гумилёв женился на обожаемой им Анне Горенко, уже ставшей популярной поэтессой Ахматовой. Все, кто знал эту пару, были шокированы – двух, более не подходящих друг другу людей, просто не существовало.
Чуть менее года прошло со дня их свадьбы, когда Ахматова написала своей подруге: «Хуже не бывает. Хочу смерти. Если бы я умела плакать...». Уже пожилая Анна Андреевна с горечью заметит, что Гумилёв никогда не скрывал своих увлечений и даже, будучи женатым, еще более оставался холостяком. Восемь горьких мучительно-трагических лет ненужного обоим брака … Может быть, не стоило играть с судьбой в русскую рулетку?
Надо отдать должное Анне Андреевне: она всегда называла себя вдовой Гумилёва, собирала записки и черновики бывшего мужа, давала жесткий отпор клеветниками. Гибель поэта в 1921 году явилась для Ахматовой страшным потрясением, в котором она винила только себя – считала, что Николай вернулся в Россию после революции из-за нее. Анне Андреевне каким-то чудом удалось пережить блокаду Ленинграда и годы репрессий, и она верила: образ Николая Гумилёва являлся ее ангелом-хранителем, всю жизнь оберегая от бед и несчастий.
«Быстрокрылых ведут капитаны — открыватели новых земель».
Николаю Гумилёву было всего девятнадцать, когда на свет появился первый сборник стихов «Путь конквистадоров» – возможно, не совсем зрелый, юношеский, тем не менее, замеченный критиками и любителями декадентской поэзии.
Знаменитое художественное объединение «Цех поэтов», созданное Николаем Гумилёвым вместе с поэтом Сергеем Городецким в 1911 году, вошло в историю как провозвестник акмеизма. Модный символизм находился в то время в состоянии кризиса, и кому, как не молодым поэтам давалась возможность его реформировать. В своем манифесте поэзию они назвали ремеслом, а всех поэтов четко поделили на мастеров и подмастерьев. В «Цехе» мастерами, или «синдиками» считались, естественно, Городецкий и Гумилёв.
Точность слога и понятность текстов, провозглашенные акмеистами, стали основными принципами этого литературного течения: «Всегда помнить о непознаваемом, но не оскорблять своей мысли о нем более или менее вероятными догадками», – декларировал Гумилёв.
«Та страна, что могла быть раем, стала логовищем огня».
С началом Первой мировой войны поэту пришлось полностью распрощаться с творчеством. Теперь он - доброволец, человек, абсолютно штатский, сумевший убедить начальника военного присутствия Царского Села и врачей в том, что нахождение его на фронте обязательно и необходимо, и что косоглазие ни в коей мере не помешает защищать Родину... Поэт сходу усваивал премудрости военной тактики, сохраняя удивительное присутствие духа, был награжден двумя Георгиевскими крестами (вручение которых производилось исключительно за личное мужество на поле боя), произведен в унтер-офицеры, а затем – в прапорщики гусарского Александрийского полка. Февраль 1917 года герой встретил на передовой, успел повоевать в Греции, служил в Экспедиционном корпусе Русской Армии во Франции.
Тем временем в России происходили огромные перемены, отнюдь не повлиявшие на решение поэта вернуться на родину. Но вернуться пришлось. Холодная весна 1918 года…
События развивались стремительно. Максим Горький наравне с Александром Блоком и Михаилом Лозинским пригласил известного поэта в редколлегию нового издательства «Всемирная литература», где тот начал заведовать отделом французской поэзии; в Институте Живого слова преподавал мастерство перевода, даже возродил объединение «Цех поэтов». И печатался, много печатался: вышли его лучшие сборники «Костер», «Огненный столп» и «Шатер».
Творчество Николая Гумилёва пришлось ко двору, впереди разворачивалось «светлое советское будущее», но решающую роль здесь сыграла его крайняя бескомпромиссность и неприятие новой власти.
«Я монархист», – не таясь, говорил Гумилёв, – «Большевики презирают перебежчиков и уважают саботажников. Я предпочитаю, чтобы меня уважали».
Конечно же, уважать за такое советская власть не намеревалась, и 3 августа 1921 года поэта арестовали по обвинению в заговоре Петроградской боевой организации. Следствие велось недолго (да и велось ли?), через 23 дня после ареста всех обвиняемых расстреляли. Поэту было всего 35 лет. Место расстрела и захоронения убитых до сих пор неизвестно…
На творчество Николая Степановича Гумилёва на долгие 70 лет было наложено вето: ни книг, ни журнальных публикаций, ни воспоминаний. В 1992 году поэта реабилитировали – обвинение оказалось полностью сфабрикованным.
