«Нет! Я не смогу! У меня не получится! Что же делать? Сбежать? Сразу уволиться? Стыдно. Тогда что? Пойти работать воспитателем в детский сад? Маленькие дети такие искренние. А в школе. Они, они…»,- я навзрыд плакала в своем рабочем кабинете в конце первого же рабочего дня, хотя понимала, что не сбегу и не брошу школу. «Учиться, учиться и учиться! - звучали в голове слова Ильича. «Учись всегда, везде и у всех», - вспоминались слова бабушки. «Учись, сестра, не только на хорошем, но и на плохом», - слышался голос брата, отбирающего у меня мороженое. Я рыдала.
Непростые, неоднозначные, безденежные и бездуховные девяностые, с разрухой в экономике и в головах! Именно в это время я пришла сеять «разумное, доброе, вечное» в новую, недавно построенную школу-гимназию, в которой традиции тоже только «строились». Меня приняли на работу заместителем директора по воспитательной работе и учителем истории. И с первого дня мне пришлось самой стать ученицей - учиться у детей девяностых отвечать на их вопросы, реагировать на их слова, анализировать их поступки и ….демонстрировать образцы учительского поведения.
В новую школу из всех близлежащих школ перевели самых неуспешных троечников и самых «неудобных» детей. Детей, которые, как и их родители, узнали в те годы вкус свободы в словах и поступках. Я же прошла советскую школу, в которой были свои замечательные традиции, строгие правила поведения, высочайший авторитет учителя, всеобщее понимание общих правил школьной жизни. С этим советским багажом я - отличница, скромница, выпускница государственного университета - пришла в школу девяностых… В это время культа силы, а не знаний, культа денег, а не образования, культа безответственной свободы, а не гражданской ответственности я сполна «получила» от учеников девяностых закалку на всю жизнь. Мое первое знакомство с детьми было ошеломляющим и разрушающим все мои принципы.
В первый рабочий день первой в мой рабочий кабинет заглянула невысокого роста черноволосая девчушка с озорными глазами: «Привет! А Вы ничего! Симпатичная!» Потом я узнала, что этот милый «трудный подросток» из неблагополучной семьи состоит на всех видах учета детей «группы риска». Именно из-за этой девочки с красивым царским именем Елизавета на школьных раздевалках появились объявления «Администрация не несёт ответственности за вещи, оставленные в карманах одежды». Елизавету поставили на учёт за неоднократные кражи в школьном гардеробе - она шарила по карманам верхней одежды и забирала себе всё, что находила: жевательную резинку, конфеты, носовые платки, мелкие деньги… Говорят, делилась «добычей» со Скрипкиным из 9А. Елизавета забежала в «мой первый день» посмотреть на меня не только на первой переменке, но и на большой перемене. Она широко распахнула дверь в кабинет (замечу, в кабинет заместителя директора!), вошла по-хозяйски и сказала: «В общем, понятно. Теперь Вы еженедельно будете меня воспитывать?!!» Я ответила: «Почему еженедельно? Возможно, ежедневно, если потребуется». Елизавета парировала: «Нет, ежедневно не будете успевать, у вас ведь ещё уроки в девятых классах, мне сказали. Жаль не в восьмых. Нам бы такую молоденькую симпатичную учительницу, как Вы, а то у нас все учителя - почти старухи! Ой, и костюмчик у Вас очень симпатичный! Вам идёт! А Вы с юмором? Анекдоты любите?» Я ответила: «Анекдоты люблю, только приличные».
«Ясен перец, Вы же учительница! - сказала Елизавета, - я Вам сейчас расскажу один из последних. От пацанов в классе услышала: «Девчонка во дворе дома скачет через скакалку и не замечает никого вокруг. К ней подходит мужик, настоящий бандит, и говорит грубым голосом: «Девочка, ты жить хочешь?» А девочка, продолжая скакать, отвечает: «С тобой что ли, старый козёл?!» Елизавета рассмеялась и выскочила из кабинета, потом вернулась, приоткрыла дверь и добавила: «По четвергам в этот кабинет приходит этот… как его… инспектор по делам несовершеннолетних. Будете раз в неделю меня вместе воспитывать». Елизавета хлопнула дверью и убежала на урок. Прозвенел звонок. А мне, уже с утра, захотелось разрыдаться. На мой единственный парадный костюм капали огромные слёзы. Хорошо, что хоть уроков у меня не было в этот «мой первый день». Я с внутренним содроганием ждала уроков истории, особенно в 9 А классе. Директор гимназии Антонина Григорьевна меня предупредила: «9 А - класс большой, Ольга Геннадьевна, 30 учеников, десять из них состоят на школьном учёте. Мало кого слушают, авторитетов у них нет, разве что охранник Виктор Петрович, он Афган прошёл, побаиваются они его. Самый изощрённый хулиган в классе - Скрипкин. На последней парте сидит. Обаятельный черт, но совсем без тормозов. Отца чуть не зарезал. Вечно придумывает гадости. Если что, зовите охранника».
