Речь пойдёт о событии, случившемся 5-го ноября 1724 года, и событие это обросло легендами и досужими вымыслами – так что установить истину в полной мере уже вряд ли представляется возможным. Однако давайте порассуждаем исходя из того, что нам с вами известно из исторических источников.
Что известно точно
Государь-император направился морем в новую столицу империи, притом полностью проигнорировал предупреждения знающих людей, что предстоит сильная буря. Что такое буря на море, объяснять не нужно – это шторм. Нужно сказать, что тот тип судна, на котором император шёл из Сестрорецких Дубков (по другой версии – из Шлиссельбурга) для плавания в бурных водах предназначен не был.
Это яхта – со всеми присущими этому типу плавсредств достоинствами и недостатками. К достоинствам можно отнести повышенный уровень комфорта (царя всё же перевозила, не интенданта какого-нибудь) и хорошую устойчивость. К недостаткам – низкие мореходные качества. В частности – не очень хорошая управляемость в условиях сильного шторма.
5 ноября на траверзе Лахты, как раз в момент наиболее сильного шторма, одно из судов сопровождения стало терпеть бедствие. То есть попросту тонуть, не успев выровняться после сильнейшего крена на крутой волне. Разночтения, впрочем, начинаются уже здесь ведь согласно апокрифу, царь бросился в волны, чтобы спасти двух моряков терпящего бедствие бота.
Но одна из версий гласит, что спасал Пётр вовсе не моряков, а обычных солдат, которые были на борту бота и плавать не умели. В связи с этим напомним, что ещё до этого указом Петра были сформированы первые части морской пехоты, и эти двое солдатиков, возможно, были из них.
А другая версия событий вообще говорит, что тонущий бот вообще не имел к судам сопровождения никакого отношения, а были на нём местные рыбаки.
Как бы ни был самодержец всероссийский временами своеволен и безрассуден, в том состоянии, в котором он тогда уже находился (а это, напомним, болезнь почек) он в ледяную купель не кинулся бы. Да и свита, которая не только для парадов при царе, в любом случае бы такому поступку воспрепятствовала бы – даже рискуя этим навлечь на себя царский гнев.
Откуда тогда «растут ноги» из этого стойкого, даже в простом народе закрепившегося подвига?
А из самой личности Петра. Который своим поведением, манерами, отношением к простому народу настолько выламывался из веками сложившейся системы, что ему были готовы приписать вовсе не свойственные ему деяния.
Заметим также, что источником создания таких легенд был в основном народ мастеровой. То есть те, кого царь действительно безмерно уважал за умения, таланты, навыки. И кому, в соответствии с духом времени и социальными отношениями, даже даровал дворянство!
Что интересно, даже если и было это событие, пусть даже вовсе не в том виде, как дошло до нас, ни в каких документах не отражено.
В том числе и в «Походном журнале» императора, в коем записывались все более или менее значимые происшествия. Значит, или спасение двух простолюдинов никому не показалось событием значимым, или его просто не было. Или в «подвиг» был превращён вообще какой-то проходной эпизод. Косвенным доказательством такой версии служит записанное по горячим следам мнение сугубо частного лица, камер-юнкера Ф. Берхгольца, бывшего в составе царской свиты.
Так вот он упоминает, что государь после сего путешествия в Петербург возвратился вполне благополучно. Однако подвергался великой опасности из-за бури, в кою попала его яхта, и даже одно из суден сопровождения погибло, и вплавь с него смогли спастись вплавь только двое.
Заметим – не «были спасены», а «спаслись вплавь» (хотя и только двое).
А яхта царя, по тому же описанию камер-юнкера, смогла удержаться на плаву лишь после отдачи двух якорей (судя по всему – носового и кормового), поставившей яхту врастяжку, благодаря чему она приобрела большую остойчивость.
Однако этот царский подвиг, если его можно так назвать, имел пагубные последствия. Пётр, впечатлённый разыгравшейся бурей и гибелью судна совсем рядом, а также спасением двух человек, по возвращении в столицу издал поистине судьбоносный указ. А именно, "чинить помощь со всем радением" попавшим в похожей с его яхтой ситуацией, а также если помощь оказанной быть не могла в силу какой-либо причины, "доносить о сём в Адмиралтейскую коллегию либо командующему флагманом в Кронштадте".
То есть, по существу, в Российской Империи была создана полноценная спасательная служба.
Но откуда тогда взялась дата 5 ноября 1724 года?
А из составленных позже записок придворного лакея императора К. Паульсена. Притом запись эта была сделана спустя целых полвека после случая. То есть отмели. Притом заметьте – сам факт того, что терпящее бедствие судно — село на мель, означал, что затонуть никак не получится! И команда спаслась сама, не особенно-то рискуя жизнью. Участие императора могло выразиться, лишь в отдаче команды принять на борт (или сопроводить до берега), обогреть, дать приют.
А дальше в силу вступили объективные обстоятельства. Возраст, хроническое почечное заболевание, подхваченная простуда. Итогом —стала кончина императора 28 января года следующего. То есть через почти три месяца после описанных в легенде событий.
Ну а что не спас сам кого-то лично… У самодержца Всероссийского Петра Великого хватило перед Отечеством многих иных заслуг!