«Он писал стихи, насыщенные терпкой прелестью, обвеяные ароматами высоких гор, жарких пустынь, дальних морей и редких цветов, прекрасные, полнозвучные, упругие стихи, в которых краткая и емкая форма вмещает гораздо больше, чем сказано. Странствующий рыцарь, аристократический бродяга, — он был влюблен во все эпохи, страны, профессии и положения, где человеческая душа расцветает в дерзкой героической красоте» (А. Куприн).
Николай Гумилёв «Память»
Только змеи сбрасывают кожи,
Чтоб душа старела и росла.
Мы, увы, со змеями не схожи,
Мы меняем души, не тела.
Память, ты рукою великанши
Жизнь ведешь, как под уздцы коня,
Ты расскажешь мне о тех, что раньше
В этом теле жили до меня.
Самый первый: некрасив и тонок,
Полюбивший только сумрак рощ,
Лист опавший, колдовской ребенок,
Словом останавливавший дождь.
Дерево да рыжая собака —
Вот кого он взял себе в друзья,
Память, память, ты не сыщешь знака,
Не уверишь мир, что то был я.
И второй… Любил он ветер с юга,
В каждом шуме слышал звоны лир,
Говорил, что жизнь — его подруга,
Коврик под его ногами — мир.
Он совсем не нравится мне, это
Он хотел стать богом и царем,
Он повесил вывеску поэта
Над дверьми в мой молчаливый дом.
Я люблю избранника свободы,
Мореплавателя и стрелка,
Ах, ему так звонко пели воды
И завидовали облака.
Высока была его палатка,
Мулы были резвы и сильны,
Как вино, впивал он воздух сладкий
Белому неведомой страны.
Память, ты слабее год от году,
Тот ли это или кто другой
Променял веселую свободу
На священный долгожданный бой.
Знал он муки голода и жажды,
Сон тревожный, бесконечный путь,
Но святой Георгий тронул дважды
Пулею не тронутую грудь.
Я — угрюмый и упрямый зодчий
Храма, восстающего во мгле,
Я возревновал о славе Отчей,
Как на небесах, и на земле.
Сердце будет пламенем палимо
Вплоть до дня, когда взойдут, ясны,
Стены Нового Иерусалима
На полях моей родной страны.
И тогда повеет ветер странный —
И прольется с неба страшный свет,
Это Млечный Путь расцвел нежданно
Садом ослепительных планет.
Предо мной предстанет, мне неведом,
Путник, скрыв лицо; но все пойму,
Видя льва, стремящегося следом,
И орла, летящего к нему.
Крикну я… но разве кто поможет,
Чтоб моя душа не умерла?
Только змеи сбрасывают кожи,
Мы меняем души, не тела.
Николай Гумилёв «Нет тебя тревожней и капризней»
Нет тебя тревожней и капризней,
Но тебе я предался давно,
Оттого, что много, много жизней
Ты умеешь волей слить в одно.
И сегодня небо было серо,
День прошел в томительном бреду,
За окном, на мокром дерне сквера,
Дети не играли в чехарду.
Ты смотрела старые гравюры,
Подпирая голову рукой,
И смешно-нелепые фигуры
Проходили скучной чередой.
Посмотри, мой милый, видишь — птица,
Вот и всадник, конь его так быстр,
Но как странно хмурится и злится
Этот сановитый бургомистр.
А потом читала мне про принца:
Был он нежен, набожен и чист,
И рукав мой кончиком мизинца
Трогала, повертывая лист.
Но когда дневные смолкли звуки
И взошла над городом луна,
Ты внезапно заломила руки,
Стала так мучительно бледна.
Пред тобой смущенно и несмело
Я молчал, мечтая об одном:
Чтобы скрипка ласковая спела
И тебе о рае золотом.
Николай Гумилёв «Еще не раз вы вспомните меня»
Еще не раз вы вспомните меня
И весь мой мир волнующий и странный,
Нелепый мир из песен и огня,
Но меж других единый необманный.
Он мог стать вашим тоже и не стал,
Его вам было мало или много,
Должно быть, плохо я стихи писал
И вас неправедно просил у Бога.
Но каждый раз вы склонитесь без сил
И скажете: «Я вспоминать не смею.
Ведь мир иной меня обворожил
Простой и грубой прелестью своею».
Спасибо, что дочитали до конца! Подписывайтесь на наш канал и читайте хорошие книги!