Мой старший брат Владимир окончил Львовское Высшее военное политическое училище. Пять лет курсантской жизни изобиловали различными интересными историями. Некоторые он любезно рассказал мне. Я их переложил на прозу.
Бенгальские огни
Уже точно и не припомню, кто явился инициатором покупки бенгальских огней к Новому году. По-моему, Витька Литовкин – наш эстет и моряк дальнего плавания. (До службы в армии ходил в загранку матросом на торговом судне).
– Застолье в Новый год без бенгальских огней – обыкновенный ужин, – убеждал он нас. – У всех народов мира присутствует этот атрибут. За границей наблюдал.
В правдивости слов товарища никто не сомневался. Ведь даже Останкинские новогодние голубые огоньки не обходились без этого искрящегося фейерверка.
Сказано – сделано. Вместе с елочными игрушками мы купили коробку бенгальских огней. Выходило по несколько стержней на каждого человека.
Как положено, 31 декабря нарядили елку, пригласили знакомых девушек, накрыли стол. Оставалось дождаться боя новогодних курантов, зажечь бенгальские огни и, когда стрелки часов сойдутся на цифре 12, поднять бокалы. Каждый ждал торжественного момента с нетерпением. И вот время «ч» наступило. Раздались хлопки, запенилось в бокалах шампанское.
Второе дыхание
По-моему, на нашем курсе не было человека, который бы не нуждался в деньгах. Даже сверхсрочник Гена Острейко, у которого денежное содержание в несколько раз превышало нашу стипендию, и тот нередко перехватывал у однокурсников десятку, другую.
– Не учел городских соблазнов, – оправдывался он. – А тут еще с такой девушкой познакомился. Всем бы такую…
Но мы тоже, как говорится, не лыком шиты.Многих в городе ждали культурные мероприятия, подруги. Но идти на свидание с пустым кошельком было ниже своего достоинства. Так что в воскресные дни, взяв увольнение в город, активно искали разовую работу.
В нашей курсантской компании сложилась устойчивая рабочая бригада. Мы брались за любое дело. Перебирали на овощных базах капусту, складировали ящики с фруктами, копали бурты под картошку, один раз даже в рыбном магазине из бассейна ловили живых карпов. К сожалению, платили мало. Другое дело разгрузка из вагонов сыпучих удобрений. Здесь можно за день заработать рублей 18. Но эта была грязная и тяжелая работа, не каждому под силу.
…Наряд на разгрузку двух вагонов фосфорной муки мы получили без проволочек. Но пока добрались, до товарной станции, был уже полдень. Нам надо было сильно постараться, чтобы успеть завершить работу засветло. Выгрузить на площадку 120 тонн сыпучего и пыльного вещества – дело не простое. Физической закалкой и терпением здесь не обойтись, нужен еще и характер.
Кладовщик принесла огромные совковые лопаты, почему–то на местном диалекте именуемые шуфлями, проинструктировала. Мы поняли: незавершенная работа не засчитывается.
– Давайте один вагон возьмем? – предложил Костя Песоцкий, – можем не успеть на вечернюю электричку.
– А ты работай без перекуров, – Коля Панюков первым переоделся и ловко забрался в вагон.
За ним последовали я и Саша Голда. Второй пульман достался остальным ребятам.
Сначала мы выбрасывали удобрение через проем двери. Но это было не совсем удобно. Мешали друг другу, случалось, удобрение сыпалось под колеса. Пыль стояла такая, что невозможно было дышать. Пришлось обмотать лица нательными рубашками. Через час произвели перегруппировку. Дело пошло быстрее, да и пылить стали меньше.
Сделали первый перекур. Я сходил к соседям. Они очистили от удобрения только проход вагона. Яковлев с Песоцким сидели на теплой куче фосфорной муки и ныли, что им и за сутки не справиться с вагоном. Петька Венгрис был оптимистичнее, но заметил, что и он не уверен в своих силах, заболела поясница. Посовещавшись, на подмогу откомандировали Колю Панюкова. В полночь он вернулся к нам обратно.
– Работа остановилась, – сказал он.
– Почему?
– Костя Песоцкий сбежал. Сказал, что пошел по нужде, но обманул. По-моему, уехал во Львов на последней электричке. Яковлев после перекура не поднимается. Заснул мертвецки. Венгрис только изображает работника. Пришлось отправить на станцию, чтобы узнал, когда утром будет первая электричка в город.
– Сколько осталось удобрения выгрузить?
– Почти половину.
– А мы уже заканчиваем.
– Вижу.
– Что будем делать с вагоном соседей?
– Не бросать же, – я посмотрел на Сашку Голду.
– Согласен. Но делиться деньгами не будем.
