Внизу статьи Подборка со всеми публикациями
Глава 7
На следующий день после судебного процесса черный воронок привез Стаса и еще нескольких заключенных на вокзал, откуда осужденных отправляли по этапу. Четверо краснопогонников с автоматами, в сопровождении кинологов с рвущимися с поводков собаками, подвели арестантов к последнему вагону и, сняв с них наручники, передали их сопровождающим конвоирам, в обязанность которых входили перевозка и охрана преступников, определенных на постоянное место отбывания срока.
Пройдя тамбур, Стас вошел внутрь вагона, который мало чем отличался от тюрьмы: те же камеры, те же решетки на окнах, те же нары, тот же ни с чем несравнимый запах неволи. Вспомнилась блатная песня про Столыпинский вагон. Именно так называли вагонзак, перевозящий заключенных.
Снаружи он отличался только тем, что окна в нем были только с одной стороны. Внутри, перед входом, располагался блок охраны. Сам вагон был поделен на несколько камер, находящихся на противоположной стороне от зарешеченных окон. Камеры отделялись от коридора и друг от друга стальными прутьями.
Здесь, на этапе, особенно чувствовалась атмосфера напряженности. Никто не знал, что может ждать его через минуту.
Кто-то встречал старых друзей-сокамерников, оглашая вагон приветствиями типа: «Хмырь! Ты ли это?! Глазам не верю!»; а кого-то провидение сводило с заклятыми врагами, и тогда происходили самые жестокие разборки между этими, ищущими встречу друг с другом, преступниками. Выяснения, кто нарушил воровские законы и понятия, часто кончались кровавой дракой, причем никто не вмешивался в происходящее, с интересом, как в театре, ожидая последнего акта, который порой заканчивался весьма печально для одного из главных персонажей.
Стас вспомнил свой первый этап. Тогда в одной из камер вагонзака, где был Стас, встретились два вора в законе. Слово за слово – началась потасовка, в которой приняли участие по несколько человек с каждой группировки. Такой жестокой драки Стас еще не видел. Озверевшие зэки, одержимые местью, перешли все грани человеческой сущности.
Перед его глазами всплыли страшные эпизоды того кровавого побоища.
Один из дерущихся, схватив за голову обмякшего противника, безжалостно бил ею по металлическому уголку, обрамляющему прутья решетки, которая стала бурой от крови. Другой, с криком: «За базар ответишь, сука!», – наносил удары каблуком арестантского ботинка по лицу поверженного противника, видимо, стараясь выбить несчастному зубы.
Крики, перемешивающиеся с матом; звуки ударов и перемещение дерущихся по камере – все напоминало адскую вакханалию.
Стас, вжавшись в угол камеры, с ужасом смотрел на происходящее.
Драка становилась все ожесточеннее. Никто из конвоиров не останавливал обычную для них арестантскую разборку. Да и что могли сделать несколько подневольных солдат против доброго десятка распаленных потасовкой и презирающих все законы матерых преступников?
Кровавое побоище прекратилось только тогда, когда один из дерущихся закричал:
– Братва! Пахана завалили!
Толпа мгновенно расступилась в стороны. В центре круга лежал, с воткнутой в грудь заточкой, один из авторитетов двух сцепившихся между собой уголовных банд.
Кто-то вызвал конвойных, но те, беспомощно разведя руками, предложили дождаться ближайшей стоянки поезда.
Стас с содроганьем вспоминал впоследствии, как он пережил ту ночь.
Посреди камеры лежал труп уголовника, который совсем недавно был главарем среди подобных себе, заблудших в жизни зэков. Чего он достиг в своей никчемной жизни, придерживаясь выдуманных законов воровского общества, противоречащих веками сложенному закону сосуществования людей? Что толкнуло его на путь зла и насилия? Об этом он уже не мог рассказать никому, разве что Небесному суду.
Расположившись на верхнем ярусе, Стас окинул взглядом своих нынешних временных сокамерников. Контингент существенно отличался от того, что был в тот раз.
Успокоено вздохнув, Стас предался размышлениям. Почему люди преступают закон и оказываются в таком положении, как он сейчас? Наверняка, никто бы не захотел повторить тех ошибок, из-за которых оказался здесь. Кто-то бы призадумался о последствиях, которые ожидали его после совершения преступления, кто-то постарался бы лучше замести следы, чтобы не предстать перед правосудием (а таких было большинство). А были и такие, для кого-то тюрьма была домом родным и новый срок ничего не менял в их жизни.
Тем временем тепловоз, издав протяжный тоскливый гудок, потянул за собой состав, в последнем вагоне которого находились изгои общества, с надеждой взирающие на свое будущее.
Стас долго не мог уснуть, вглядываясь в мелькающие за окном одинокие, еле светящиеся в ночи огоньки. Несущийся во тьме поезд напоминал Стасу бегущую в неизвестность жизнь. Никто не знал, кто будет в ней его попутчиками и доберется ли он до конечной остановки.
