В рамках настоящей работы мы добрались в предшествующей главе до декабря 1941 года, когда с ударом японского Императорского флота по базе ВМС США в Перл-Харборе империя Восходящего солнца окончательно и в полном смысле слова вступила во Вторую мировую войну, а последняя приобрела свой завершенный глобальных характер. На тактическом уровне атака возглавляемого адмиралом Тюити Нагумо соединения оказалась внезапной, однако стратегически обострение в макрорегионе Тихого океана являлось вещью ожидаемой. В частности в Китайской Республике Национальное правительство и лично Чан Кайши не только прогнозировали грядущую войну, но и лелеяли надежду на подобное развитие событий. По многочисленным свидетельствам, в том числе являвшегося в это время военным советником при штабе НРА В.И. Чуйкова (к некоторым его оценкам, данным им в мемуарах «Миссия в Китае», мы ещё возвратимся ниже), элиты Поднебесной едва сдерживали радость после получения известий о новой агрессии Японии. Впрочем, едва ли этому стоит удивляться. Только поддержка англосаксонских держав могла адекватно заменить для Китая вообще и НРА в частности поставки из СССР, поток которых практически полностью пересох с началом Великой Отечественной. Снижение зависимости от Москвы было давним стремлением китайского диктатора. Только волей обстоятельств и общей международной конъюнктуры Чану Кайши не удалось ранее отыскать для себя иных партнёров среди крупных капиталистических стран. Особая роль СССР не давала главкому НРА возможности проводить ту политику в отношении КПК, которую он полагал наиболее правильной и соответствующей своим интересам. Теперь времена менялись. Не менее важно было и то, что вектор приложения Японией основных усилий сместился с Китая на зону Южных морей и Тихий океан в целом. Принятая Токио стратагема войны на истощение отныне не могла существовать и претворяться в жизнь в прежнем своём формате. Даже в том случае, если Поднебесная станет выдыхаться быстрее противника, это не будет иметь никакого значения, коль скоро японцев успеют разбить новые друзья Китая.
Любопытно проследить за динамикой вовлечения Национального правительства в систему взаимных обязательств стран Антигитлеровской коалиции/Объединённых наций. 7 декабря над миром грянул Перл-Харбор. 8 декабря Японии объявила войну также подвергшаяся агрессии с её стороны Великобритания. А уже на следующий день, 9 декабря, Вашингтон и Лондон официально признали своим союзником Китайскую Республику. 11 декабря Германия объявила войну США - китайцы незамедлительно ответили присоединением к антинемецкому фронту. Объективно Чан Кайши и не помышлял о каких-либо активных действиях против Третьего Рейха, но ради демонстрации безоговорочной солидарности с англосаксонскими державами формально выступил в качестве противника как Гитлера, так и Муссолини.
Предпосылки для стремительно интеграции Поднебесной в Антигитлеровскую коалицию создавались и подготавливались заблаговременно. 15 апреля 1941 года президент Рузвельт официально разрешил американским военнослужащим участвовать в войне в Китае на добровольных началах. Формально волонтёры заключали договор с китайской фирмой САМСО («Центральная компания по производству самолетов»), а военнослужащие получали на время контракта отпуск в своей части в США. Официально новое подразделение, состоящее из трёх истребительных эскадрилий, летающих на 99 закупленных в Соединённых Штатах на американский же кредит самолётов Р-40С «Томагавк», вступило в строй 1 августа 1941 года.
Ещё в мае 1941 на Китай было распространено действие Акта о ленд-лизе. Реальные объёмы траншей до зимы 1941-1942 оставались минимальным, однако показательна сама политическая линия, которую проводили Соединённые Штаты, препятствуя различными мерами японской экспансии и осуществляя комплексное давление на Токио. Кроме того, уже на рубеже лета-осени 1941 военные атташе США и Великобритании в Чунцине начали действовать в Поднебесной как де-факто военные советники. В том числе под их эгидой обсуждались вполне конкретные меры, связанные с возможным развертыванием при общеизвестных предполагаемых «обстоятельствах» англосаксонских частей в Китае (особенно авиации).
Однако, пусть есть гораздо удобнее из тарелки и при помощи столовых приборов, само их наличие отнюдь не гарантирует сытости. Самую лучшую посуду необходимо наполнить питательным содержимым. В середине декабря 1941 китайский диктатор был весьма оптимистичен в своих оценках сложившегося положения, но скоро его настрой начал эволюционировать в другую сторону. Ободряющими заявлениями, успешно сформированными оргструктурами даже заблаговременно подготовленными транспортными маршрутами сыт не будешь. Между тем на деле США и Великобритания, как бы ни были они абстрактно могущественны, могли дать Поднебесной крайне мало. Стратегическое наступление Японии в регионе Южных морей развивалось стремительно и успешно. В кратчайшие сроки пал Гонконг, начались и шли, мягко говоря, не особенно хорошо для союзников бои на Филиппинах, в Малайе, а затем и Бирме. Поднебесная оставалась изолированной страной. Кроме уже сражавшейся с лета 1941 добровольческой эскадрильи «Летающие тигры» никаких новых подразделений в Китае не перебрасывалось. Поставки по Бирманской дороге шли, и это было весьма ценным подспорьем для НРА, но Чан Кайши ожидал гораздо большего. А уже в феврале 1942 наступление японской 15-й армии поставило под угрозу всю с таким трудом налаженную логистическую сеть. Мало того, что союзники пока ничем всерьёз не поддержали Поднебесную - напротив, оказавшись в кризисе, они сами обратились к Чунцину с просьбой о подмоге. Китайцев попросили направить части НРА в северную Бирму, чтобы помочь разбитым британцам стабилизировать фронт, а также нанести фланговый удар по напирающим частям генерала Ииды.
Логика союзников была следующей. Чан Кайши — главнейший выгодополучатель от функционирования Бирманской дороги. Он обладает существенными свободными резервами (момент их оснащения и качества скромно опустим). Кроме того, китайский диктатор в декабре и январе активно проявлял свою заинтересованность в создании объединённых межсоюзнических координирующих и управляющих органов, способных придать борьбе против Японии подлинно коалиционный характер. Действительно Поднебесная остро нуждалась в этом. Что ж, теперь главкому НРА предлагалось сделать первый ход, в теории позволяющий, постепенно двигаясь по намеченному пути, достигнуть желаемого. Китайцы и британцы будут сражаться совместно! И не беда, что на деле в Лондоне изначально отнеслись к идее привлечения китайских войсковых соединений с большим скепсисом, а смирились с ней лишь под давлением США…
Чан Кайши и гоминдановское правительство отозвались на предложение весьма оперативно. В самом Китае только что (в декабре-январе) отгремело крупное сражение — Третья битва за Чанша, которое окончилось победой НРА, в очередной раз отстоявшей стратегически важный город. Инициировали сражение японцы, стремившиеся сковать китайские силы на то время, что им потребуется для ликвидации гарнизона Гонконга и прочих англосаксонских концессий на территории Поднебесной. Этой цели 11-я армия генерала Анами достигла. Но японцы традиционно «увлеклись». Экспедиционная армия в Китае всё ещё не оставляла надежды увеличить свою роль в рамках нового стратегического плана руководства страны. На фоне успехов южного «Броска тигра» взятие упорно не сдающей Чанши могло если не вернуть сражающимся в Поднебесной соединениям прежний вес, то, по крайней мере, предотвратить их «раздевание» и раздёргивание в пользу региона Южных морей. Общий рисунок сражения оказался очень похож на предыдущую, Вторую битву. Наступающие с большими усилиями и потерями овладели городом, а затем оказались принуждены опять оставить его после контратаки НРА. Разница была в том, что 11-я армия на сей раз в середине января 1942 объективно очутилась на грани разгрома. Японцам удалось выправить положение, и сообщения китайских источников о катастрофических потерях неприятеля в более чем 55 000 человек убитыми и пленными следует считать явным преувеличением. Но всё равно это была важная победа Поднебесной, особенно ценная в моральном и пропагандистском плане.
Собственно, отсюда и корни её настойчивого дополнительного «раздувания». Британские СМИ во второй половине десятых чисел января 1942 выходили с заголовками вроде «В это время, когда на Дальнем Востоке пасмурно, только облака над Чаншей по-настоящему ослепительны ". Это льстило персонально диктатору и существенно укрепило боевой дух ВС Республики, ослабевший на фоне сравнительной пассивности середины-второй половины 1941, когда вместо борьбы с внешним врагом на первый план вновь вышла внутрикитайская братоубийственная склока. Вместе с тем, всё та же Третья битва за Чанша наглядно продемонстрировала критическую нехватку в НРА современных вооружений. Поражение Императорской армии могло бы стать куда более тяжелым, если бы китайцы смогли организовать контрнаступление с нужным темпом, а также имели бы возможность более интенсивно воздействовать на тылы неприятеля. Однако танков и самолётов, необходимых для этого, было крайне мало. Наконец, сохранялась проблема недообученности/неопытности большей части мобилизованных в армию солдат. Тесное взаимодействие с иностранными контингентами могло оказаться чрезвычайно полезным. Резюмируя, появившийся «бирманский вариант» был встречен руководством Китайской Республики с большим энтузиазмом.
В состав экспедиционной войсковой группировки под общим командованием Ло Чжоина вошли 5-я, 6-я и 66-я армии. Не стоит обманываться. В очередной раз повторю, что каждая из «армий» НРА по численности примерно соответствовала японской дивизии, а по части тяжелых вооружений даже несколько уступала ей. Тем не менее, это всё равно была достаточно внушительная сила. Китайцы выдвинулись и перешли границу Бирмы 1 марта 1942 года, после чего начали форсированный марш на юг. К середине месяца, то есть чуть более чем через две недели, части НРА достигли города Таунгу, расположенного в 225 километрах к северу от Рангуна и аж в 573 километрах по прямой от бирмано-китайской границы. С учётом того, что солдаты НРА большую часть маршрута преодолевали пешим порядком, это, несомненно, было выдающееся достижение!
Параллельно шёл процесс постепенного восстановления боеспособности британских сил в Бирме, рассеянных после сражения при Ситанге. Малыми группами прибывали пополнения и подкрепления из Индии.
Подробное рассмотрение боевых действий союзников в Бирме не входит в задачи настоящей работы. Интересующихся автор отсылает к своему труду «Бросок тигра», где даётся пространный обзор всех боевых действий в макрорегионе Южных морей в декабре 1941 и первом полугодии 1942. Если же говорить кратко, то соединённые британско-китайские силы потерпели поражение. Отчасти оно объясняется факторами оперативно-стратегического порядка, а именно высвобождением крупных сил Императорской армии после взятия ею Сингапура. До некоторой степени - несогласованностью действий союзников и инерцией прежних неудач оборонявшихся британцев. Наконец, не следует забывать о сильных сторонах японцев, которые в Бирме (как и в других своих наступлениях южной кампании) проявили расторопность, напористость, умение быстро маневрировать и решать сложные логистические задачи. если на то пошло, то как раз к подразделениям НРА едва ли стоит предъявлять какие-либо претензии. Китайцы дрались весьма достойно - особенно по собственным меркам. Командир 200-й дивизии генерал-майор Дай Аньлан - ветеран битв за Тайручжен и Ухань, погибший в японской засаде 18 мая 1942 - вообще заслуженно стал считаться в Поднебесной национальным героем. На родине гроб с телом отважного командира встречали десятки тысяч скорбящих. И даже с того света Дай Аньлану удалось совершить невозможное — пусть на краткий миг он объединил и примирил Чана Кайши и Мао Цзэдуна. Первый написал посмертно повысил его в звании до генерал-лейтенанта. Второй составил элегию в память о герое.