«Если что?», - робко спросила я уходящую от меня Антонину Григорьевну, придя в ужас от ее слов.
В «мой первый день» я почти не выходила из кабинета, как в тумане, разбирала книги, папки, изучала документы. После уроков в мой кабинет пришли без приглашения три самоуверенных старшеклассника и одна высокая, не по годам зрелая, старшеклассница Алла. «Мы пришли знакомиться! Мы главная банда школы, - сказал парень в джинсах и джинсовой рубашке. Продолжила Алла: «Да, не волнуйтесь, Ольга Геннадьевна! Вижу, напряглись. Банда значит школьный актив. Активные мы значит. Значит ведём за собой. Да и учимся нормально. Всегда придумываем что-то. Хорошее. Вот пришли предложить сходить со старшеклассниками в поход, пока бабье лето. Лёвка вон уже и смету составил, он наш казначей. Это у него наследственное от бабушки и мамы - они в соседнем детском саду в бухгалтерии работают».
В эту минуту мой внутренний голос прошипел: «Лучше бы ты пошла работать в детский сад, пусть даже бухгалтером». Я предложила ребятам присесть кружком и продолжить разговор. Между делом я ответила на несколько звонков по телефону, расписалась в нескольких документах, которые мне принесли из бухгалтерии, и переложила, чтобы не мешали, папки со стульев в шкафы. Как ни странно, разговор с активом получился, и я много важного узнала от ребят. Оказалось, что двое из них - Саша и Лёша - по субботам ведут в школе дискотеки, и мне скоро придётся продавать на них билеты всем желающим. Услышала, что на дискотеках бывают драки между ребятами из разных школ, и спасает положение только охранник дядя Витя. Ребята говорили о нём с уважением. Ещё они рассказали, что по их инициативе деньги от продажи дискотечных билетов отдаются тем, кто в них больше всего нуждается. На душе немного потеплело. «Интересное поколение, - подумала я. - Ходят, в чем хотят, говорят, что хотят, предлагают, что хотят. И не лишены отзывчивости…»
«На очереди на матпомощь, - продолжила Алла, - Скрипкин из 9 А».
Тут я снова напряглась. «А что, у Скрипкина проблемы дома?»
«Ещё какие!!!- многозначительно произнёс второй организатор дискотек Александр в джинсах и белоснежной майке. Обо всем сразу и не расскажешь. Можем вместе к нему домой сходить». Я перевела разговор на другую тему. «А разве вам разрешается в гимназию ходить в джинсах и майках?» Александр заторопился ответить: «Ещё бы. Свобода во всём! Главное - вторая обувь. Вот без неё не пустят в школу, а в остальном…». Тут в кабинет вошла вожатая Лена и позвала меня к директору на планёрку. Уходя, Александр сказал мне: «А Вы не похожи на учительницу, тем более на завуча. Вам бы секретаршей работать». Стоявшая в дверях вожатая Лена пристально смотрела на меня и ждала, что я на это отвечу.
Я хотела оскорбиться, возмутиться, но вместо этого робко спросила: «Почему именно секретаршей?» Александр пояснил: «… потому, что Вы молодая и красивая, модно одеты, вежливо отвечаете по телефону, ловко работаете с бумагами, вообще с Вами легко общаться».Алла добавила: «Вам бы вот только туфли на шпильках». Внутри всё кипело от их наглости. Как же так можно разговаривать с учителем, тем более с заместителем директора? Но вместо бурной реакции я вдруг неожиданно для себя сказала: «Александр, принимаю ваши слова как комплимент. Вам бы не дискотеки вести, а в кадровом агентстве работать. Извините, ребята, мы уходим на планёрку, а о походе я подумаю. Оставьте мне смету».
