Сегодня 135 лет со дня рождения народного артиста СССР, актера, режиссера, педагога Василия Осиповича Топоркова (1889 – 1970).
Жизнь его делится на «до» и «после» прихода в Художественный театр.
«До» – было детство при Казанском соборе в Петербурге, где отец Осип Матвеевич, выходец из владимирских крестьян, служил сторожем. Жизнь, наполненная удивительной красоты песнопениями, звучащими в стенах храма, проходящая среди церковных певчих и служек. У мальчика рано обнаружились голос и слух – так что с 8 лет он обучался в Придворной певческой капелле. Когда голос сломался, попытался освоить скрипку, потом флейту, но не хватало необходимой для музыканта усидчивости. Слишком живой, подвижный, смешливый это был подросток – такому самая дорога в артисты.
И Василий поступил в Императорское театральное училище при Александринском театре. Его учителем был Владимир Николаевич Давыдов, грандиозный актер, игравший на сцене Александринки самые разные роли – от трагедийных до водевильных и даже женских. Другим педагогом был комик, яркий характерный артист Степан Яковлев. После окончания училища Топоркова приняли в популярный в то время Суворинский театр, где он дебютировал в роли Платона Каратаева в инсценировке «Войны и мира».
Дальше он перебрался в Москву, в антрепризу Суходольского. Когда началась Первая мировая война, Василий Осипович в чине пехотного прапорщика ушел на фронт, но буквально через пару месяцев попал в плен, где провел более четырех лет!
В 1919 году он стал звездой московского Театра Корша. Блистал в ролях Труффальдино в «Слуге двух господ» Гольдони, Бальзаминова в «Женитьбе Бальзаминова» Островского, Грумио в «Укрощении строптивой» Шекспира, капитана Кристоферсена в «Анне Кристи» О'Нила, Михеля в «Эугене несчастном» Толлера.
А дальше случился главный перелом в его жизни, по крайней мере, профессиональной. В 1927 году Топорков перешел во МХАТ.
В книге Олега Павловича Табакова «Моя настоящая жизнь» есть много теплых страниц, посвященных Василию Осиповичу, который был его любимым педагогом в Школе-студии МХАТ, мастером курса. Сказано и об этом переходе. Один нюанс во фрагменте, что мы приведем ниже, как бы смазан: Топорков ушел из Театра Корша за несколько лет до того, как театр был закрыт. Но это не меняет сути, верно подмеченной Табаковым: Василий Осипович сделал это из тяги к актерскому самосовершенствованию.
«Театр Корша, названный так по имени основавшего его в конце прошлого века театрального предпринимателя, был театром высококлассных, блистательных профессионалов. Там работали Кторов, Шатрова, Радин, Попова, Блюменталь-Тамарина и другие известные артисты. Он возник как театр-антитеза МХАТу, и ему были чужды академические разглагольствования и дискуссии “о смысле, о содержании искусства”, которые велись в Художественном театре. После длительного успешного существования театр Корша был закрыт, так же как впоследствии и многие московские театры: частная опера Зимина, театр Мейерхольда, Камерный театр Таирова... Переход Василия Осиповича во МХАТ был тоже очень симптоматичен: по сути дела, человеку, находившемуся на пике своей актерской славы, вдруг пришлось засомневаться в собственном совершенстве владения актерской профессией и идти учиться к Станиславскому».
Так началось его «после».
Топоркова ввели на Епиходова в «Вишневый сад», Мышлаевского в «Дни Турбиных». Вводы оказались столь удачными, что эти роли были закреплены за ним на много лет. Он сыграл слугу Пиквика Сэма в «Пиквикском клубе», кассира Ваничку в «Растратчиках» Катаева.
Репетировал Чичикова в «Мертвых душах» – поначалу не без проблем, так как не слишком нравился Станиславскому, и на эту роль в какой-то момент назначили Качалова. Но Василий Иванович раз, другой опоздал на репетицию, Станиславский предложил пройти сцену Топоркову, а у того от испуга и понимания ответственности момента все пошло настолько хорошо, что Константин Сергеевич перестал сомневаться.
Топорков был настоящим мастером преображения. Снова процитируем Олега Табакова:
«Тщедушный, подчеркнуто элегантный, ухоженный, Топорков не был красив, если брать за образец античные каноны. Чем-то напоминал шпроту. Огромная голова занимала чуть ли не треть не слишком монументальной фигуры, а нижняя губа походила на сардельку граммов под сто пятьдесят.