Тем не менее, к концу апреля китайцы поняли, что участвуют в авантюре без надежды на успех. Командование НРА приняло решение об эвакуации своих людей обратно в Поднебесную. С большими трудностями уцелевшие остатки сил 5-й, 6-й и 66-й армий возвратились в провинцию Юннань. Японцы же продолжали наступать. Генерал-лейтенант Иида отдал своим подчинённым «стоп-приказ» 24 мая 1942 года. К этому времени они контролировали практически всю территорию бывшей британской Бирмы, исключая лишь небольшие участки на крайнем севере колонии. Наступил сезон дождей — и 15-я армия успела до его начала выполнить все поставленные перед нею задачи. В частности - нарушить локтевую связь между Китаем и Британской Индией и де-факто ликвидировать Бирманскую дорогу. В 1942-1943 годах вместо неё будет действовать в ограниченном масштабе так называемая Дорога Ледо или дорога Стилвелла, но в полной мере подменить прежний маршрут она не могла. Только в конце 1944 года Союзники вернули контроль над частью Северной Бирмы, что позволило, несколько видоизменив её, задействовать исходную трассу. Но в конце весны 1942 об этом оставалось только мечтать.
После поражения в Бирме и капитуляции Сингапура Китай на годы превратился во второстепенное стратегическое направление, эдакие антресоли мировой войны, о которых вспоминают в последнюю очередь. Этого не изменил даже Мидуэй. Причин тому было довольно много. Императорская армия Японии и НРА пришли к патовому положению задолго до декабря 1941. В рамках внутренней логики Второй японо-китайской войны для резких кардинальных перемен не имелось почвы. Только фатальное ослабление одной из сторон могло поколебать установившееся в Китае относительное равновесие. И их возможности по сравнению с 1938 или 1939 годами действительно уменьшались - но происходило это равномерно, а главное - пропорционально. Летом 1941 Чунцин по существу лишился советской поддержки, но параллельно Токио принял решение о броске на юг и начал перекидывать туда свои военные ресурсы в ущерб Поднебесной. В тот период, когда НРА страдала от недостатка вооружений, а поставки со стороны англосаксонских держав имели крайне ограниченный объём, Япония всецело делала свою ставку на успешно развивавшееся наступление на Тихом океане. В конце 1942 - начале 1943 количество поступающей в Китай помощи увеличилось, но и японцы, смирившись с парадигмой длительной тотальной войны, дополнительно мобилизовали в рядя ВС новые категории призывников, а также более-менее наладили манёвр силами и средствами между ТВД.
Для империи мощное наращивание давления в Поднебесной имело бы смысл только при условии сравнительно полного высвобождения задействованных там войсковых контингентов. Однако это осталось бы несбыточной мечтой даже в случае краха Чунцинского правительства, которого уже было не так легко добиться. Китай в случае падения режима Чана Кайши погрузился бы хаос, всё равно требующий для налаживания сносно функционирующей администрации большого числа гарнизонов. Никуда не исчезли бы и трудности с извлечением ресурсов и сырья. Главное же: избыточная концентрация на Поднебесной грозила серьёзными проблемами на гораздо более важных фронтах, в частности из-за необходимости переориентации ВПК, ведь нужды Тихоокеанского и Китайского ТВД весьма существенно разнились.
С точки зрения Соединённых Штатов и Великобритании наилучшим, что мог делать Чан Кайши, являлось оттягивание на себя возможно больших сил Императорской армии. Понятно, в случае оказания ему помощи величина сковываемых им японских резервов гипотетически возросла бы. Но логистика поставок была крайне сложной, эффективность НРА как структуры - низкой. Иначе говоря, далеко не всё посланное могло благополучно дойти до адресата, а тем, что китайцы всё же получали, они с точки зрения Вашингтона и Лондона пользовались менее умело, чем сами англосаксы, или некоторые иные потенциальные получатели ленд-лизовских грузов. США и Великобританию устроило бы использование китайской живой силы под собственным контролем, однако на это уже не готов был идти Чан Кайши, понимая, что такой сценарий приведёт к ослаблению его единоличной власти. Да и внутри Поднебесной данная практика определённо не нашла бы понимания. Наконец, англосаксонские державы придерживались в отношении Китая принципа «работает - не вмешивайся». В том виде, в каком ситуация досталась им на исходе 1941, НРА связывала около миллиона штыков. Расшатав более-менее устоявшийся японо-китайский фронт собственным усилием, союзники опасались возможной неудачи армии Республики, которая в пределе грозила привести к тому, что где-нибудь в Бирме станет на 150 или 200 тысяч больше опытных и боеспособных солдат и офицеров противника.
Наконец китайский диктатор был бы рад повысить свою значимость в рамках Антигитлеровской коалиции, но его собственных средств для этого недоставало, а для того, чтобы «прогнуть» под себя союзников, Чан Кайши не имел подходящих рычагов. Он не мог грозить ни выходом из войны, поскольку всем было очевидно, что такой финт стал бы для главкома НРА дорогой в политическое, а почти наверняка и физическое небытие. Обилие американских советников в вооруженных силах не позволяло ему маскировать истинное положение дел, выбивая дополнительную помощь под предлогом якобы серьёзных опасностей, угрожающих целостности фронта. Не менее взвешенные оценки давались такими людьми, как уже упоминавшийся выше генерал Джозеф Стиллуэалл, потенциальным успехам при переходе НРА в широкомасштабное наступление. Самостоятельно же начинать крупные операции на свой страх и риск Чан Кайши не видел смысла. К исходу осени 1942 общий стратегический перевес Антигитлеровской коалиции обозначился достаточно явственно. Китай едва ли мог рассчитывать на некие территориальные приращения по итогам войны и, даже нанеся японцам ряд чувствительных поражений, не сумел бы встать в один ряд с Большой тройкой, вершащей судьбы мира. А значит его интерес заключался в том, чтобы дожить до победы с наименьшими издержками. Единственный раз китайский диктатор попытался выйти на широкую международную арену в ходе Каирской конференции ноября 1943.
Последняя предваряла Тегеран, и главком НРА мог надеяться удачно «продать» себя Рузвельту и Черчиллю перед ожидавшими их в скором будущем трудными переговорами со Сталиным. Но никаких масштабных согласованных решений в Каире выработано не было. В дальнейшем, как известно, Чан Кайши не участвовал ни в Ялте, ни в Потсдаме.
Не следует думать, что ориентация китайского диктатора на ресурсосберегающую политику диктовалась состраданием к тяготам народа. Мы уже неоднократно говорили ранее о безжалостности главкома НРА, приводя конкретные и яркие её примеры. Прежде всего Чан Кайши надеялся скопить и сохранить по итогам войны достаточно военной мощи, чтобы к моменту её завершения стать абсолютно доминирующим в силовом отношении игроком в Поднебесной. И, тем самым, быстро положить предел любым возможным покушениям на созданный им автократический режим. Махом потушить все огоньки иной, Гражданской войны, не дать им вырваться на простор из положения тлеющего торфяного пожара. А его дым в Китае 1942-1945 ощущался более чем отчётливо.
Сравнительная инертность фронта уже сама по себе являлась дополнительным фактором, способствующим активизации внутреннего противоборства. Непрочное согласие между Гоминьданом и КПК приказало долго жить ещё в 1940. Снижение роли СССР в поддержке боеспособности НРА похоронило и его формальные и условные призраки. Мы переходим к разговору об антагонистическом противостоянии Национального правительства Республики с Компартией. При этом есть смысл именно последней уделить особенное внимание, так как положение коммунистов объективно было значительно сложнее. В очередной раз КПК приходилось бороться не только за самоусиление и преумножение власти, но и за выживание, в том числе физическое. Особый пограничный район Шэньси-Ганьсу-Нинся в 1942-1945 существовал в крайне трудных и стеснённых условиях. Но, прежде чем углубиться в данный аспект проблемы, возвратимся немного назад.
Мы довольно много говорили о том, как оценивал международную обстановку, особенно в судьбоносном 1941 году, Чан Кайши. И на что, исходя из этого, возлагал свои надежды. Теперь нам необходимо аналогичным образом проанализировать виды на будущее Мао Цзэдуна.
Заключение в сентябре 1940 Берлинского пакта, в рамках которого империя Восходящего солнца становилась союзником Третьего Рейха, резко увеличило вероятность превращения японо-китайской войны в элемент глобального вооруженного противоборства. Либо столь же всеобъемлющего соглашения между СССР и лидером фашистско-экспансионистского блока, которое японцам придётся принять. Иными словами, если Москве удастся прийти к компромиссу с Берлином, то Поднебесная тоже окажется затронута комплексом их основополагающих договорённостей. А если нет, то Советский Союз, конечно же, будет сражаться со всеми государствами-подписантами Берлинского пакта. Так положение виделось из Яньани на рубеже 1940-1941 - и в этом контексте сохранение иллюзии существования Единого фронта, невзирая на агрессивные и по сути предательские действия Гоминьдана, имело смысл. Но вот в апреле заключается договор о взаимном нейтралитете между Москвой и Токио. Параллельно по линии ИККИ китайские коммунисты непрерывно получают сигналы: нужно даже ценой уступок продолжать взаимодействовать с диктатором в том духе, который установился после Сианьского инцидента. Это вполне укладывается в концепцию Большого соглашения, где СССР важно продемонстрировать своим визави из Германии хотя бы иллюзию сплочённости сил сопротивления японской агрессии в Поднебесной. Доходят до КПК и отрывочные сведения о подготовке Японии к широкомасштабным операциям на южном стратегическом направлении, то есть против англосаксонских держав и их союзников. Неужели империя решится на подобное не закрыв китайский вопрос, или, как минимум, не заморозив накрепко текущее положение на фронте через договорённости с третьими странами - гарантами стабилизации? Но тут ударом молнии - 22 июня 1941. И мгновенно положение Компартии Китая становится крайне сложным.
Во-первых, КПК отныне лишена помощи и поддержки со стороны СССР. И речь не только о военных поставках как таковых - из них и раньше до 8-й армии доходило немного. Прежде всего роль Советского Союза в поддержании боеспособности НРА на позволяла Чану Кайши переступать определённые красные линии. Он мог совершать акты на подобие удара по Новой 4-й армии, да. Но не уничтожить Особый район вообще. Теперь любой чрезмерно резкий жест коммунистов - даже направленный против Императорской армии - грозил стать спусковым крючком, триггером, способным обрушить на коммунистов страшную лавину. Во-вторых, стратегически возможное крушение СССР, а в него летом 1941 было нетрудно поверить, означало, что прежде вполне рабочая ставка на затяжную войну, где Китай рассчитывал в конечном счёте «пересидеть» Японию, превращалась в битую карту. Если Советский Союз падёт, Токио так или иначе обретёт контроль над Приморьем и Восточной Сибирью. Установит локтевую связь с чрезвычайно могущественным и ещё не терпевшим сколь-либо серьёзных поражений союзником. Изоляция Поднебесной, особенно если вермахт сумеет прорваться на Ближний Восток, имея в прицеле Британскую Индию, приобретёт тотальный характер. По некоторым свидетельствам - о них мы ещё скажем ниже - Мао Цзэдун в начале осени 1941 считал наиболее вероятным именно этот крайне мрачный сценарий. И готовился переориентировать партию на ультразатяжную народную войну с преимущественно подпольно-партизанской, полуавтономной моделью действий. Мало того, зная, что китайские коммунисты накопили тут самый большой опыт, он не без некоторых оснований полагал: от них будет в первую очередь зависеть судьба антифашистского сопротивления народов всей Евразии, а то и планеты.
Звучит очень громко, не так ли? Но обратимся к фактам. С одной стороны осенью 1941 КПК и её реальный лидер уверенно и быстро отходят от следования генеральной линии Коминтерна и, хотя их материальное положение ничуть не улучшилось, начинают позиционировать себя как едва ли не равноправные партнёры Москвы, далеко не всегда готовые следовать её советам. С другой Мао вкладывает большую часть свободных ресурсов в укрепление Главного управления по социальным вопросам (Шихуэйбу) КПК. Не следует обманываться названием - под этой вывеской скрывалась разведка и контрразведка партии. Во главе с весьма близко сходящимся в данный период с Великим Кормчим Кан Шэном (ни кто иной, как последний, познакомил Мао Цзэдуна с его будущей женой Цзян Цин), Шихуэйбу приступает к беспощадной зачистке всех ненадёжных и не вполне лояльных кадров, приуготовляя КПК к ожидаемому переходу на нелегальное подпольное положение.