***
Школьное утро начиналось с дежурства у входа в школу дежурного администратора и классного руководителя дежурного класса и, конечно, с обязательной проверки у всех без исключения учеников сменной, или, второй обуви, как её называли в школе во все времена.
Классный руководитель дежурного класса нёс вахту у входа в школу в течение всей недели, дежурный администратор строго в свой день. Мой день - пятница. Прихожу в пятницу дежурить и узнаю от классного руководителя дежурного 10 А класса Ирины Васильевны, что всю неделю один из девятисот учеников школы каждый день приходит без второй обуви, никого не слушает, никакие аргументы не принимает, проходит «пост номер один» и всё… Я удивилась и возмутилась: «И что? Никто, никто не может с ним справиться?!» Ирина Анатольевна растерянно ответила: «Никто! Директора Антонину Григорьевну приглашали, он её выслушал, кивнул и прошёл без второй обуви. Десятиклассник этот из семьи новых русских. У отца крупный бизнес в текстильной промышленности. Парень - красавец! Одет всегда с иголочки. Ходит с гордо поднятой головой. Девчонки от него млеют. В общем хозяин мира. Во-о-о-н в том коттедже живёт». Ирина Васильевна показала на большой красивый терем, который был виден из больших окон школы. В этот момент много мыслей пробежало у меня в голове. Я представила свою маленькую однокомнатную квартирку, в которой жила с мужем и маленькой дочкой, посмотрела на свои старые растоптанные туфли, тёплую кофточку с окатышами (модный костюм, в котором я пришла на работу в первый рабочий день, висел в моем рабочем шкафу, как в костюмерной, на парадный случай!), вспомнила я и про полупустой холодильник дома, в котором одиноко стояли сваренные утром макароны, подумала о невыплаченной в срок зарплате…
… Ирина Васильевна прервала мои раздумья и, взяв меня под локоток, тихо сказала «Идёт!». На пороге появился десятиклассник Лурьев. Красавец. Одет с иголочки. Чёрные ботинки начищены до блеска. Глядя на него, хотелось поменять свои растоптанные туфли на бежевые свадебные на шпильках, которые я принесла в школу на следующий же день после знакомства с активисткой Аллой. Я подумала в тот момент: «Не пропущу Лурьева без сменной обуви. Буду стоять насмерть! Правила для всех едины. Я же зам. по воспитательной работе, в конце концов!» И почему-то вспомнила фразу Михаила Жванецкого, что «хамство и грубость в России получаются хорошо, а вот благородство не идёт пока…»
Вошёл Лурьев и, на мое удивление, очень вежливо и благородно произнёс: «Доброе утро, Ирина Васильевна!
Доброе утро, Ольга Геннадьевна! Желаю Вам успешного завершения учебной недели. А Вам, Ирина Васильевна, выспаться в выходные - говорят, Вы всю неделю с семи утра в школе порядок наводите». С этими словами он хотел пройти дальше школьного порога, но я встала на его пути. Лурьев среагировал: «Ольга Геннадьевна, меня до начала уроков пригласила на разговор Светлана Павловна, и я уже опаздываю, разрешите пройти, я тороплюсь…»
Я слегка оторопела, но продолжила диалог нарочито вежливо: «Господин Лурьев, Вы прекрасно выглядите, но, прошу Вас, переобуться».
Диалог продолжился и затянулся.
- Ольга Геннадьевна, у меня же абсолютно чистая обувь.
- И все-таки, попрошу Вас заменить её на сменную. У нас в школе почти тысяча учеников. Если все учащиеся будут приходить без второй обуви, они принесут в школу грязь, микробы, вирусы…
- Сейчас чудесная сухая сентябрьская погода. Никакой грязи. Разве Вы не видите? Бабье лето!
- Вижу! - я посмотрела в большое школьное окно и увидела сквозь него красивые желтые клёны и ласковое осеннее солнышко. - Но правила одни для всех учащихся и для учителей, - добавила я, стесняясь своих стоптанных туфель.
- Бывают же исключения из правил?!
- Вы считаете себя исключением, господин Лурьев?
- Да! А у кого ещё за неделю, - Лурьев перевёл взгляд на Ирину Васильевну, - Вы видели такую чистую первую обувь? Если хотите, я прямо сейчас перед вами ещё раз начищу её до блеска. Лурьев достал из кармашка рюкзака обувную щетку.