Прошли вторые сутки нахождения осужденных в трясущемся и стучащем колесами вагоне, называющемся коротким и пугающим словом – «Этап».
Перевозимые по этапу заключенные, лишенные передвижения, как и обзора, покорно переносили тяготы дороги. Мир их в спецвагоне ограничивался глухой металлической стеной и решетками, с обеих сторон которых, словно звери в соседних клетках, находились такие же, готовые на все, зеки.
Временами поезд делал небольшие остановки, и тогда какая-то часть осужденных покидала ненавистный вагонзак, отправляясь под конвоем к месту предписанного им отбывания срока.
Через четверо суток состав остановился на одной из глухих сибирских станций. За окном валил плотный снег, указывающий на суровость местного климата. По количеству конвоиров, встречающих вагон, было ясно, что для основной массы заключенных, следующих по данному этапу, эта был конечная остановка. При свете прожекторов под окрики автоматчиков, заглушаемых лаем собак с оскаленными клыками, осужденных погрузили в спецмашины, которые спешно рванули с вокзала.
Зона встретила вновь прибывших заключенных угрюмым молчанием. Изредка только слышались окрики надзирателей, видимо, дающих команды постояльцам этого мрачного заведения. Обшарпанные стены коридоров, железные двери и толстые решетки кругом – все это навевало черную тоску, определяя образ жизни на ближайшие годы.
После просмотра сопровождающих документов дежурным офицером, надсмотрщики, выдав постельные принадлежности, начали разводить новых заключенных по своим местам. Вскоре очередь дошла и до Стаса, и перед ним открылась дверь, за которой он должен был провести столь длительный, даже по меркам заключенных, срок.
Войдя в камеру, Стас поздоровался с ее обитателями и подошел к умывальнику. Набрав воды в железную кружку, он жадно припал к ней. Несколько пар глаз с интересом рассматривали новенького, определяя его статус.
– Что, сушняк замучил? – хихикнул один из заключенных, сидящих за столом. – За что попал сюда, квартирант?
Стас оглядел камеру. Она была намного просторнее, чем та, в которой он сидел в СИЗО. Да и заключенных здесь было на порядок больше.
– За грехи – ответил он, стряхивая кружку и ставя ее на место.
– Что, умный что ли? – напрягся верзила, тасующий карты.
– Был бы умный – сюда бы не попал.
– Судя по тому, что не меньжуешь, – видно, что на киче ты не впервой. – Произнес седоватый и, пожалуй, самый старший по возрасту зэк, бывший, по всей вероятности, смотрящим в этой камере. – Ладно, проходи. Располагайся пока на этой шконке. Хозяин ее в карцере. Выйдет – разберетесь, – ухмыльнулся он.
Стас положил на кровать матрас с одеялом и стал расправлять постель.
В это время загремел засов и в камеру ввели арестанта.
– А вот и он. Легок на помине. – Бросил кто из заключенных.
Повернувшись, Стас замер. Это опять был Тайсон.
«О, господи! – успел подумать Стас – неужели судьба не до конца насладилась зрелищем, раз она опять свела нас вместе?!».
Едва закрылась дверь за конвоиром, как Тайсон с налившимися кровью глазами и яростным криком «Убью, падла!», ринулся на своего врага.
В этот раз Стас был начеку. Увернувшись от огромного кулака, пролетевшим рядом с его лицом, он нанес ответный удар нападавшему между ног. Тот, схватившись за пах, согнулся пополам. Стас изо всех сил ударил его по затылку. Тайсон упал на колени. Завершающим ударом ногой в лицо он отправил верзилу на пол.
Двое дружков Тайсона бросились на помощь, но окрик смотрящего по камере: «Ша! Ну-ка, разбежались по углам! Буц-команду захотели?! Мне головняк из-за вашего кипиша не нужен!» остановил, начавшуюся было, неравную драку.
Тайсон, с трудом поднявшись на ноги и с ненавистью бросив Стасу:
«С тобой, падла, я еще разберусь!», сутулой походкой зашаркал к своей тюремной шконке.
Глядя с интересом на Стаса, старший по камере, уважительно покачав головой, спросил:
– Ты кто, боец? За что закрыли?
– Статей хватает, руль. Две мокрухи и еще кое- какая мелочь.
– Орел! Как погоняло-то?
– Чел.
– Располагайся, Чел. Ржавый, освободи место для бойца! Надо же – с восхищением в голосе произнес он, – самого Тайсона завалить!
Предложив присесть, смотрящий протянул Стасу кружку с чаем:
– А ты, браток, на какой зоне в предыдущей ходке чалился?
– В Пугачеве. Показательно- образцовая зона.