На том и порешили. Работать пришлось с утроенной энергией, хотя силы были на исходе. Нас шатало, когда с лопатой наперевес устремлялись к дверному проему, когда на минуту останавливались, чтобы перевести дух. Нередко и моя полновесная шуфля вместо вентиляционного окошка глухо стукалась о стенку вагона. Тогда всех нас окатывал мощный фонтан летучего вещества, именуемого фосфорной мукой.
– Скоро каждый из нас засветится от этого удобрения, – вымученно пошутил Коля Панюков.
– Конечно, если во время не появимся на занятиях, – давайте поднажмем. Финиш приближается, –вторил ему Голда.
Под утро ушли на станцию Яковлев с Венгрисом. Ребята поняли, что своим бездействием только раздражают нас.
Сереть стало ночное небо. Посвежело. Я посмотрел на часы. Было четыре утра. До первой электрички оставалось совсем немного времени.
– Успеем?
– Должны! – заявил Панюков. – У меня открылось второе дыхание.
– У меня тоже, – сказал я в тон товарищу, хотя с трудом держал в руках лопату.
Через полчаса мы уже сдавали работу дежурной по станции. А еще через два дня честно разделили на троих полученные за разгрузку деньги.
За кордон, за кордон!
Чувство коллективизма в каждом из нас жило еще несколько лет после окончания училища. Мы старались встречаться во время отпусков, ездили друг к другу в гости, охотно делились успехами по службе. Но шли годы, менялись мы, менялись наши жизненные ориентиры, уходила в прошлое общность взглядов. Встречи с друзьями стали деловыми, короткими и необязательными.
Помню, лет через десять со дня выпуска, мне предстояла командировка в Москву. С волнением ждал встречи с друзьями. Многие из них прочно обосновались в столице. Для каждого заготовил приветствие, теплые слова, мысленно планировал предстоящий досуг. Ну, как в курсантские годы…
К сожалению, это не сбылось. Первые же минуты встречи с однокурсниками в редакции «Красной Звезды» вернули в реальность бытия. Поговорив со мной минут пятнадцать, ребята заторопились по своим делам, пообещав встретиться после работы. Обещание сдержали только двое. Дела.
В тот вечер мы пили вино, вспоминали курсантские годы, рассказывали о семьях, себе, планах на будущее. Все было вроде бы хорошо, но как-то обыденно и вяло. Однако я не переживал. Главное – в суждениях друзей чувствовался оптимизм, вера себя, в то дело, которому они себя посвятили. Это радовало.
Долгое время не удавалось встретиться с Костей Песоцким, с которым на всем протяжении учебы нас связывала тесная дружба. Рано уволившись со службы, он с семьей осел в Киеве, работал в одной из молодежных газет Украины. Мы коротенько обменивались с ним поздравительными открытками, иногда звонили друг другу – и все. Но вот в конце восьмидесятых годов у меня появилась возможность побывать в Киеве. В первый же день позвонил товарищу. Костя вроде бы обрадовался звонку, но встретиться не спешил, ссылаясь на занятость. Да и к себе в гости не звал.
Через день я позвонил ему снова. Трубку взяла жена. Ее знал еще с курсантских времен. Поэтому без обиняков спросил, почему Костя под разными предлогами уклоняется от встречи?
– Да денег у нас нет, чтобы, как полагается, встретить гостя, – сказала Дана. – Костя уже несколько месяцев не работает.
– Почему? Ведь у него была такая хорошая работа.
– Была. Но теперь нет, – вздохнула она. Сейчас он перебивается случайными заработками. Из-за этого у нас постоянные размолвки. Помолчав, минуту сказала:
– Не узнаешь сейчас Константина. Другим совсем стал.
– Неужели сильно изменился?
– Изменился не то слово… В квадрате переродился. По телефону всего не расскажешь.
С Костей Песоцким мы все-таки встретились. В последний день. Он появился у меня в номере гостиницы. Взъерошенный, возбужденный. С бутылкой водки.
После приветствий первым делом спросил:
– Водку пьешь?
– Пью.
– Давай тогда стаканы.
– Подожди. Я сбегаю в буфет за закуской.
– Валяй. А то ничего не захватил с собой.
Как положено, выпили за встречу, курсантские годы. Но разговор не клеился. Я задавал вопросы, он односложно на них отвечал, ни о чем меня не спрашивая.
– Давай выпьем за лучшие времена, – предложил я.
– В нашей стране лучших времен быть не может, – вспыхнул Песоцкий. – За кордон надо подаваться, за кордон.
– Куда?– не понял я.
– В Америку. Можно и в Канаду…Я вот несколько лет назад по турпутевке в Финляндии был. Вот жизнь там! Одни только супермаркеты могут свести с ума. А их гостиницы, аквапарки, спортивные дворцы – сказка!