Отдельные элементы нового видения находят своё отражение даже в печати. Осенью 1941 маоисты утверждали, что защита Китая является главной задачей всего человечества. Газета «Цзефан жибао» в октябре месяце прямым текстом писала, что: «китайской нации принадлежит главная роль в руководстве угнетенными нациями мира». Последнее можно бы было списать на риторические приёмы пропаганды, хотя прежде Компартия отнюдь не позволяла себе таких крупных вольностей ради «красного словца». Только существуют ведь, вдобавок, свидетельства непосредственных наблюдателей. Например генерала Чуйкова.
Василий Иванович, о чём уже упоминалось ранее, с декабря 1940 занимал должность военного атташе в Китае и главного военного советника при НРА. Разумеется, пускай преимущественно работая в Чунцине, активно взаимодействовал он и с КПК. Герой Сталинграда и маршал Советского Союза оставил описания китайского периода своей биографии сразу в нескольких трудах, но прежде всего в книге, так и называющейся - «Миссия в Китае». Что особенно ценно, в ней автор не только излагает эдакую хронику-летопись своих трудовых будней в Поднебесной, но и стремится давать читателю обобщённую панораму условий, в которых ему приходилось принимать те или иные решения. Важно, правда, сделать одну оговорку. Следует помнить, что мемуары В.И. Чуйкова о его службе в Китае были изданы в 1983 году уже после смерти автора, а готовились, соответственно, раньше - на рубеже 1970-1980. Наиболее острый период противоречий между СССР и КНР к этому моменту ушёл в прошлое, однако отношения двух стран ещё оставались по-прежнему сдержанными. Соответственно в политических оценках Чуйков (или тот, кто редактировал его текст) довольно тенденциозен. Но сами факты Василий Иванович - непосредственный участник событий и талантливый офицер с аналитическим умом - выявлял весьма точно. Кроме того, на Чуйкова в бытность последнего военным советником трудился довольно разветвлённый аппарат дипломатов и спецслужбистов. Держа это в голове, обратимся к его наблюдениям.
…Какую же позицию в этот период (после нападения Германии на СССР авт.) занимали Мао Цзэдун и его окружение?
Забегая несколько вперед, скажу, что осенью 1941 г., когда Советский Союз переживал очень тяжелый период, когда враг подходил к Москве, а Квантунская армия была приведена в полную боевую готовность для нападения на Советский Союз, Мао Цзэдун, вместо того чтобы сковать военными действиями в Северном Китае японские войска и тем самым помочь нашей стране, распространял утверждения о неизбежности поражения Советского Союза.
…Когда гитлеровцы подходили к Москве, Мао Цзэдун высказался за отвод Красной Армии на восток, за Урал, за ведение против фашистов партизанской войны по примеру китайцев.
Вообще Чуйков довольно много пишет об охлаждении руководства КПК к идее Единого фронта, перестройке и переориентации Компартии осенью 1941. Упоминает он и выступление самого Мао Цзэдуна в ноябре 1941 в партийной школе в Яньане. Там Великий Кормчий так расставил приоритеты:
«10% — на борьбу с японцами, 20% — на борьбу с гоминьданом и 70% — на рост своих сил».
Из этих и других наблюдений Чуйков делает в книге следующий вывод:
..И Чан Кайши и Мао Цзэдун, каждый по-своему, преследовали корыстные, эгоистические цели в политике, по-прежнему пренебрегая высшими интересами национально-освободительной борьбы, которую вел парод Китая.
Представляется, что здесь маршал Советского Союза всё-таки далёк от истины. Изначальная инициатива разрушения единого фронта однозначно принадлежала главкому НРА - и им же был сделан наиболее важный и решительный ход. Конечно, между китайским диктатором гоминьдановской эпохи и будущим Председателем КНР можно проводить определённые параллели. Мао Цзэдун стремился к власти, ценил её и умел быть довольно жестким в борьбе за лидерство (хотя с точки зрения автора настоящей работы до жестокости Чана Кайши ему тут всё же весьма далеко). Но вот кем Великий Кормчий точно не являлся, так это корыстным эгоистом. Одна только эпопея Великого похода, где он рисковал наравне со всеми, служит тому ярким и убедительным доказательством. Впрочем, суть вообще в другом. Официоз СССР конца 1970-х стремился изобразить «оппортуниста» Мао в чёрном цвете, уравнять вождя Компартии Китая с его противниками - тут всё довольно прозрачно. Гораздо интереснее мимоходом и без специального акцента отмечаемое Чуйковым предложение об отходе РККА за Урал и переориентации её на методы борьбы китайской Красной армии. Когда именно оно прозвучало, установить едва ли возможно. Но нет никаких сомнений в том, что советский военный атташе его не выдумал.
В конце января 1942 Василий Иванович после удовлетворения одно из своих многочисленных рапортов о переводе в действующую армию, получает разрешения вернуться в Союз. В первых числах февраля самолёт с Чуйковым на борту приземляется в Алма-Ате, а вскоре он получил назначение командующим Первой резервной армией, которая дислоцировалась в районе Тулы и Рязани. При этом в декабре-январе Василий Иванович почти постоянно находился в Чуницине, с руководством КПК взаимодействовал мало - во временной столице Поднебесной оставался и продолжал работать Чжоу Эньлай, но его влияние катастрофически упало, а контакты с Яньанью сделались такими редкими и ограниченными, что ему пришлось изыскивать средства для сохранения аппарата «представительства 8-й армии» через добровольные пожертвования. Соответственно Чуйков не застал тех перемен, которые произвели в стратегии Мао вступление в войну США и победа СССР в Битве за Москву. Между тем, они были - и в очередной раз весьма важные.
Прежде всего в начале 1942 года фактический лидер Компартии Китая вновь поверил в возможность (и неизбежность) победы Советского Союза в частности и Антигитлеровской коалиции/Объединённых наций вообще. Во-вторых, он весьма трезво и точно определил место Поднебесной в новой конфигурации войны как тех самых её «антресолей». И сделал из этого корректные выводы. Наконец, Мао нашёл в себе волю, смелость и организаторские таланты, достаточные для того, чтобы, опять перекладывая курс партийного корабля, не только не упустить из рук штурвал, но дополнительно упрочить собственное положение в КПК.
Попробуем проследить логику Великого Кормчего. Зимой 1942 полноценное воссоздание Единого фронта было вещью немыслимой - Чан Кайши никогда бы на него не пошёл. До весенних бирманских разочарований оставалось ещё несколько месяцев, так что главком НРА, да и не он один, был убеждён, что скоро ВС Национального правительства начнут укрепляться благодаря поставкам новых, англосаксонских союзников Поднебесной. Как и прежде, диктатор будет распоряжаться распределением поступивших ресурсов единолично - и, естественно, не даст коммунистам ничего. При этом, если прежде, когда главным донором выступал СССР, иностранные советники сдерживали агрессивные устремления Чана Кайши в отношении Компартии, то англо-американцы в лучшем случае будут смотреть на них сквозь пальцы. А то и подзуживать диктатора. Отделенная незримой стеной от остальной НРА, 8-я армия/ВС КПК не могла надеяться организовать наступательную операцию стратегического масштаба, способную поколебать чаши весов китайской политики, или, тем более, совершенно разгромить японцев в Поднебесной. Соответственно, даже в случае локального успеха, атакуя Компартия будет невосполнимо тратить свои ограниченные материальные ресурсы и одномоментно провоцировать удар ревнивого и априори негативно настроенного Чунцина. Вместе с тем бездействие в ожидании решающих побед Антигитлеровской коалиции на других фронтах тоже чревато. Из японо-китайской КПК почти сразу выйдет в продолжение Большой гражданской войны с минимальной паузой, или вообще без неё. В чисто военном отношении НРА гораздо многочисленнее и мощнее. Она, так или иначе, получит определённые объёмы вооружение от англосаксов, за ней пусть слабая по меркам держав-лидеров Объединённых наций, но несравненно более сильная, чем у коммунистов, индустриальная база. Единственная надежда Компартии - массовая поддержка низов, моральный авторитет, твёрдая дисциплина актива и его заряженность на борьбу. Всё это пассивность будет постепенно подтачивать и сводить на нет. КПК не имеет в глазах населения морального права самоустраниться от борьбы с оккупантами - каковы бы ни оказались сопутствующие условия.
Что делать?
Мао вырабатывает доктрину в рамках которой Компартия в 1942-1945 годах придерживается тонкого баланса между активностью и осторожностью. Взаимодействуя с Чунцином по тем вопросам, что непосредственно касаются прерогатив Национального правительства, КПК работает очень мягко. 8-я армия, не предпринимает никаких операций без указания вышестоящего командования НРА. Особый район Шэньси-Нинся формально признаёт власть гоминьдановского режима. Единый фронт делается фигурой умолчания - Чана Кайши почти не критикуют за явные отступления от его духа и буквы, одновременно со своей стороны также не объявляя старые соглашения ничтожными. Коммунисты не пытаются экспроприировать какие-либо ресурсы на территориях Национального правительства, хотя Особый район живёт в условия негласной блокады и перманентно находится под угрозой совершенно буквального голода. От Чана Кайши не пытаются добиться выделения каких-либо финансовых средств, изыскивая их в любых мыслимых альтернативных источниках (есть информация, что в 1942-1944 годах КПК занималась даже выращиванием и продажей опиума).
Зато за линией фронта коммунисты больше ни на кого не оглядываются. Левое партизанское движение окончательно отрывается от всякого контроля со стороны Чунцина, пускай условного. А ещё - приобретает в силу этого те острые социально-классовые черты, которые в конце 1930-х Компартия старалась отчасти скрывать. В своих зонах контроля красные партизаны воплощают в жизнь весь комплекс социалистических преобразований в их маоистской трактовке, причём вовлекаемым в процесс крестьянским массам дают понять, что перемены в их жизни и быту не закончатся с уходом армии агрессора.
Вообще именно в 1942 году, хотя, казалось бы, период не самый подходящий, Мао много занимается теоретическими проблемами и завершает формулирование собственного извода марксизма с китайской спецификой. Стержневым элементом классики является концепция диктатуры пролетариата. Именно этот класс, ниспровергая эксплуатирующего его буржуазию, становится новым гегемоном и перестраивает общество на началах равенства. Уже Ленин столкнулся с той проблемой, что активными, а порой ключевыми участниками революционных событий зачастую были представители социальных страт, к пролетариату не относящихся, но проникнутых духом социализма. В первую очередь речь идёт о крестьянстве, которое, обладая землей, хотя бы в самых незначительных объёмах, имеет, таким образом, в своих руках средства производства. В СССР острота противоречия снималась тем, что общее руководство страной осуществлялось пролетарской социал-демократической партией, которая умело нивелировала частно-собственнические аспекты желаемого большинством населения «черного передела», сохраняя командные высоты в экономике. Постепенно урбанизация с одной стороны и общая перестройка хозяйства на обобществленных и плановых началах с другой стороны свели грозное противоречие на нет. Хотя, отметим, именно с ним были связаны многие наиболее опасные элементы советской политической и экономической жизни 1920-х: борьба за хлеб и цены на него, рост влияния кулачества, сложности и перегибы в процессе коллективизации. В Китае Мао ещё не взял власть, чтобы строить социализм. Напротив, практику создания более справедливой системы общественных отношений он собирался превратить в своё самое мощное оружие в схватке за политическое преобладание в Поднебесной. Но осуществлялась она крестьянами и без понимания необходимости формирования в будущем цельного народно-хозяйственного механизма. Иначе говоря, да, в тех случаях, когда при помощи партизан с винтовкой селянам удавалось прогнать местных землевладельцев, перенарезать по справедливости наделы и организовать подобие коммунального общежития, их быт претерпевал глубокие позитивные изменения. Жить становилось и лучше, и веселее. Да только в масштабах страны на столь худосочной базе новый социум не построишь. И без того недоразвитая городская индустрия захиреет из-за отсутствия притока рабочей силы, массы мельчайших товаропроизводителей не дадут достаточно прибавочного продукта для рывка вперёд ввиду крайней неэффективности своего способа хозяйствования.