– В Пугачеве говоришь? Знаем, знаем такую кичу. Там у меня кореш сидел – Бык. Случаем не встречался с ним?
Стас стрельнул взглядом по лицу Седого:
– Встречался. Я с ним три года одну баланду хлебал. Только, говорят, грохнули его недавно в перестрелке.
Стас, помня предыдущий урок, не стал вдаваться в подробности.
– Да, слыхал я про нападение на ментовской пост. Жаль Быка. По понятиям жил мужик. А этого, Чел – понизил голос руль, указывая в сторону Тайсона – остерегайся. Он как бешеный пес. Никаких законов не признает. Ни человеческих, ни воровских. Зверь, одним словом.
Стас часто впоследствии вспоминал слова выпущенного через некоторое время на волю Седого.
После него главенствующее положение в камере самолично занял Тайсон.
Для Стаса наступило страшное время, превративший дни его пребывания в тюрьме в настоящий ад. Бесконечные избиения и унижения со стороны озверевшего, почувствовавшего власть Тайсона, довели Стаса до полного истощения. Он был сломлен душой и изуродован телом.
Здоровье его было подорвано до крайности – боли в почках и бесконечный кашель доводил его до исступления. У него не раз появлялись мысли покончить со всем этим, наложив на себя руки.
В один из поздних вечеров, Тайсон, видимо, в очередной раз представив, как Стас развлекался с его покойной женой, стал особенно лютовать. Подняв за шиворот сидящего за столом сокамерника, он без всякой причины ударил его в лицо и затем, пнув в пах, со злобой просипел:
– Ну, что, гнида, сладко было кувыркаться с моей бабой?! Сегодня ночью ты в полной мере испытаешь то, что испытывала она, наставляя мне рога. Ты, сука, у меня паровозиком пойдешь.
Лежа на нарах, Стас со страхом ожидал грядущей участи. То, что Тайсон перед отбоем шептался со своими дружками, поглядывая в его сторону, не оставляло никаких сомнений относительно его гнусных намерений.
Стас был не робкого десятка, но то, что Тайсон был не один, а со своими шестерками, наводило на него непреодолимый страх.
Вскоре, когда послышался храп уснувших сокамерников, в полумраке камеры появились смутные силуэты, возникшие, словно прислужники дьявола из преисподней. Сжав кулаки, Стас приготовился защищаться.
Спустя мгновенье он почувствовал зловонное дыхание одного из нападающих; в тот же миг его схватили за шею и стали стягивать с нар. Стас отчаянно сопротивлялся, отбиваясь руками и ногами. Но силы были неравными.
От неожиданного удара в дых у него перехватило дыхание, и его обмякшее тело стащили на пол. Стас почувствовал, что с него стали стягивать штаны. В бессилии он в ужасе закричал. Проснувшиеся зеки, увидев происходящее, набросились на насильников. Завязалась жестокая драка.
Дежурный, услышав шум, вызвал буц-команду с дубинками. Досталось всем, но воровская честь Стаса была сохранена.
Стас знал, что опущенный на зоне уже не был человеком, и весь его авторитет, каким бы он ни был, сводился к нулю. Более того, обратной дороги из этого позора не было, даже если того опускали по беспределу.
Судьба еще раз сжалилась над Стасом. Он не думал, что кто-то осмелится пойти против Тайсона, но чувство справедливости и взаимопомощи среди сокамерников взяли верх над страхом перед этим зверем и его бандой.
Слух о произошедшем беспределе дошел до смотрящего по зоне. Пахан, крайне недовольный поведением Тайсона, назначившим сам себя рулем в камере и игнорирующим воровские законы, вынес ему свой приговор.
Стас знал, что смотрящих по хатам назначает только он – коронованный вор в законе, имеющий на зоне непререкаемый авторитет. Его, видимо, взбесило то, что Тайсон плевал на него и на воровские понятия.
Сидя в одиночной камере со всеми удобствами и тесно контактируя с начальником тюрьмы, смотрящий по зоне разрешал все спорные ситуации, возникающие в той или иной камере. Администрация лагеря закрывала глаза на подобные разборки. И тем и другим нужен был порядок на зоне любой ценой.
И зачастую пахан решал – кто будет жить, а кто нет.
Участь Тайсона была предрешена. В один из дней его обнаружили с перерезанным горлом за кладкой кирпичей возле строящегося нового барака.
Еще одна черная страница в жизни Стаса была перелистана.
Продолжение следует...
Современный Омар Хайям - Руслан Бабаев Подборка всех публикаций
Поэзия современности для осмысления настоящего! группа в ОК
Автор: РУСЛАН БАБАЕВ поэт, писатель и художник
Друзья, будьте позитивными, давайте обратную связь!
Я читаю каждый комментарий к своим публикациям, а некоторые из них даже становятся идеями для новых статей и видео.