Но настоящий талант – вещь могучая. На сцене Топорков преображался: он как будто вырастал и становился вдруг весьма привлекательным со своим благородным орлиным профилем. Он был одним из действительно ведущих артистов Художественного театра, играл для своего возраста много и для меня, молодого шалопая, был безграничным авторитетом».
Одно из свидетельств его удивительного перевоплощения, в том числе физического, оставил Вл.И. Немирович-Данченко, описывая, как Василий Осипович играл Павлина в спектакле «Егор Булычов и другие» (1934):
«Представьте себе вместо щуплого Топоркова жирного, сочного, мрачного, в шелковой лиловой рясе с наперсным крестом — большой боров, с темными бровями, в очках, — громогласного, зычного, ярко черносотенствующего служителя храма».
Во МХАТе Топорков стал настоящим энтузиастом системы Станиславского. Это была его главная опора в профессии, его символ веры. Он пропагандировал метод физических действий, который Константин Сергеевич разрабатывал в последние годы жизни, написал книгу «Станиславский на репетиции». Он исповедовал не только творческие, но и этические принципы Художественного театра.
Например, режиссер Виктор Карлович Монюков рассказывал, как однажды в Школе-студии репетировал дипломную постановку «Бориса Годунова». Пимена должны были играть в состав Топорков – и студент. Василий Осипович исправно посещал репетиции вместе с курсом, а после выпуска спектакля строго следил, чтобы его коллега по роли выходил на сцену не реже, чем он. Когда Пименом был студент – приходил его смотреть, делал замечания, одновременно просил и своего напарника рассказывать свои впечатления от его, Топоркова, игры и делать замечания уже ему. Много ли звезд нынешней сцены способны на подобное?
Будучи сам горячим энтузиастом, Топорков и играл часто людей, одержимых какой-то манией. Это могла быть покупка «мертвых душ», как у Чичикова, влюбленность в Тартюфа, как у Оргона, вера в спиритизм, как у профессора Кругосветлова в «Плодах просвещения», внезапная потрясенность поэзией Пушкина, как у филера Биткова в «Последних днях». Он не был «теплохладным», неслучайно Монюков назвал его «аккумулятором жизнелюбия, радости бытия».
Ученики Василия Осиповича были ему под стать – один Олег Табаков чего стоит! Учил он также Олега Ефремова и Евгения Урбанского, Льва Дурова и Валентина Гафта и многих других. У него был открытый гостеприимный дом, где Василий Осипович и его жена Лариса Мамонтовна, дочь знаменитого русского актера Мамонта Дальского, радостно и тепло принимали своих студентов.
Казалось, ему ведома какая-то магия. Из мемуаров Олега Табакова:
«Василий Осипович был чародеем. Актерским мастерством владел магически, подлинные фокусы показывал – конечно, это были не карточные трюки и не иллюзии, а скорее сеансы массового гипноза. Когда он приходил в отчаяние от нашей тупости и бездарности, то начинал вдруг что-то делать сам. Читать басни. Или однажды на репетиции "Ревизора" стал декламировать "Вечера на хуторе близ Диканьки". Меня тогда посетила настоящая галлюцинация: перед глазами поплыли горы дынь, арбузов, возникли запахи...
Это было видение, мираж. Чудо.
В "Плодах просвещения" Топорков играл роль профессора Круглосветлова.
При нынешнем стремлении к познанию оккультных наук фигура профессора-спирита Круглосветлова стала бы чрезвычайно узнаваемой. А в пятидесятые годы лекция о спиритизме, которую читал профессор, носила явно антинаучный характер. Но как ее читал Топорков! Делая это долго, абсолютно наукообразно – так, что со второй минуты его лекции я ощущал, что чувства мои начинают существовать в отрыве от моего сознания. Как мог Топорков превращать абракадабру, вложенную в уста Круглосветлова, в стройную и доказательную систему научных взглядов, убедительную для всех сидящих в зале?..
Для совершения чуда Василию Осиповичу ничего не требовалось. Он мог выйти на пустую сцену и просто прочитать свой монолог. И точно так же, со второй минуты его лекции, я без оглядки бы пошел за ним и в эту оккультную науку, и в любую другую.
Куда бы он ни позвал».
Фото из Фондов Музея МХАТ