Слушая Костю, невольно вспомнил Толю Ладина – коммунистическую совесть нашего курса.
Он бы уж точно не смог спокойно выслушать товарища. Я – другое дело. Терпимо отношусь к проявлениям людской слабости. Поэтому внимал речь однокурсника спокойно. По его словам выходило, что у нас в стране все плохо и омерзительно. Когда же он стал охаивать социальные гарантии советских людей, я не выдержал, возразил:
– Костя, Советская власть, например, для нашей большой семьи дала возможность всем получить среднее и высшее образование, состояться, как личности. У всех хорошая работа, достаток. Да и тебя страна не обидела. Получил прекрасное образование, квартиру, работу. Чем недоволен?
– Свободы нет.
– Какой свободы?
– Свободы слова, например.
– Но мы ведь сейчас говорим обо всем. И никто нам ничего не запрещает.
– Я хочу критиковать правительство в средствах массовой информации, с трибуны.
– Критикуй.
– Могут посадить в психушку.
– Таких говорунов во всех странах садят.
– Не во всех.
– Пусть не во всех. Но если человек не работает, а только критикует все и вся, ни у кого уважения не вызывает. Что касается нашей страны, да, есть вопросы, однако у нас нет голодных и безработных. Даже бомжи гордые. Не каждый сбегает за пивом. Это, считаю, великим достижением.
Мы выпили еще бутылку водки, но о политике больше не говорили. Разговор свелся к женщинам. Здесь мы были едины во мнении. В СССР женщины самые красивые и самые умные.
Улетал в Хабаровск с тяжелым чувством. Костя не позвонил, не попрощался. С тех пор ничего о нем не слышал, хотя регулярно в дни праздников посылал поздравительные открытки. Не было никакой информации о Песоцком и у однокурсников. Видимо, все–таки подался на чужбину. А то все равно бы дал кому-нибудь весточку.
С тех пор прошло много лет. Наступили другие времена. Я по- прежнему считаю, что в полемике с товарищем был прав.
Нетленная статья
Заместителя начальника тыла военного округа Андрея Сорокина захлестнула волна творчества. Не менее трех раз в месяц приносил он мне очередную корреспонденцию.
– Даю нетленку, – говорил он. Статья важная. Главное – ко времени.
Писал полковник, как и должно, на темы ведения тылового хозяйства на границе, о закладке на хранение овощей, о правилах сбора съедобных дикоросов, о нормах офицерского вещевого довольствия и т. д. Чем отличались его статьи? Обилием цитат из работ Владимира Ильича Ленина. В очередной раз полковник затащил в свой кабинет.
– Только что новый материал написал, – сказал он. Об экономии ГСМ. Тема наиважнейшая. Обязательно опубликуйте.
– Хорошо, – сдержанно ответил я.
…Материал Сорокина, как всегда, был скучным, но правильным. Даже про чистку и смазку стрелкового оружия ничего не упустил. Все свои выводы, по обыкновению, подкрепил ленинскими цитатами. «Архиважно революционные броневики и летательные аппараты, – прочитал я, – заправлять соответствующими видами и марками ГСМ с соблюдением строжайших мер экономии. Ни одного выплеска на землю. Расточительность – враг, а врагов надобно расстреливать».
Тут раздался в кабинете звонок. На проводе был полковник Сорокин.
– Ну, как статья? – поинтересовался он.
– На одном дыхании, – без угрызения совести подсластил я.
– Это еще не все, – возбужденно произнес автор. – Зайди. Я тут кое-что заострил. Еще одной цитатой.
Кабинет заместителя начальника тыла был этажом выше. Зашел. С красным от волнения лицом Андрей Иванович радостно протянул мне страничку.
– Вот. Или в конец, или в самое начало статьи можно поставить.
Я взглянул на текст. «Бензин, керосин, автол, мазут, солярка и другие горюче–смазочные материалы – все на потребность революции. Сбережем это, ставшее народным достояние, – сбережем рабоче – крестьянскую власть». В.И. Ленин.
– И как при всей своей занятости Владимир Ильич сумел до всего дойти? – искренне произнес я.
– Кто? – удивился полковник.
– Ленин.
– Да нет же! Это я за него пишу и кавычу.
Меня ударил озноб.
– Как?
– А так. Пишу и думаю: а что бы сказал по этой теме Владимир Ильич. Вот и осеняет.
– Ну, а если цензоры докопаются?
– Ничего подобного. Сейчас ничего кроме детективов и про секс не читают. Ленина – тем более. Перестройка.
Три месяца после этого разговора я жил, как на вулкане. Ночью машина тормозами заскрипит – прислушивался. Не за мною ли? Потом страх притупился. Взамен пришло убеждение: нет, не читают у нас Ленина.