- Это лишнее, Лурьев, просто смените обувь.
- И все же я попрошу пояснить, зачем? Моя обувь абсолютно чистая.
- Правила едины для всех, - не унималась я. - У Вас вообще есть вторая обувь, Лурьев?
- Нет. У меня первая обувь чистая.
- Она не может быть абсолютно чистой. Вы шли по улице.
- Отец подвёз меня на своей машине до самой школы. Я практически шагнул из машины на порог школы.
- А это уж вообще никуда не годится. Машины не могут подъезжать к порогу школы. Это небезопасно для других детей.
- Мой отец очень внимателен на дорогах и соблюдает все правила дорожного движения, но это уже совсем другая тема. Ольга Геннадьевна, я так и на урок опоздаю, а не только на встречу со Светланой Павловной.
- А стоило всего лишь иметь вторую обувь и переобуться, как все. Никуда бы никто не опоздал и, кстати, не создал очереди у входа в школу.
- У меня чистая первая обувь, - стал заметно напористее в словах и аргументах Лурьев, - и, заметьте, моя первая обувь чище, чем у многих вторая. Я знаю десятки учеников, которые в свои мешки со второй обувью кладут ботинки, в которых они вчера ходили по улице, иногда по грязи, и даже не вымыв эту обувь, вам представляют как сменную. Это что, лучше?
В этот момент я обратила внимание на учеников, которые расселись на скамейках у большого школьного окна и совершали ритуал переобувания. Из своих мешочков лениво они доставали вторую обувь и я, действительно, увидела, что у многих сменная обувь была не лучшего вида. Я перевела глаза на обувь Лурьева, начищенную до блеска.
- Ольга Геннадьевна! Не терзайтесь своими старыми принципами. Знаете, какой тост, самый любимый у моего отца? «За здравый смысл!» Вы же здравый человек. Пропустите меня в школу.
Я отступила, терзаясь проигрышем в утренней битве. Впрочем, в битве за что? За здравый смысл. Плакать на этот раз не захотелось. Черствею, - подумала я. Мудрею, - подсказал мне внутренний голос.
***
И вот мой первый урок всеобщей истории в 9 Аклассе. 30 учеников, десять из которых стоят на учёте за асоциальное поведение. Здравый смысл подсказывает: «Не бойся! Это они тебя боятся. Боятся, что будешь кричать на них, боятся твоих ещё непоставленных двоек. Боятся, что будешь жаловаться на них родителям или директору…» Вхожу в класс. Все поднимаются со своих мест, как положено, как в советской школе. «Уже хорошо», - говорит мой внутренний голос. Я спокойно обращаюсь к классу: «Доброе утро, 9А! Присаживайтесь. Будем знакомиться. Ольга Геннадьевна, учитель истории. И заместитель директора. Но, это не главное. Главное, что я люблю учиться, всегда и у всех, так советовала бабушка. Так интереснее жить. Будем учиться друг у друга. Вы обязательно научите меня быть смелой и уверенной в себе. Я видела сейчас на перемене, как ребята из вашего класса выбежали на улицу, забрались на дерево и сняли с него беззащитного мяукающего котёнка. Это смело. Ни разу в жизни не залезала на дерево.
Лохматый парень с третьей парты среднего ряда обиженно произнёс: «А нас с Вовкой за это отругали, сказали, что только грязь с улицы носим». Я ласково посмотрела на него: «Значит, один из героев дня - Владимир! Будем знакомы. Владимир, иногда приходится чем-то жертвовать, когда делаешь добрые дела. Кстати, в пятницу в гимназию приедет детский театр. Приглашаю всех на спектакль «Спешите делать добро».
«А если денег нет?», - робко спросил мальчишка с первой парты в очках.
