КАРДИНАЛ И СМЕРТЬ

       Старый кардинал надел чёрную сутану с красной оторочкой и красными пуговицами, подпоясался красным кушаком, надел красную кардинальскую шапочку, сел и стал ждать.

Старый кардинал надел чёрную сутану с красной оторочкой и красными пуговицами, подпоясался красным кушаком, надел красную кардинальскую шапочку, сел и стал ждать.

     Он оглядел свою комнату: кровать заправлена, на рабочем столе порядок – стыдно не будет. В углу гулко тикали высокие маятниковые часы: корпус из красного дерева, сверху украшены резным гербом Ватикана – два ключа и тиара; подарок Папы на семидесятилетие. Шкаф с книгами. «Так и не дочитал вон ту. Жаль». – подумал кардинал. На подоконнике горшок с амариллисом, который давно не цвёл и, видимо, больше не собирался.

     В дверь постучали. Кардинал открыл. На пороге стояла высокая крепкая фигура, тоже в кардинальском облачении. Лицо гостя кардинал разглядеть так и не смог. Он видел всё по-отдельности: седые волосы, зачёсанные назад, тёмно-карие, почти чёрные глаза, длинный прямой нос, ухмылка, но в один образ они никак не складывались.

     – Наконец-то! Заходи, я давно тебя жду.

     – Здравствуй.

     – А чего не в папской одежде? – спросил кардинал.

     – Она белая – скучно. Честно говоря, я больше фиолетовый люблю, но как-то несолидно быть ниже тебя по положению.

     – И то правда, – усмехнулся кардинал. – Чай? Кофе?

     – А есть что покрепче?

     Кардинал задумался.

     – Виски. Но тёплый.

     – Ничего страшного, давай.

     Кардинал открыл шкафчик, достал оттуда бутылку и стаканы, налил на два пальца в каждый и протянул один гостю.

     – И свой дай.

     Гость держал оба стакана, и кардинал увидел, как они прямо на глазах покрываются инеем. Гость отхлебнул.

     – Вот теперь хорошо. Держи. И нечего на меня так смотреть.

     Кардинал опустился в кресло и, указав рукой на соседнее, пригласил гостя. Какое-то время они сидели молча, глядя друг на друга.

     – Честно говоря, я думал… – кардинал неопределённо помахал рукой.

     – Что я костлявый и с косой?

     – Да, – кардинал потупился.

     – Вообще, у меня нет никакой внешности, – сказал Смерть. – Я просто принимаю облик более привычный человеку, чтобы ему было не так страшно. Обычно я прихожу в образе матери, но в твоём случае… – Смерть пытался подобрать слова. В общем, она тебя не хотела, поэтому после твоего рождения подбросила тебя к ближайшему монастырю.

     Кардинал заплакал. В приюте ему рассказывали, что его мать была замечательной женщиной, но умерла при родах, а когда будущий кардинал спрашивал, где же его отец, ему всегда отвечали: «Погиб на войне».

     – Прости. Но, хочу заметить, – Смерть поднял узловатый палец вверх, – так для тебя вышло лучше. Ты получил хорошее образование, добился положения в обществе. Компенсация за детство без родителей так себе, понимаю, но иначе ты бы нищенствовал и голодал, и, в конце концов, замёрз в подворотне.

     – Какими они были на самом деле, мои родители? – спросил кардинал, вытерев слёзы.

     – Ты точно хочешь это знать? – Смерть прищурился.

     Кардинал никак не мог отвести взгляд от его глаз. Казалось, что они поглощают всё, на что смотрят.

     – Да.

     – Ну что ж… – Смерть вздохнул. – Твой отец действительно был военный и действительно погиб на войне, тут они угадали. А вот мать была проституткой.

     Кардинал сидел с закрытыми глазами и дрожащей рукой тёр лоб.

     – Кстати, – продолжил Смерть, – у тебя ещё были два брата и сестра. И все от разных отцов, как ты понимаешь.

     – А что стало с ними?

     – Сестра пошла по стопам матери. Когда ей было двадцать три, её избил пьяный клиент. Она впала в кому и через два дня умерла в больнице для бедняков, так и не приходя в сознание. Младший брат нигде не учился, перебивался случайными заработками, допился до белой горячки и рака печени и сейчас доживает свои дни дома. За ним ухаживает соседка. Добрая женщина.

     Кардинал посмотрел на Смерть.

     – Ему можно чем-то помочь?

     – Увы! Ему ничем не поможешь.

     – Хотя бы облегчить боль.

     – Хорошо, – согласился Смерть. – Будем считать это твоим последним желанием. – Смерть закрыл глаза. – Всё, ему больше не больно. Через несколько дней он тихо умрёт во сне.

     – Спасибо, – голос кардинала сорвался на шёпот. Он прокашлялся. – А старший?

     – В детстве он жил на улице, среди таких же беспризорников, занимался карманными кражами. Однажды он стянул кошелёк у какого-то старичка, но старичок его заметил, закричал и мальчика поймали.

     Твоему брату повезло – старик оказался добрым. Он пожалел его, упросил полицию отпустить мальчишку под залог и взял к себе на перевоспитание. Научил его читать и писать, пользоваться столовыми приборами.

     Поначалу старику было трудно с твоим братом – старые привычки просто так не вытравишь, - но постепенно мальчик полностью изменился, пристрастился к чтению, и вскоре не выпускал книги из рук. В конце концов, он стал довольно неплохим и успешным писателем и умер три года назад в окружении семьи.

– Кстати, - продолжил Смерть. – ты, кажется, что-то не дочитал?

Смерть бросил взгляд на книжный шкаф.

– Так это... он написал?

Смерть кивнул.

– Я потом расскажу тебе чем она закончилась.

     Какое-то время они сидели молча. Смерть дал кардиналу время осмыслить всё, что он ему рассказал.

     – Больше ничего не хочешь спросить?

     – А? Да, да. – кардинал замялся. – Что будет там?

     Только сейчас он заметил, что часы остановились.

     – Так себе вопрос, ну да ладно. Сначала придётся очиститься.

     – Вроде как ответить за грехи? – перебил кардинал.

     – Что-то вроде этого, да.

     – И как это будет? Адское пламя, сковородки, крюки?

     Хохот Смерти загремел, как упавший с высоты вагон, гружённый пустыми железными бочками.

     – Забудь об этих глупостях. Мы просто на некоторое время оставляем душу наедине со своей совестью. Поверь мне, это пострашнее крюков и сковородок.

     – А если у человека не было совести?

     – У всех есть совесть. Но у некоторых она спит. Иногда очень крепко. Вот в таких случаях мы её будим.

     – И что тогда?

     – Лучше тебе не знать. Впрочем, тебе это и не грозит, расслабься.

     – И как вы решаете, что душа очистилась и её можно отпускать?

     – Мы? Никак. Не мы это решаем – она сама решает когда с неё довольно.

     – То есть как это сама?

     – А вот так! – Смерть допил виски. – Весьма недурно! Плесни-ка ещё.

     Кардинал налил Смерти добавку, не забыв и про себя. Смерть махнул рукой, и стаканы снова заледенели.

     – Да, я не договорил. Так вот, сначала они начинают метаться, потом стенать, и вот когда заканчиваются слёзы и души чувствуют лёгкость, тогда очищение заканчивается.

     – Но если это был великий злодей, как он может так легко отделаться?

     – Не сказал бы, что это легко. Пойми, у каждой души свой срок очищения. Некоторые, например, до сих пор мечутся и стенают, и метаться и стенать им ещё о-очень долго.

     – Получается, что ада нет? И рая тоже?

     – Ничего нет, это всё сказки.

     Кардинал в изумлении уставился на Смерть.

     – Понимаю, тебе тяжело это принять. Всю жизнь ты думал по-другому, а тут бах! – Смерть развел руками. – и все твои представления переворачиваются с ног на голову.

     Смерть встал и прошёлся по комнате, помахивая красным кушаком.

     – Мм, симпатично. – сказал он, рассматривая висящую на стене гравюру.

     – Дюрер. Оригинал.

     – Оригинал? – Смерть поднял брови вверх. Боюсь, что тебя обманули.

     – Но…

     – Обманули, да. Но, хочу тебя успокоить: тот, кто тебе её продал, ещё долго будет очищаться.

     Кардинал вздохнул.

     – Но если нет ни ада, ни рая, куда потом отправляются души?

     – Некоторые снова на Землю – ещё опыта поднабраться. Кто-то снова станет человеком, но родится в других условиях. Кто-то будет животным, деревом, камнем, детской игрушкой, да чем угодно.

     – Но я не верю в перерождение!

     Ещё один вагон рухнул вниз.

     – Тут уж извини, веришь ты в него или нет, но это ничего не изменит.

     – Мда-а. – протянул кардинал, проводя рукой по щеке.

     – Ну, что есть, то есть. Прими как факт.

     – А остальные?

     – Куда отправляются они? На отдых, как бы банально это ни звучало. Они собираются в одном месте и начинают светиться. Вы называете это звёздами.

     Смерть подошёл к окну и поморщился.

     – Так себе видок.

     – Согласен. Зато не мешает… не мешал работать.

     Смерть ухмыльнулся. Затем он взял кувшин с водой и полил стоящий на подоконнике амариллис. Цветок выпустил зелёную стрелу, на конце которой набухли и распустились огромными алыми граммофончиками четыре бутона.

     Брови кардинала поползли вверх.

     – Что? Удивляешься, что я не только забираю жизни? – не поворачиваясь к кардиналу, спросил Смерть.

     Кардинал закивал головой.

     – Если разобраться, то я их и не забираю даже. – Смерть посмотрел на кардинала. – Просто перевожу на другой уровень. Вот и твоё тело постепенно разложится на молекулы и атомы, а те, в свою очередь, станут материалом для чего-нибудь ещё. Жизнь вечна, мой друг!

     – Всё хватит! – продолжил Смерть. – Пора.

     – Эх! – вздохнул кардинал. – Я столько всего не успел сделать.

     – Никто не успевает доделывать свои дела. Хотя, – Смерть поднял глаза вверх, – знал я несколько человек, которые всё-таки ухитрились доделать всё. Впрочем, они были настолько глупы и ленивы, что ничего и не планировали.

     – Подойди сюда. – сказал Смерть и прикоснулся рукой к стене.

     Стена растворилась, и кардинал увидел длинную тенистую аллею, по бокам которой росли высоченные тополя. Ветер шумел в их верхушках, а сквозь ветви протянулись яркие нити солнечного света, по которым скользили пылинки и парашютики одуванчиков. Неподалёку была детская площадка, где, весело смеясь, бегали дети. На скамейке сидела кошка и лапкой умывала белую мордочку.

– Милли! – закричал кардинал. – Это же Милли!

– Она, – улыбнувшись, сказал Смерть. – Ну что, пошли? Или предпочитаешь морские круизы?

     – Нет, нет! Предпочитаю пройтись. – кардинал улыбнулся.

Он взял на руки подбежавшую кошку. Та лизнула его в нос и, громко мурча, зажмурила глаза.

     Когда кардинала нашли, он лежал в кровати, на спокойном его лице застыла улыбка, а на груди алел самый красивый цветок амариллиса, который когда-либо видели.