Маоизм доктринально вводит для выходящих из колониальной зависимости отсталых стран подобие НЭПа - этап Новой демократии, характеризующийся развитием капиталистического сектора наравне с социалистическим при упоре на последний и постепенным давлением на первый с его сокращением. Вместо классовой диктатуры пролетариата господствует союз всех революционных и демократических сил (пролетариат, крестьянство, мелкая буржуазия, национальная буржуазия). Гипотетически пролетарии всё равно должны занимать в нём ведущее положение. В перспективе. Но есть нюанс. Сокрушая своих врагов, концентрирующихся в городах, действиями извне в стиле партизанской герильи вместо единовременного массового восстания, революционные силы будут с неизбежностью сводить на нет те хозяйственные связи и общественные отношения, которые и делают возможным существование наёмных рабочих. И последних некоторое время будет становиться всё меньше и меньше. Только потом, уже после разгрома компрадоров, процесс может быть обращён вспять. До этих пор объективно сплачивает новодеократический союз и руководит народной войной партия. Но способна ли она это делать грамотно и без фатальных уклонов в ту или иную сторону, оторванная от необходимой классовой основы? Проще говоря, если большинство активистов составляют крестьяне, то и революцию они станут делать крестьянскую. Особенно когда их исходным побудительным мотивом вовлечения в процесс служат локальные перемены на местах. Мао говорит - да, такое возможно. Но только с постоянной опорой на практику. Любые отвлеченные теоретические построения при незавершенной пролетаризации и индустриализации оказываются волюнтаристскими и грозят распадом на изолированные островки всей экономической жизни. Или рассыпанием на части самой партии, если она ещё не взяла власть. Что же требуется? Постоянно обобщать опыт низов, выявлять и учитывать линию масс. Лучше всего об этом написал сам Мао:
Это значит: суммировать мнения масс (разрозненные и бессистемные) и снова нести их (обобщённые и систематизированные в результате изучения) в массы, пропагандировать и разъяснять их, делать их идеями самих масс, чтобы массы отстаивали эти идеи и претворяли их в действия; вместе с тем на действиях масс проверять правильность этих идей. Затем нужно вновь суммировать мнения масс и вновь нести их в массы, чтобы массы их отстаивали,— и так без конца. С каждым разом эти идеи будут становиться всё более правильными, более жизненными, более полноценными. Этому учит марксистская теория познания.
Что это означает практически? Открытость - до определённого предела - экспериментам и инициативе. Непредрешенность на тактическом уровне тех путей, по которым будет развиваться революционный процесс. Готовность дозволять в рамках партии активную критику и самокритику в той мере, в которой она не касается некоторых основополагающих фундаментальных элементов. Впоследствии эти особенности останутся с маоизмом на долгие годы и превратятся в, возможно, самую яркую его черту. На этой почве вырастут в свой черёд и «Сто цветов», и концепция «Огня по штабам», и кампании эры Культурной революции. Маоизм многократно противопоставлял энтузиазм, честность и опыт занимающихся конкретной работой низов начетничеству, лицемерию и оторванности от жизни стремящихся обособиться в самостоятельную номенклатуру бюрократических верхов партии и государства. Или, как минимум, соответствующим образом подавал блюда китайской политической кухни. А корни - здесь, в теоретических построениях Мао начала 1940-х.
В контексте задач 1942 года Великий Кормчий изыскивал способы достижения двух взаимосвязанных целей. Ему требовалось создать такую КПК, которая не расколется на десятки фракций в случае обезглавливающего удара НРА по Особому району даже будучи разобщённой географически, рассеченной на изолированные друг от друга партизанские отряды. А с другой стороны будет достаточно гибкой и чуткой, чтобы не сковывать своим контролем работающих непосредственно на «почве» организаторов и агитаторов, «творчески развивающих» марксизм, втягивая в свои структуры самых разных людей. И тех, кто в первую очередь стремится сражаться против японцев. И тех, кому важен лишь «черный передел» в родной округе. И тех, кого в условиях тотальной неопределённости личного будущего привлекает транслируемый коммунистами идеал солидарности. И, конечно, идейных строителей нового мира.
Удивительно, но имея в свои руках совсем маленький пряник - поощрять лояльные кадры было откровенно нечем - и далеко не везде достающий кнут, Мао добился своего. Свою роль, конечно, тут сыграло ослабление внешнего контроля над партией. В условиях ВОВ руководство мировым коммунистическим движением из Москвы стало куда менее плотным. А 15 мая 1943, как известно, Коминтерн и вовсе был упразднён - в первую очередь чтобы устранить преграды на пути взаимодействия СССР с его англосаксонскими союзниками. Впрочем, вероятно, Мао Цзэдун достиг бы цели в любом случае, только с несколько большими трудностями и проволочками. Слишком уж твёрдо он уже удерживал к 1940-м в своих руках рычаги управления.
В основном необходимые мероприятия были проведены в рамках кампании Чжэнфэн или Упорядочивания стиля. У нас о ней пишут практически исключительно в том ключе, что Великий Кормчий укреплял де личную власть и закладывал основы собственного культа. Действительно Мао Цзэдун ещё более нарастил свой авторитет и юридически закрепил лидерство, став 20 марта 1943 председателем Политбюро ЦК КПК, то есть формальным главой партии. К 1945 году «пропишется» в уставных документах китайских коммунистов и маоизм как учение. Но кампания Чжэнфэн этим отнюдь не исчерпывается. Были в ней свои забавные моменты - так, немало внимания уделялось на первых порах литературному стилю составления документов. Из-за этого доводилось автору настоящего труда читать преисполненные иронии пассажи о том, как орфографические ошибки якобы приравнивались к пособничеству японским оккупантам. Только уже в этой части можно хорошо разглядеть суть, например, в названии такой лекции Мао в партийной школе ЦК КПК, как «Против стереотипов в партийных документах». Не в описках и кондовых выражениях дело. А в том, что сверху вниз спускаются идеологические клише, лишь условно связанные с нуждами конкретной задачи. Чжэнфэн - это про такую совершенно нешуточную вещь, как несоответствие административного стиля управленцев нуждам управляемых. И тут кампания жестко увязывалась с теоретическими новациями маоизма.
Схема же была следующей. Сперва Мао говорил не называя имён о необходимости совершенствования стиля партработы. Затем снизу на тех или иных деятелей начинают поступать жалобы, что они этого делать не желают. Отбиться от них сходу трудно, поскольку для этого надо продемонстрировать некие чётко считываемые извне изменения. Начинается разбирательство, где постепенно из разных низовых источников поступают всё новые указания на те или иные недочёты в работе. Каждый из них сам по себе не особенно страшен, но ключевое - массовость. После того, как набирается критическая величина жалоб, в дело вмешивается Шэхуэйбу - тут то и звучит пресловутый вопрос: а не намеренно ли вы, товарищ, начали вредить революционному делу? Оправдаться можно - но только в контексте признания отрыва от масс, до которых не были должным образом доведены и разъяснены возможно вполне правильные решения партийного начальства. Поскольку плох управленческий стиль. К инициативам практиков необходимо прислушиваться, хотя бы и поправляя их. Никакие обобщенные познания и длительный стаж не дают оснований для того, чтобы просто отмахиваться от воплощаемой в действии воли масс. Сам же Мао поддерживает большинство обвинённых при условии их перековки. Устраняется лишь очень небольшое количество самых непонятливых и косных руководителей, а в завершении кампании через те же процедуры проходят и основные исполнители, в первую очередь Кан Шэн, на которых возлагается вина за допущенные перегибы. Тем самым попутно Чжэнфэн позволила с толком «утилизировать» средства, направленные на укрепление Шэхуэйбу осенью 1941 с её пессимистическим настроем.
Завершая эту тему, хотелось бы вновь процитировать самого Мао - из его прямой речи и чётких формулировок многое становится понятнее. Так Великий Кормчий запустил кампанию по Совершенствованию стиля 1 февраля 1942:
До сих пор у нас ещё немало таких людей, которые рассматривают отдельные формулировки, взятые из марксистско-ленинской литературы, как готовую чудодейственную панацею, полагая, что достаточно её приобрести, чтобы без всякого труда излечивать все болезни. Это — невежество людей незрелых. Среди таких людей мы должны вести просветительную работу. Всякий, кто рассматривает марксизм-ленинизм как религиозную догму, является именно таким невежественным человеком. Такому нужно прямо сказать — твоя догма ни на что не годится. Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин неоднократно повторяли, что их учение не догма, а руководство к действию. Догматики же как нарочно забывают это важнейшее положение. Китайские коммунисты лишь в том случае смогут считать, что они осуществляют соединение теории с практикой, если они сумеют, исходя из марксистско-ленинских позиций и применяя марксистско-ленинский подход и метод, умело пользуясь учением Ленина — Сталина о китайской революции, сделать шаг вперёд и на основе серьёзного изучения истории и революционной действительности Китая создать во всех областях теоретические труды, отвечающие потребностям Китая. Можно хоть сто лет на словах проповедовать соединение теории с практикой, но если не связывать теорию с практикой на деле, то от такой проповеди никакой пользы не будет. Ведя борьбу против субъективного, однобокого подхода, мы должны разбить догматизм с его субъективностью и однобокостью.
Вернёмся от общих положений, касающихся существования и деятельности КПК в 1942-1945, к судьбе Особого района Шэньси-Нинся. Пусть маленький, он был домом для 1,5-2 миллионов местных жителей и перебравшихся туда членов Компартии (к слову, всего в Китае в неё к 1942 году входило около 800 000 членов). Крепость коммунистов Поднебесной, их витрина перед лицом нации, он жил в перманентном напряженном ожидании атаки врага - будь то японцы, или внутренние противники КПК. О том, как это выглядело для стороннего наблюдателя, можно узнать из воспоминаний журналиста, дипломата и офицера Разведупра РККА Петра Парфеновича Власова.
Впервые как корреспондент ТАСС он въехал в Китай ещё в 1938 - и с небольшими перерывами работал там под этим прикрытием до ноября 1945. Позднее в 1948-1951 Власов будет генеральным консулом СССР в Шанхае. При жизни скончавшийся в 1952 году Петр Парфенович не публиковал каких-либо мемуаров, но позднее сын покойного - известный советский тяжелоатлет и олимпийский чемпион Юрий Власов издал книгу «Особый район Китая 1942-1945». Последняя имеет формат дневника, хотя к личным записям Петра Власова в ней примешаны выдержки из его отчётов, направлявшихся в Москву, и некоторых других источников. Работа над книгой велась с разрешения и под контролем тогдашнего руководителя КГБ СССР Юрия Андропова. В этом одновременно её сильная и слабая стороны. Стали достоянием гласности многие вещи, которые иначе оставались бы закрытыми в недрах служебных архивов, но с другой стороны в тексте кое-где имеются намеренные приписки и искажения, а вычленить исходник-оригинал авторства Петра Парфеновича практически невозможно. Так или иначе, представляется не лишенным смысла опереться на «Особый район» в контексте нашего дальнейшего повествования и привести с комментариями некоторые цитаты из данной работы.