«Спасители котёнка приглашаются на спектакль бесплатно. И вообще, в школе сформирован благотворительный фонд. Если есть проблемы, обращайтесь. Ребята из актива здорово придумали, что есть такая помощь». В этот момент я заметила, что обаятельный парень на последней парте среднего ряда, который все это время недоброжелательно смотрел на меня, вдруг опустил глаза, будто виноватый. Я продолжила: «Ну что ж, теперь к истории. Я вас буду знакомить с историей и культурой всех стран мира, и, конечно, России, которая ещё очень молода. Ей всего два годика». Кто-то хихикнул, но я не обращала внимания и продолжала. «Наша маленькая красавица Россия, а ее полное имя - Российская Федерация - на самом деле очень большая и очень богатая, потому что у неё много друзей…»
Произнося эти высокопарные слова, я стояла у первой парты среднего ряда и пыталась вглядываться в лица своих первых учеников - школьников девяностых. Я сделала несколько шагов к ряду у окна, где стоял учительский стол, и вдруг, о, ужас! На учительском столе в графине с питьевой водой я увидела плавающий презерватив. Весь класс в эту минуту, в идеальной тишине, затаив всеобщее дыхание, смотрел на меня в шестьдесят глаз, не моргая и не отводя их от меня ни на секунду. Презерватив спокойно держался на воде! Что делать? Выбежать из класса, нажаловаться директору и отказаться от уроков в 9 А классе раз и навсегда? Сказать им всё, что я о них думаю? Прочитать вместо урока лекцию о правилах поведения, об уважении к учителю? Разобраться сейчас же, кто это сделал? Хотя внутренний голос мне подсказывал, что это сделал Скрипкин с последней парты, который проверяет меня на прочность! И как ни странно, меня спас именно презерватив - он так спокойно держался на воде, что я неожиданно для себя, абсолютно спокойно, оглядев весь класс и остановив свой взор на «обаятельном черте» с последней парты среднего ряда, сказала: «Жаль, что такую ценную вещь испортили. Она остаётся в дефиците. Если у кого-то ещё есть, лучше отдайте мне. Пригодится». Внутренний голос прошептал: «Тебя уволят из школы!» А я мысленно ответила ему: «Значит, пойду работать в детский сад, или рожу ещё одного ребёнка и уйду в декрет».
Я нашла в себе силы провести урок и вышла с него уверенная в себе, как будто впервые залезла на дерево и сняла с него беззащитного котёнка.
Меня не уволили, и как ни странно, вообще никто не узнал об этом инциденте на уроке.
***
Мы все-таки успели в то моё первое учительское бабье лето сходить со школьным активом в поход. Мой муж, чтобы удешевить общую смету, выступил спонсором. Заказал на своей работе транспорт для нас, палатки, нашёл котелки и металлическую посуду. Мы купили тушенку, сгущёнку, картошку и хлеб. Два классных руководителя старших классов, я и наши мужья сопровождали ребят, мы даже охранника Виктора Петровича пригласили с собой. В походе взрослые показали ребятам мастер-классы по всем туристическим навыкам, а я организовала походные игры и, конечно, песни у костра. «Не все потеряно в поколении девяностых»- говорил мне уже тогда мой внутренний голос.
***
После очередной платной дискотеки, а ещё осенней благотворительной ярмарки, которую предложили провести пятиклассники гимназии, благотворительный фонд школы значительно пополнился, и «школьная банда» напомнила мне, что пора раздавать материальную помощь - она выдавалась один раз в месяц. На этот раз её в первоочередном порядке планировалось передать двум нуждающимся - для девочки из 7 Б класса, у которой умерла мама, и для Скрипкина из 9А, у которого не было, как оказалось, не только второй, но и первой обуви. Он ходил везде в старых, с оторванной подошвой кроссовках. Об этом забила тревогу классный руководитель 9 А, понимая, что бабье лето скоро закончится…
Антонина Григорьевна согласовала нам адресатов материальной помощи. К семикласснице идти не пришлось, потому что после смерти мамы она уже месяц жила у своей классной руководительницы. Ей мы единогласно и передали матпомощь. Не зря говорят, что классный руководитель - вторая мама. А вот к Скрипкину, как не хотелось, пришлось пойти, вместе с ребятами из актива. Я полюбила эту банду - Аллу, взрослую и рассудительную не по годам, будущую журналистку, счетовода Лёвку, ставшего учёным-математиком, и твёрдых троечников-организаторов дискотек, будущих бизнесменов, Лёшу и Сашу. Было что-то советское в этих молодых ребятах девяностых! Неравнодушие что ли? И джинсы их вовсе не портили! Скрипкины жили в доме, самом близком к школе.
Мы подошли к квартире Скрипкина, и я пришла в недоумение. Вместо двери в его квартиру была просто доска, старая и неприглядная, с дрыгающейся ручкой на одном гвозде. Эта так называемая дверь была приоткрыта, в квартире слышались ругань, брань, мат. Грубый пьяный голос мужчины и слёзы женщины. Стало жутковато. Саша сказал: «Всё, как всегда. Отец Скрипкина пьёт, мать бьет, мебель ломает, двери вышибает. И нет на него никакой управы».