Как уже говорилось выше, в своём изначальном виде она представляет собой личный дневник, а потому содержит довольно много индивидуальных оценок и переживаний П.П. Власова. Он постоянно думает о той грандиозной борьбе, которую ведёт его Родина, пытается следить за обстановкой на советско-германском фронте, вспоминает о семье, друзьях и коллегах, случаях из своего прошлого. Вне всяких сомнений, та более чем понятная досада из-за невозможности лично сражаться с вторгшимися в СССР фашистами, которую испытывал составитель дневника, легшего в основу «Особого района», существенно влияла на его мнение относительно китайских дел. Товарищ Власов стремится восстановить взаимодействие и единство КПК и Национального правительства в рамках Единого фронта, негодует на бездеятельность 8-й армии - и всё это тесно увязано в сознании советского разведчика-военкора с перманентным страхом: если Японию не сковывать теснее в Поднебесной, она нанесёт удар из Маньчжурии по Дальнему Востоку и Сибири. Солидный объём текста «Особого района» посвящён военным приготовлениям Квантунской армии, какими они виделись из Яньани. Влияют на позицию Власова те установки и вводные, которые были получены им ещё до отъезда по линии Коминтерна в ходе бесед с кадрами ИККИ, включая персонально Димитрова. Ну а порой Петра Парфеновича просто раздражает китайская неустроенность: антисанитария и грязь, патриархальные нравы а то и внешний вид и манеры некоторых собеседников. Власов упорно пытается разобраться в сущности кампании Чжэнфэн, чувствуя, что та имеет большое значение для будущего Компартии Китая. Но, как представляется автору настоящей работы, всё-таки не понимает её в полной мере и до конца. Для Власова она есть нечто среднее между ревизионистским опрощением марксизма и следствием недостатков Мао Цзэдуна как человека и политика. Постепенно Петр Парфенович всё сильнее разочаровывается в кадрах КПК. Впрочем, не будем забывать о времени появления «Особого района» и обстоятельствах публикации книги.
Что представляет несомненный интерес, так это описания жизни, быта, общественных и экономических отношений. Например, уже в первых майских записях можно прочитать немало интересного о Яньани - или том, во что она превратилась к концу весны 1942.
12 мая 1942. …В лёссовых склонах гор сотни пещер — жилища студентов, бывших горожан, военных и партийных работников. Крестьянское население округи тоже отчасти обитает в лёссовых пещерах. С позволения хозяина заглянул в одну из них. Во всю длину пещеры — кан, который зимой и в холодные дни нагревается дымоходом от очага. Рядом с пещерой носились чем-то напуганные свиньи. Они черны, худы и проворны, как собаки. Их отвислые чрева едва не тащатся по земле.
Почвы — желтый лёсс, мягкий, как пудра. На дорогах и тропинках лёсс довольно плотен...
14 мая 1942. …Яньани как города, собственно, нет — только руины. Среди руин — ровненькие улочки, очищенные от щебня. Японцы разбомбили Яньань в 1940 году. Сохранились лишь городская стена и несколько домов. Один из них — солидный каменный дом — банк Особого района. Председатель правления банка — Ли Фучунь. В обороте банкноты — бяньби, красненькие бумажки, похожие на игральные карты.
…Кое-кто еще ютится в городе, сложив в развалинах сараюшки, но в основном город заброшен. За Южными воротами жители отрыли сотни пещер. В самой долине — лавчонки, хибарки и новый рынок — Синьшичан.
Городская стена высотой около 8 метров и шириной до полутора метров. В расщелинах и выбоинах зубчатой стены гнездятся ласточки. Городские ворота в традиционно китайском стиле, наиболее привлекательные — Южные.
В окрестностях Яньани почти нет прежних городских жителей. Население в основном из пришлых.
Наряду с прочими, в пещере жил и сам Мао Цзэдун. Выглядела она так:
Жилище Мао Цзэдуна — это две смежные пещеры, добротно обшитые тёсом. В глубине пещеры — письменный стол. На столе несколько книг, кипа бумаг, свечи. Пол выложен кирпичом.
Весьма любопытен фрагмент записи от 14 мая, где идёт речь о национальном вопросе:
До соединения в Шэньси основных вооруженных сил КПК в 1935 году там уже существовал советский район, возглавляемый коммунистами Лю Чжи-данем и Гао Ганом.
Лю Чжи-дань погиб в 1936 году в бою с гоминьдановцами.
Сейчас Гао Ган — ответственный секретарь Северо-Западного бюро ЦК КПК; одновременно партией ему поручено и разрешение сложных национальных вопросов в Особом районе.
В Китае свыше 50 некитайских национальностей численностью в несколько десятков миллионов человек. Это делает особенно важной национальную политику КПК.
Веками в провинциях Особого района происходили кровавые столкновения различных национальных и религиозных групп. С незапамятных времен мусульмане расселялись из Синьцзяна. Путь к расселению лежал через Ганьсу. Мусульмане ассимилировались с китайцами. И эта ассимилированная часть населения издавна прозывается дунганами, или иначе — китайскими мусульманами. Их число во всем Китае до войны составляло около восьми миллионов, в Шэньси — свыше миллиона. Немало в провинциях Особого района и монголов. Особенно в Нинся, где они составляют большинство населения. В Ганьсу проживают и тибетцы.
По рассказам Южина (коллега Власова авт.), между китайцами и дунганами до последнего времени затевались вооруженные стычки. И те и другие проявляли крайнюю жестокость.
У Гао Гана богатый опыт и знание национально-религиозного быта различных этнических групп и их взаимоотношений. После 1935 года он практически сумел свести на нет националистическую и религиозную рознь в провинциях Особого района. В этом его несомненная заслуга перед КПК.
Действительно китайских коммунистов при относительной этнической однородности Поднебесной угораздило по итогам Великого похода укрепиться в регионе, где, помимо ханьцев, проживало немало представителей других народностей. И именно в годы войны в существенной мере обкатывались те принципы национальной политики, которые сыграют большую роль в успехах Компартии на завершающем этапе Большой гражданской.
Но возвратимся к описанию условий Особого района.
17 мая 1942. Орлов (военврач, коллега Власова авт.) подробно рассказал о госпитале, где ему предстоит работать. Госпиталь — это скопище пещер. В каждой пещере — до шести больных. Операционная — тоже пещера. В пещерах тесно, грязно, а по словам обслуживающего персонала, и холодно зимой. Отопление — примитивные жаровни с древесными углями.
Белья и постельных принадлежностей нет. Диеты для больных нет. Лишь особо тяжелых больных подкармливают молоком.
Дезинфекции белья нет. Раненых и больных заедают паразиты. Нет бани и душа.
В палатах тучи мух, вонь и запахи гниения. Не хватает грелок и термометров.
Петр Парфенович, опираясь на мнение Орлова, считает, что виной всему не столько бедность и неустроенность, сколько халатность и дезорганизация. Трудно сейчас сказать, насколько такая позиция объективна. Но, так или иначе, тяготы жизни в Особом районе приведённое выше описание демонстрирует более чем наглядно.
Из описания Яньани какой она была весной 1942, можно составить себе представление о степени ничтожности той производственной базы, которая находилась в распоряжении КПК. Основой экономики Особого района являлось сельское хозяйство. Не только местные селяне, но и партийные кадры на постоянной основе занимались крестьянским трудом. Власов описывает это так:
20 июня 1942. Почвы провинций Особого района — плодороднейшие лёссовые отложения. Внизу, в пойме рек — царство заливных полей. Зеленеют плантации чумизы (чумиза или «чёрный рис» - распространённая в Китае кормовая и зерновая злаковая культура авт.), овощей, винограда. Каждый росток выхожен, обласкан крестьянскими руками. Трудолюбие китайца — замечательная национальная черта.
Стрелки лука утром прижимают к земле и засыпают лёссом, дабы не опалило горное солнце. Почвы обильно удобрены, сорняки вырваны.
Капуста растет не кочаном, а развернутыми листьями вверх. Огурцы, как виноград, вьются по шестам. Сами плоды узкие, длинные, с мелкими зернами.
На плоских вершинах гор пасутся стада.
Тем не менее, даже продовольствие было в Особом районе дефицитом. Ещё в 1939 году, хотя формально никто не устанавливал подобия военного коммунизма и не запрещал товарно-денежные отношения, пришлось ввести систему централизованного распределения благ. Власов традиционно отзывается о ней критически:
27 июля 1942. …Край разорен, меры по улучшению сельского хозяйства в Особом районе эффекта не дают. Торговля в упадке...
Проехал по району из края в край, видел запущенные размытые дороги, разрушенные мосты, покинутые деревни, а ведь сюда японцы и носа не совали.
Воспитательная работа с населением поручена малограмотным людям.
Харчи кадровых фронтовых частей 8-й НРА — чумиза на воде два раза в сутки.
Последние годы население Особого района на пайке. Фактически уже много лет люди живут впроголодь. В пещерах нет мышей — давно съедены...
Фронтовые районы не получают из Яньани никакой экономической помощи. И везде и во всем, как и в Яньани, безобразная медлительность.
В своих августовских заметках Петр Парфенович даёт более подробную информацию:
2 августа 1942. …Служащим, рабочим, учащимся, военным зарплата выдается обмундированием и продуктами.
В воинских частях в день на человека отпускается 1,5 цзиня (1 цзинь равен примерно 0,5-06 кг авт.) чумизы. В учреждениях и учебных заведениях — 1 цзинь и 3 ляна.
На каждого учащегося и служащего в год выдается пара нижнего белья, пара летнего и пара зимнего обмундирования. На бойца норма чуть больше.
Официально в месяц каждому полагается три фунта мяса, 16 лянов масла, фунт соли, 260 местных долларов на покупку приправ к пище.
Но это лишь официальные нормы. В действительности — чумиза на воде два раза в сутки.
Отмечу в качестве ремарки: Власов - или, возможно, авторы-составители «Особого района», трудившиеся над книгой в 1970-х - настроены поразительно критично. Петру Парфеновичу не нравится в Яньани решительно всё: люди, обстановка, политический курс и повседневный обиход. Он убеждён, что находится под непрерывным наблюдением орды шпионов и соглядатаев, подозревает целый ряд высокопоставленных лиц в тайном сговоре с японцами, то и дело, хотя буквально все окружающие заверяют его в дружественном расположении к СССР, упрекает своих китайских визави в лицемерии и скрытом недобром умысле. Власов критикует боевую подготовку солдат и офицеров 8-й армии, принципы обучения партийной молодёжи и её саму, конфуцианство, якобы сильный среди кадров КПК ханьский националистический шовинизм (хотя ранее сам же признаёт, что на территории Особого района удалось достигнуть межэтнического мира). В сущности трудно припомнить ту сферу, которая с точки зрения Петра Парфеновича была бы поставлена в Яньани если не хорошо, то по крайней мере пристойной. Периодически Власов противоречит сам себе. Уже говорилось о том, что он весьма неприязненно смотрит на учение Конфуция и вообще всю традиционную мудрость Поднебесной, когда её плодами пользуется в своих теоретических разработках или публичных выступлениях Мао Цзэдун. Но одновременно, проходясь по молодому пополнению Компартии, он пишет:
Увлечение дешевой романтикой, левой революционной фразой толкает молодежь на отрицание культуры и народных обычаев. Издревле свойственная китайцам вежливость бесследно испаряется, складывается своеобразный язык с выражениями, не употребляемыми в стране. Жаргон убогий, искусственный и грубоватый.
Вообще автору настоящей работы кажется наиболее вероятным позднейшее добавление в дневник Петра Парфеновича щедрых порций чёрной краски. В противном случае столь нетерпимо и недипломатично настроенный человек не сумел бы эффективно исполнять свои прямые обязанности. Цитируя «Особый район», я в этой связи стараюсь отбраковывать оценочные суждения, давая в основном чистые наблюдения. А уж читатель сам рассудит, как именно следует относиться к тем или иным явлениям. Единственным исключением станет, пожалуй, описание жизни китайского крестьянства, поскольку оно позволит лучше прочувствовать трагедию большинства трудового народа Поднебесной, те тяготы, которые ему пришлось перенести в ходе пусть «антресольной», но по прежнему затяжной и изматывающей войны:
Бедность, безграмотность и нищета крестьянства поразительны. Поборы, война, крохотные земельные наделы не позволяют свести концы с концами. Жизнь впроголодь. Все достояние в ветхом домишке. Спят нагишом под вшивым тряпьем на кане. В редкой семье не одуряют себя опиумом. Дети повально страдают глистными и желудочными заболеваниями, рахитом, ужаснейшими дерматитами.
Видел целые деревни трахомных, прокаженных, сифилитиков. Мы объезжали районы, зараженные оспой и тифом.
Здесь неисчислимое множество суеверий, в почете знахарство и амулеты для изгнания бесов.
Неравные браки ради получения рабочей силы узаконены. Видел восьмилетнего жениха и двадцатилетнюю невесту.
Конфуций проповедовал повиновение отцу, мужу и старшему сыну, если нет отца. Повиновение детей безусловно. Китайская семья — домашняя община. Наследство разделяется между сыновьями в равных долях.
Главная тягловая сила в деревне — буйволы. На буйволе передвигаются верхом, пашут, перевозят тяжести.
Физическая выносливость китайцев невероятна. На скудной пище, не покладая рук, крестьяне работают с рассвета до сумерек. Смерть в 30–40 лет обычна. И с детских лет удел каждого — безрадостный, изнурительный труд.
Был я и в таких местах, где крестьяне забыли, когда ели досыта...
…Беженцы измождены до предела. Попрошайничают, нищенствуют, за ничтожную меру риса предлагают дочь или сестру. В глазах отчаяние... Роются в земле, собирают коренья...
Никогда не забуду старика-крестьянина. Всю его деревню с населением японцы уничтожили. Он с внуком спасся случайно.
«Почему у их матерей не пропадет молоко?!» — говорил он при всяком упоминании японцев.
В тексте «Особого района» эти преисполненные трагизма строки быстро перерастают в упрек войскам 8-й армии, которая де почти перестала бороться с безжалостным агрессором и чуть ли не попустительствует японцам. Власов с горечью сравнивает характерные для РККА дисциплину и яростную самоотдачу с китайскими разбродом и партизанщиной, словно бы не желая понять, что войска КПК просто по определению не могут быть ровней ВС Советского Союза - великой промышленной державы, уже много лет строящей социализм.
Вновь возвращаясь к экономике, Петр Парфенович приводит следующие цифры, характеризующие состояние хозяйства Особого района осенью 1942:
Обрабатываемая земельная площадь Особого района — около миллиона гектаров. Урожай — 14 миллионов пудов зерновых и бобовых культур. Изрядное подспорье — добыча соли в озерах. На мелких прядильных и бумажных предприятиях, угольных разработках занято свыше 4 тысяч рабочих.
Отмечается и кустарный военпром 8-й армии:
Здесь в мастерских старое оружие ремонтируют или из нескольких пришедших в негодность винтовок собирают одну. Хорошо налажено производство гранат и мин. В кустарных печах выплавляют металл, который идет на их корпуса.
В сущности это - тыл партизанского отряда, не армии. После установления Национальным правительством блокады Особого района избежать деградации боевых возможностей верных Компартии частей было нереально. Изначально не имеющая бронетехники, она лишилась поддержки ВВС НРА, а снарядный голод постепенно вынудил замолчать большую часть артиллерии, кроме миномётов. Стоит ли удивляться «скандальному» признанию одного из бойцов, с которым Петр Парфенович побеседовал по душам:
В районе Синьсяна японцы ничтожными гарнизонами от пяти до сорока солдат оккупируют деревни, которые обложены частями Хэ Луна превосходящей численности. Я поинтересовался, почему не отбивают деревни. Уничтожить карателей не представляло труда. Они беспечно развлекались на виду у бойцов 8-й НРА. Мне возразили: «А там не 4, а 400 солдат!»
Мы спешились, покурили с бойцами, и те вскоре признались: «Трогать не велят. Говорят, уничтожим гарнизон, японцы нагрянут с подкреплением. Что тогда делать? А так мы их не трогаем, они — нас...»
Вопрос о том, существовали ли в 1941-1944 годах какие-то контакты между руководством Особого района и командирами расквартированных в непосредственной близости от него соединений Императорской армии Японии, остаётся по сию пору предметом острой дискуссии. Гоминьдановская пропаганда уже во время войны неоднократно обвиняла КПК в сговоре с противником и измене общекитайскому делу. Позднее эту же карту против коммунистов пытались разыгрывать после возобновления Большой Гражданской, закрепились подобные воззрения и на Тайване. А оттуда в свою очередь они стали проникать в работы американских и европейских исследователей. С другой стороны КНР, разумеется, безоговорочно отвергает утверждения о сотрудничестве Компартии с японцами как политически ангажированные инсинуации. Нет, КПК всегда вела борьбу против врага с неослабевающим рвением! Истина, по всей видимости, лежит посередине. Нет никаких доказательств того, что сам Мао, члены Политбюро или иные лидеры партии секретно взаимодействовали с неприятелем и о чём-либо сговаривались с ним. Но, как минимум, некоторая «синхронизация» произошла на этом участке японо-китайского фронта стихийно. История знает подобные примеры. В ходе Первой мировой периодически безо всякого прямого сговора между противоборствующими сторонами устанавливалась политика, известная как «Живи и давай жить другим». Добровольное воздержание от избыточного применения насилия. Оно может принимать форму нескрываемого перемирия или пактов, установленных солдатами локально. В других случаях оно принимает форму негласного отказа от использования оружия либо выстрелов, производимых по определенному ритуалу или шаблону, что свидетельствует о мирных намерениях. Нечто похожее утвердилось и на восточных границах Особого района. Знали ли об этом руководители КПК? Очевидно, да. Препятствовали ли они этому? Нет. Можно ли счесть такую линию поведения предательским сговором, особенно в тех объективных реалиях ,в которых существовала 8-я армия? Едва ли. Уместно привести короткую фразу из воспоминаний Власова:
26 октября 1942. …Яньань была разбомблена в пору активной борьбы о захватчиками. Теперь небо пусто. Не потому, что город — груда развалин. Просто японцам не досаждает 8-я НРА и небо над Яньанью чистое. Всегда чистое.
Особый район, пусть сжатый в тиски со всех сторон, жил и выживал как умел. Власов вспоминает, что 21 октября 1942 в нём, к примеру, состоялась спортивная спартакиада. Хотя и критикуя её характер, Петр Парфенович отмечает широкомасштабный и непрерывный процесс идеологической учёбы, в которую вовлекались все молодые кадры КПК. Помимо сугубо политэкономических и политических аспектов изучались и наиболее известные произведения китайской классической литературы. В стеснённых и бедных условиях Яньани существовала, тем не менее, своя культурная жизнь. Был и активно работал театр, где регулярно ставились новые спектакли - именно в Особом районе зародились впоследствии ставшие знаменитыми уже в годы существования КНР революционные опера и балет с их характерным стилистическим своеобразием. В 1942 году свою работу «О литературе и искусстве» пишет Мао Цзэдун. В тесной связке с кампанией Чжэнфэн, но выбор всё равно показателен.
Мы много говорим об Особом районе, но что конкретно он собой представлял в географическом и административном отношении? Обратимся к материалам Власова…
10 декабря 1943. По старому административному делению Особый район состоял из 18 уездов. Теперь Особый район — из пяти административных районов, в которых 30 уездов, 1 город, 210 районов и 1293 селения.
Границы Особого района. С востока на запад — от берега Хуанхэ до уездных городов Ючжао (провинция Нинся) и Чжэньюани (провинция Ганьсу). С севера на юг — от Великой стены до Чжэннина и Нинсяни (провинция Ганьсу) и дальше до Сюньи, Чуньхуа (провинция Шэньси). Протяженность границ с востока на запад около тысячи китайских ли, с севера на юг — восемьсот ли.
Ли — около 0,6 км.
Численность населения — 1 миллион 360 тысяч человек без учета 68 тысяч военнослужащих, учащихся, партийных и административных работников.
Плотность населения Особого района очень низкая.
Пути сообщения в Особом районе неразвиты. С 1939 по 1940 год правительство Особого района построило семь новых дорог общей протяженностью около 1250 километров, обслуживаемых ночлежными пунктами.
В масштабах Китая и территория, и население сравнительно невелики. Однако это во многом обусловлено особенностями Поднебесной. В принципе Особый район вполне можно сопоставить с небольшой страной. Например, население Финляндии на тот же 1943 год насчитывало 3 721 000 человек. В Эстонии на момент её вхождения в состав СССР проживало меньше людей, чем в Особом районе. Впрочем, даже такое маленькое европейское государство показалось бы гигантом на фоне зоны контроля КПК, если сравнивать их экономику и производственный потенциал. Вот что пишет Петр Парфенович о хозяйстве того необычного края, в котором ему довелось прожить не один год, и где он целенаправленно занимался обобщением соответствующих данных в рамках своих служебных обязанностей:
14 декабря 1943. Экономика Особого района полунатурального характера с преобладанием сельского хозяйства.
В Яньани и десяти уездах, а также в пяти районах Гуаньчжуна с приходом Красной армии в 1935 году помещичья земля была передана крестьянам.
В остальных районах сохраняется старая система землепользования. Лишь снижена арендная плата.
Основные сельскохозяйственные культуры: чумиза, просо, пшеница. Кроме того, высеиваются кукуруза, гаолян, соевые бобы, гречиха, рис, конопля, картофель. Весьма распространены овощеводство и хлопководство. Развито пчеловодство.
Особый район обеспечивается своим продовольствием. Сбор урожая в 1942 году составил 1510 тысяч пикулей зерновых (1 пикуль равен 300 цзиням, 1 цзинь незначительно превышает 0,5 килограмма).
Мелководность и сезонность рек затрудняют ведение сельского хозяйства.
Видное место в экономике занимает скотоводство. Разводят овец, коз, свиней, коров, ослов, мулов, а в смежных с Монголией районах — лошадей и верблюдов. Мулы выносливей лошадей и лучше переносят жару.
С 1939 по 1942 год поголовье коров увеличилось с 150 891 головы до 183 720 голов.
В разработке полезных ископаемых на первом месте — соль, на втором — уголь.
Продажа соли на внешних рынках Особого района — одна из доходных статей бюджета.
Уголь разрабатывается ради текущих нужд в мизерных количествах.
Нефть выкачивается в районе Яньчана, но из-за недостатка оборудования (особенно нефтехранилищ) — в ограниченных объемах, едва покрывающих потребности.
В ограниченных количествах добываются также сера, селитра и сода.
Промышленность Особого района — немногочисленные домашнего типа кустарные мастерские и примитивные заводики.
В кустарной промышленности преобладает ткацкое производство.
Текстильных фабрик — 18 (1427 рабочих).
Бумажных фабрик — 12 (437 рабочих).
Швейных и обувных фабрик — 8 (405 рабочих).
Типографий — 4 (379 рабочих).
Предприятий по производству мыла, кож, фарфора, керосина, медикаментов — 12 (674 рабочих). Продукция мыловаренных фабрик — 2 миллиона кусков мыла в год, нефтеперерабатывающих — 10 тысяч банок керосина.
Фабрик различного инвентаря — 9 (237 рабочих).
Угольных копей — 13 (432 рабочих).
Металл низкого качества, выплавляют его в самодельных печах.
Доля рабочего класса в общем населении Особого района ничтожна. Из 3991 человека — всего несколько сот квалифицированных рабочих, а остальные — обучившиеся крестьяне.
Рабочих губят непосильный физический труд и наркотики. Среди шахтеров повальное опиекурение. Никто не пытается бороться с этим злом. Из людей выжимают все соки. Их не лечат и никто не заботится об их семьях. Они похожи на типичных китайских кули: кожа да кости...
Современная Яньань стала крупным городом с населением в 2 282 581 человек. В 1940-х она была гораздо меньше. В целом уровень урбанизации в Особом районе являлся совершенно ничтожным - и даже для городских жителей оставались характерны многие привычки селян, которые неоднократно отмечает Власов в своём дневнике. Но, к примеру, Яньаньский университет, основанный под эгидой Компартии в 1941 и изначально представлявший собой пародию на собственное гордое название, существует в городе поныне, став современным и развитым высшим учебным заведением. Невзирая на все проблемы, он продержался, непрерывно функционируя, все военные годы.
Пожалуй самым опасным временем для Особого района стало лето 1943, когда там всерьёз опасались скорого начала нацеленной на его ликвидацию карательной кампании НРА. Причин для обострения отношений между Чунцином и Яньанью накопилось немало. С одной стороны Мао в рамках кампании Чжэнфэн и внутрипартийной борьбы широко использовал антигоминьдановскую и персонально античанкайшистскую риторику. Параллельно в тылу японцев возрастало число ориентирующихся на КПК отрядов и групп, которые знать не желали Национальное правительство. С другой стороны сам диктатор именно в этот период времени предпринял определённые усилия для изменения позиционирования Поднебесной и укрепления её положения в Антигитлеровской коалиции. Перелом в мировой войне успел к лету 1943 обозначиться весьма отчётливо. Англосаксонские державы приступали к новому этапу боевых действий на обоих стратегических ТВД: на Западе речь шла о вторжении в «крепость Европу» после завершения схватки за Северную Африку, на Востоке был достигнут перелом в сражении за Соломоновы острова, в рамках специальной операции «Месть» ликвидирован главком Объединённого флота Японии Ямамото, а также началось вступление в строй авианосцев типа «Эссекс», что знаменовало достижение ВМС США количественного и качественного преимущества на Тихом океане.
Чан Кайши был остро заинтересован в том, чтобы Китайская Республика не выпала из стратегического планирования союзников как малосущественный фактор. Канал поставок из Британской Индии за более чем год, минувший с момента захвата японцами прежнего маршрута, оказался относительно сносно налажен - увеличение объёмов военной помощи являлось прежде всего вопросом политической воли Вашингтона и Лондона.
Главкому НРА хотелось продать себя в качестве важного элемента предстоящих операций против империи Восходящего солнца. Но пусть ограниченное Особым районом, а всё-таки двоевластие в Поднебесной, о котором хорошо знали в мире, подрывало реноме диктатора в глазах его англосаксонских визави. Или, как минимум, ему самому так казалось. Дополнительным предлогом послужила начатая с подачи Стиллуэла реорганизация НРА по американским лекалам, из которой 8-я армия по понятным причинам выбивалась.
В июле 1943 положение дел обострилось очень серьёзно. КПК была вынуждена, отзывая войска с японского фронта, организовывать круговую оборону Особого района. Население в ряде случаев поддалось панике. С тревогой воспринимали концентрацию сил, верных Национальному правительству, и в руководстве Компартии. Вынужденно ориентируясь на умонастроения и мнение несимпатичного ему Мао Цзэдуна, Петр Власов с товарищами готовился к экстренной эвакуации из Яньани и уничтожению секретных документов. Но принятые советской колонией меры предосторожности оказались преждевременными - и в первую очередь из-за вмешательства их родины. Роль СССР в поддержке Китая радикально уменьшилась по сравнению с периодом конца 1930-х и существенно уступала таковой у США. Однако в 1943 году, когда после Сталинграда вероятность японского удара по Дальнему Востоку стала оцениваться в Москве как низкая, транзит военных грузов через Синьцзян понемногу начинает возобновляться. Главное же - авторитет Советского Союза как таковой возрос к середине лета 1943 так мощно, что просто проигнорировать настоятельные просьбы не трогать Особый район и КПК Чан Кайши посчитал недальновидным и опасным. Уже в августе обстановка в общем и целом нормализовалась, а осенью она показалась лидерам Компартии достаточно спокойной, чтобы начать подготовку в такому архиважному и весьма сложному мероприятию, как VII съезд. Для КПК это было огромное событие. Предыдущий, VI съезд Компартии прошёл аж в 1928 году, да вдобавок не в самой Поднебесной, а в эмиграции. Как политическая конъюнктура, так и объективные организационные трудности приведут к затягиванию процесса подготовки более чем на год. VII съезд КПК откроется в Яньани лишь 23 апреля 1945.
Однако, так или иначе, руководители Особого района посчитали свои позиции в нём в необходимой степени прочными и безопасными, чтобы в принципе вести речь о соборе делегатов и созыве столь масштабного форума.
Действительно, положение 8-й армии останется сравнительно спокойным и стабильным до самого конца Второй мировой. Если же говорить о Поднебесной в общем, то последнюю полосу опасных испытаний Китаю пришлось преодолеть в первой половине 1944 года, когда Императорская армия Японии приступила к осуществлению операции (пожалуй, ввиду размаха и протяженности, правильнее будет называть её кампаний) «Ити-Го» (буквально Операция №1).
Активизация японцев на китайском фронте была вызвана сочетанием многих причин как оперативного, так и стратегического порядка. Во-первых, командование ВС империи беспокоило увеличение количества баз американской авиации в Поднебесной. Действуя с территории Китая, стратегические бомбардировщики ВВС США могли уверенно достигать японской метрополии, что потенциально создавало серьёзную угрозу для городов Японии и её военпрома. Риски было разумно попытаться купировать заблаговременно. Во-вторых, флот США развернул в 1943 году активную и весьма эффективную подводную войну против японского торгового и транспортного тоннажа. Оставаясь несколько в тени Битвы за Атлантику, где напротив англосаксонские державы защищали своё судоходство от атак Кригсмарине, эта борьба вскоре стала опасно сказываться на снабжении соединений Императорской армии, расположенных по краям стратегического оборонительного периметра в Тихом океане. В связи с нехваткой морских судов японцам было необходимо обеспечить сухопутные коммуникации для организации снабжения расположенной на континенте армии с опорой на железнодорожную сеть. Именно эти соображения и легли в основу директивы Ставки военного командования империи от 24 января 1944, адресованной Экспедиционной армии в Китае, которая легла в основу замысла будущей операции Ити-Го.
Но имелся у неё и другой аспект. Переместимся на уровень выше. К началу 1944 года в Японии осознали, что положение её главного союзника стремительно делается всё более сложным. Германия потерпела ряд тяжелых поражений на Восточном фронте, допустила высадку англо-американцев в Италии и выход последней из войны, всё более вероятным становился и новый десант во Франции. Сама империя Восходящего солнце тоже ощущала неуклонно возрастающее давление. Токио требовалось найти некое средство, способное радикально укрепить военный потенциал Японии - настолько, чтобы она в теории сумела бы продолжать схватку после краха немцев, либо ещё до него достигнуть со своими противниками паритета и мира на приемлемых условиях. Единственным способом командованию ВС империи виделось здесь использование ресурсов тех народов Азии, которые оказались в сфере преимущественного японского влияния. Нам хорошо известна эволюция политики Третьего Рейха, который на поздних стадиях войны попытался мобилизовать живую силу из негерманских регионов Европы и сформировал существенное количество национальных соединений в рамках ваффен-СС. Нечто похожее происходило и на Востоке. В ноябре 1943 состоялась так называемая Великая Восточноазиатская конференция. В саммите, помимо Японии, принимали участие представители Маньчжоу-Го, Тайланда, а также сравнительно недавно созданных «независимых» Филиппин и Бирмы. Индию представляла партия Азад Хинд, буквально накануне конференции учредившая «правительство в изгнании» в Сингапуре. Но объективно самым крупным и весомым участником после империи Восходящего солнца являлся коллаборационистский Китай Ван Цзинвэя.
Именно вовлечение в борьбу протия США и Великобритании китайской живой силы гипотетически могло облегчить положение японцев - прочие союзники могли внести несравненно меньший вклад.
Токио, невзирая на скепсис военной касты, поднял на знамя паназиатские лозунги и призывы к борьбе с европейско-американским колониализмом. Сами по себе, они находили во всём макрорегионе Восточной Евразии и Южных морей живейший отклик и мощную поддержку. Вот только японцев не без оснований воспринимали как оккупантов и эксплуататоров, равнозначных англосаксам. В первую очередь - из-за их действий в Поднебесной. Если бы только Японии удалось каким-то образом нейтрализовать Чунцин, покончить с «междуособной» схваткой азиатов друг с другом, а затем, замяв прежние преступления, выставить себя миротворцем, всегда стремившимся к взаимопониманию между народами жёлтой расы… Формально напрямую такая цель в контексте Ити-Го не ставилась, но подспудно единственным оправданием для кампании, поглотившей такую массу сил и средств, могла выступать лишь надежда вывести Китайскую Республику из борьбы. В кампании было задействовано свыше полумиллиона солдат и офицеров Императорской армии, 6000 орудий, 800 танков. Последний раз такие контингенты японцы пускали в ход во время наступления на Ухань.
Хотя это противоречит хронологическому принципу повествования, автор настоящей работы считает более правильным сразу дать оценку итогам Ити-Го. Дело в том, что кампанию можно оценивать по-разному в зависимости от изначального угла зрения на её задачи. В оперативном плане Ити-Го окончилась убедительной победой японцев. Они добились воплощения в жизнь положений, непосредственно прописанных в их очерчивающих замысел операции документах. Части экспедиционной армии пробили коридор к району Ухани с севера, соединили со своим основным плацдармом контролируемым ими участки территории в Южном Китае. Они овладели целым рядом аэродромов, которыми могли бы воспользоваться американцы. И даже взяли с четвёртого раза злополучный город Чанша.
Инерция успехов Ити-Го продолжала влиять на японо-китайский фронт вплоть до самого лета 1945. Но стратегически, потеряв до 100 000 человек, Императорская армия так и не сумела сокрушить Поднебесную или, как минимум, довести Китай до такого состояния, при котором львиную долю экспедиционных сил можно бы было вывести на другие ТВД. И это стало для Японии куда более важной неудачей, чем поражения на Марианских островах, в частности в битве за Сайпан июня-июля 1944, из-за которых вроде бы как подал в отставку премьер-министр Тодзио.
Для китайцев Ити-Го, так или иначе, стала очень непростым испытанием. К 1944 году, пусть несколько укрепившись в материальном плане, НРА ослабела морально. Опытные кадры, ветераны битв 1937, 1938 и 1939 годов - те, кто не был выбит ещё тогда - из-за особенностей службы зачастую утрачивали боеспособность. Свирепствовали болезни. Упала из-за многомесячного бездействия дисциплина. В принципе от японцев уже не ждали решительного и жесткого удара. Сосредоточение сил и средств Императорской армии, готовившейся начать наступление в центральной Хэнини, откровенно проморгали. Следствием этого стал быстрый прорыв, который так и не сумели купировать контратаками. Ночью 17 апреля японская 12-я армия силами 37-й дивизии и 7-й отдельной смешанной бригады переправилась через Хуанхэ, прорвала китайские позиции в районе Чжунму, частью сил к вечеру 19 апреля овладела Чжэнчжоу, а основными силами выдвинулась к Синьчжэну. Главные силы армии на рассвете 19 апреля перешли в наступление из района к востоку и западу от Баванчэна, а 62-я, 37-я дивизии и 7-я смешанная бригада 30 апреля атаковали Сюйчан и 1 мая овладели им. 110-я дивизия 21 апреля заняла Цзаоян, а 24 апреля — Мисянь. 5 мая часть сил 12-й армии овладела Яньчэном. 1 мая 11-я армия нанесла встречный удар на север, и уже 9 мая наступавшие с севера и юга японские войска встретились, взяв под контроль сухопутные коммуникации между Пекином и Ханькоу.
Следствием этого стало отсечение от главных сил довольно крупной группировки НРА. Котлом в полном смысле этого слова назвать его было бы всё же неправильно - плотного заслона на пути возможного отступления противника Императорская армия создать не могла. Но, оказавшись отрезанными и лишенными снабжения, китайские соединения во многом утратили организацию. Их попытки выбраться из кольца имели нескоординированный и довольно хаотичный характер. Японцы били врага по частям, а главное сумели быстро организовать новое, закрепляющее успех, наступление в западном направлении, целью которого стал Лоян. Собственно, этот манёвр начался ещё до полного смыкания клещей - 1-2 мая. Китайские войска с полуночи 5 мая постепенно начали откатываться на запад через район к востоку от Линьжу. Часть подразделений НРА 8 мая в районе Даяна попала в окружение и понесла огромные потери. 9 мая главным силам японской 12-й армии было приказано совершить бросок в направлениях Лоян, Синьань, оттеснить противника к северо-западу и уничтожить его. Двум бригадам под руководством командира 69-й дивизии, входящей в состав дислоцированной в провинции Шаньси 1-й армии, было приказано переправиться через Хуанхэ в районе Юаньцюй, продвинуться в направлении Синьаня и перерезать пути отхода противника, а частью сил двигаться в направлении Цзянши на запад. Группе Нодзоэ, созданной на базе находившейся в Сышуе 63-й дивизии, было приказано наступать на Синьань через район к северу от Лояна.
12 мая группа Нодзоэ, взаимодействуя с частями 1-й армии, атаковала с востока и запада Синьань и 14 мая овладела им. 19 мая группе Нодзоэ были подчинены основные силы танковой дивизии и часть сил 110-й пехотной дивизии, входившие в состав 12-й армии, и она получила приказ овладеть Лояном. Группа начала атаки внешних позиций в предместьях города, но успеха не имела. Тогда её подчинили 12-й армии, возложив на последнюю задачу овладеть Лояном. В 13 часов 23 мая она начала наступление. 24 мая китайскому гарнизону было предложено капитулировать, но ответа не последовало. В 13 часов японцы возобновили атаку, и 25 мая Лоян был взят. С опорой на него Экспедиционная армия в Китае могла практически не опасаться контрударов НРА на центральном участке фронта. Лоян стал вторым опорным столбом, наряду с Уханью. А Императорская армия уже продолжала свою кампанию южнее: в конце мая 1944 стартовала Операция То - наступление на Хунань.
В ночь на 27 мая японский отдельный 218-й полк был переброшен на судах через озеро Дунтинху с задачей перерезать противнику пути отхода и взаимодействовать с войсками во время их переправы через реку Милоцзян. Специально командированный из состава Императорского флота отряд по эксплуатации речных путей 28 мая очистил от противника реку Сянцзян и оборудовал её фарватер для движения судов. Вообще интенсивное использование водных путей было одной из изюминок Ити-Го, и объективно часто выручало наступающих.
Китайские войска заблаговременно начали отход на восток и в горный район на южном берегу реки Милоцзян. Японцы продвигались беспрепятственно, лишь в районе моста Гуаньван им оказала организованное противодействие 20-я армия НРА, которая не дала врагу сходу переправиться через реку. Тем не менее, 6 июня японские войска вышли на рубеж реки Лаодаохэ и начали готовиться к последующему наступлению на Чанша. Атакующие были полны решимости на сей раз не только овладеть непокорным городом, но и удержать его.
34-я дивизия Императорской армии с 3 июня вела наступление на горы Дамаошань к северу от Чанша, где оборонялось около двух китайских дивизий, но успеха не имела. Впрочем, японцам удалось сковать неприятеля. Получив приказ на быстрое взятие Чанша, 34-я дивизия двинулась на юг. Пользуясь своими успехами в Хэнани и умело маневрируя резервами, Экспдиционная армия в Китае едва ли не впервые за всё время своего существования добилась локального численного превосходства. Японцы могли позволить себе вводить на направлении главного удара дополнительные силы, развивая успех. Часть соединений 40-й дивизии Императорской армии получила приказ, заняв ряд важных пунктов на левом берегу реки Сян, не допустить отхода противника на запад из района гор Дамаошань. В целях ускорения переброски водным путём артиллерии и других грузов, части сил 58-й дивизии из второго эшелона было приказано наступать на Синьань и овладеть им 8 июня. Здесь НРА впервые повезло. Японские войска второго эшелона должны были ввести в эксплуатацию две магистрали в тылу своих атакующих товарищей, однако из-за многодневных дождей дороги размыло и работы остановились. Следствием стала потеря темпа. Японские войска первого эшелона до конца первой декады июня не получали никаких подкреплений из тыла, что позволило ошеломлённым китайцам немного прийти в себя.
Во второй декаде июня наступление Императорской армии возобновилось. 11 июня 40-я японская дивизия взяла Иян, а 16 июня — Нинсян. 18 июня 58-я дивизия взяла так долго не дававшийся в руки интервентам город Чанша. 13-я дивизия вела вместе с 3-й дивизией бои на левом фланге, а когда китайская 26-я армия 14 июня взяла Пинсян — 13-я дивизия главными силами повернула на восток и в ходе маневренных боёв разбила превосходящие силы противника. 23 июня 13-я дивизия перерезала железную дорогу Гуанчжоу-Ханькоу, а 3-я дивизия сосредоточилась в районе Лилина.
После захвата Чанша часть сил японской 11-й армии двинулась на Хэнъян, а основные силы начали готовиться к последующим операциям - финальному броску на юг, а также вспомогательному на юго-запад - туда, где располагались используемые американцами авиабазы. Едва ли не единственный раз за всю войну японцы массированно применяли бронетехнику. Ещё в апрельских боях с их стороны участвовала сводная танковая дивизия. Для НРА, которая располагала лишь ограниченным числом лёгких танком М3 Стюарт американского производства (всего из США было отправлено в Китай 536 машин, а дошло до адресата около 100) и минимальным количеством орудий ПТО, это оказалось опасным сюрпризом. 22 июня 1944 года 40-я дивизия Императорской армии заняла Сянсян, 27 июня основные силы 116-й дивизии достигли северо-западных окраин Хэнъяна, а 68-я дивизия продвигалась к его юго-западным окраинам. 28 июня 116-я и 68-я дивизии начали совместные атаки горда. Уже на следующие сутки к ним присоединились новые крупные силы: 29 июня в бой вступили подошедшие части 58-й дивизии и 218-й пехотный полк. Однако успеха достигнуто не было.
Битва за Хэнъян стала, пожалуй, самым ожесточённым сражением весенне-летней кампании 1944 в Поднебесной. Это был последний крупный город, стоящий на пути от Чанши к провинции Гуанси, важный транспортный узел, через которой проходили линии снабжения частей НРА, действующих северо-восточнее вдоль по течению Янцзы. Кроме того, в непосредственной близости от Хэнъяна располагалось два аэродрома базирования самолётов ВВС США.
30 июня командир 116-й дивизии генерал-лейтенант Иванага, объединив под своим командованием и 68-ю дивизию (её командующий был убит накануне), вновь начал атаки, но сопротивление обороняющихся было крайне упорным, и 2 июля японцы были вынуждены прекратить наступление на город. Пауза была исключительно ценна для НРА, поскольку китайцы успели ввести в дело перебрасываемые на направление стратегические резервы. Причём при довольно благоприятной конфигурации фронта. В начале июля крупные китайские силы, подошедшие с юго-запада, начали охватывать и постепенно окружать японские войска, сконцентрированные для захвата Хэнъяна. Из-за этого штаб 11-й армии был вынужден направить туда несколько дивизий с севера, которые в противном случае могли бы укрепить ударную группу и быстро прорваться далее к югу.
Тем не менее, положение китайцев оставалось критическим. 11 июля японские войска вновь начали атаки на Хэнъян, направляя главный удар на юго-западную часть города. Им удалось овладеть отдельными китайскими позициями, и 15 июля с опорой на них начался генеральный штурм. После частичного успеха продвижение частей Императорской армии было вновь остановлено упорной обороной китайских войск. Японское командование 17-18 июля подключило к действиям против Хэнъяна ещё две дивизии, а нескольким другим дало задачу противодействия китайским войскам, старающимся деблокировать взятый в тиски город. Общий темп наступления по плану Операции «То» и «Ити-Го» в целом замедлился. Впрочем, НРА рассчитывалась за это очень тяжелыми потерями. Забегая вперёд, к середине осени они достигнут 500-600, а по некоторым оценкам даже 750 тысяч человек, многократно превзойдя японские. Фиксируя оттягивание со своего направления резервов неприятеля, активизировал свои действия 23-й корпус Императорской армии в Кантоне - потенциальная южная клешня огромных клещей…
30 июля началось новое японское наступление на Хэнъян, но до 7 августа оно не имело успеха. Защитники города держались стойко. Как вдруг, когда японцы уже полагали, что нужно опять отложить штурм, на участке 68-й дивизии сдалось в плен небольшое китайское подразделение. Усмотрев в этом признак того, что противник дрогнул, японское командование отдало приказ на продолжение наступления, и к ночи, овладев первой линией обороны, солдаты 11-й армии ворвались на улицы города. На рассвете 8 августа китайский командующий сдался в плен. Хэнъян пал после более чем сорокадневной осады. Это был переломный момент в развитии операции/кампании Ити-Го. В середине августа 1944 японцы казались просто неостановимыми. Кризис выглядел столь серьёзно, что генерал Стиллуэл, видя крушение китайского фронта, решил воспользоваться ситуацией для получения полного контроля над НРА. Он сумел через начальника штаба армии США Джорджа Маршалла убедить Рузвельта отправить Чану Кайши настоящий ультиматум, угрожавший прекратить поставки военной помощи Китаю, если диктатор «немедленно» не предоставит американскому советнику неограниченный контроль над всеми китайскими войсками. Судя по всему, Стиллуэлл искренне верил, что в противном случае Поднебесная может в обозримом будущем пасть. Во всяком случае, он был достаточно возбужден, чтобы немедленно передать письмо Чану Кайши в руки без всякой предварительной дипломатической подготовки - лишь бы не тратить времени. И это невзирая на предупреждение специального посланника президента США в Китае Патрика Хэрли, рекомендовавшего отложить вопрос и обставить всё в более приемлемой для китайцев манере. Впрочем, возможно отчасти виной всему было и вполне типичное для многих представителей американского генералитета высокомерие в отношении более слабого союзника. В конечном итоге, посчитав этот шаг наглым унижением Китая, Чан Кайши дал официальный отрицательный ответ, одновременно потребовав немедленной замены Стилуэлла «на любого другого компетентного американского генерала». Это была довольно рискованная игра в контексте активно продолжавшегося японского наступления: передовые отряды Экспедиционной армии в Китае достигли к середине сентября северных границ провинции Гуандун. Но, пусть его армия терпела поражения, диктатор не сомневался в главном - Поднебесная уже никогда не рухнет под натиском японцев. Ни теперь, ни к концу осени, ни даже в случае переброски дополнительных подкреплений из Маньчжурии и Метрополии для гипотетического удара на Чунцин. Режим Национального правительства всё ещё обладал необходимым кредитом доверия измождённой нации, не желающей ни сдаваться, ни раскалываться, как бы обстоятельства ни склоняли к этому многострадальный Китай. Поднебесная, видя её свет на горизонте, ужасно хотела целой и гордой дотянуть до Победы.
С этим настроением Китайская Республика, пережив выдохшийся к декабрю Ити-Го, и вошла в новый, 1945 год...
О том, как и чем закончилась для Китая Вторая мировая война, прямых и отложенных последствиях для страны того многолетнего противоборства, в котором Поднебесной пришлось участвовать, а также о роли и месте Китайской Республики в новом мире мы будем беседовать в следующей главе.