«А за что Скрипкин стоит на учёте?», - спросила я. Лешка сказал: «Он отца чуть не убил из-за матери. С ножом на него кинулся, припугнуть хотел, и задел слегка гада! Пришлось скорую вызывать, вот медики и сдали нашего Скрипкина - на учёте в милиции теперь». Мужской голос за дверью затих, как будто мужчина уснул.
Не решаясь открыть дверь, Алла предложила: «Может, сбегаем за охранником нашим, дядей Витей? Сколько раз он нас выручал!»
«Нет, - вдруг неожиданно для себя, уверенно сказала я. Скрипкина надо спасать прямо сейчас». Я нажала на звонок, но звонок, естественно, не работал! Я открыла незапертую дверь и увидела стоящую у двери плачущую женщину невысокого роста. Сзади неё висело зеркало с трещиной, валялись сломанный стул и мужская одежда. Я спросила: «Вам нужна помощь? Может быть, милицию вызвать? Ваш сын дома? Мы из школы. Я учитель истории. Мы с ребятами принесли вам материальную помощь». После этих слов женщина расплакалась ещё больше, и в этот миг я подумала, что слёзы матери не идут ни в какое сравнение с моими учительскими слезами, за которые вдруг стало просто стыдно.
«Сынули нет дома, в такие минуты он теперь уходит к другу, в тринадцатую квартиру, подальше от беды, а я уезжаю к маме…Спасибо за помощь. Передайте деньги ему. Если мой муж проснётся и увидит деньги, он заберёт их и пропьёт. Извините. Я спешу к маме». Она виновато закрыла перед нами дверь, которую нельзя было назвать дверью. Мы пошли в 13 квартиру… Еле уговорили Скрипкина всем миром пойти в магазин и купить новые ботинки. Он согласился при одном условии, что купит что-то и для мамы. И тут, неожиданно для себя, я придумала: «Подари маме вот этот платок. Я сняла с шеи новый легкий и очень красивый платок. От меня - к Дню матери. У меня ещё есть», - соврала я. Не было у меня в ту пору ни новых осенних ботинок, ни новых туфель, ни новых платков. Но это не имело никакого значения. Значение имели только новые ботинки для Скрипкина - и не было ничего важнее этого!.. В конце учебного года, на выпускном вечере девятиклассников Скрипкин подарил мне подарок, сделанный своими руками. Он нередко прогуливал уроки из-за домашних проблем, зато вечерами договаривался с охранником дядей Витей, и тот открывал ему кабинет труда. В мастерской вечерами Скрипкин выжигал на доске березу, которую «обнимал» женский платок. Я повесила этот подарок на самом видном месте в своём доме.
«Ты победила!- ликовал мой внутренний голос».
2023 год. Год педагога и наставника. Почти тридцать лет я проработала в школе.
…Теперь, в новом веке, я часто думаю, как же мы тогда, в девяностые, работали и жили… Невыплаты заработной платы во время экономических реформ были регулярными, носили массовый характер, охватив большинство работающих людей во всех регионах страны. Коснулось это и учителей. Помню, мне многие педагоги как заместителю директора по воспитательной работе говорили: «Зарплату нам не платят, мы и не будем воспитывать детей, отменяйте все классные часы и мероприятия». Пришлось однажды выступить на педсовете: «В воспитании каникул не бывает, - повторила я слова, услышанные на курсах повышения квалификации, - а вот, представьте, коллеги, что выплатили нам все долги, всю зарплату сполна, а время упущено, вернуться к дням, которые наши дети проведут без нас, без нашего внимания и участия, будет невозможно. Школа и так в этом мире остаётся последним островком нравственности. Если мы и его утопим под воду, тогда зачем мы вообще здесь?!»
… Сотни моих выпускников сегодня остаются со мной на связи, благодарят, вспоминают всё только самое лучшее!!!
Дети девяностых не подвели свою гимназию и своих учителей - многие из них состоялись в жизни, выросли достойными людьми и берегут память о любимой школе. А я берегу в памяти их уроки. Учить, нельзя сбежать!
Автор: antonovka
Источник: https://litclubbs.ru/articles/48105-uchit-nelzja-bezhat.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: