Вчера иркутский паблик выложил "Жили-были семь Симеонов" (захват самолёта 8 марта 88-го года), который я много лет не пересматривала, но неожиданно пересмотрела все полтора часа почти... это документальный фильм 89-ого года от восточно-сибирской кинохроники, и он намного лучше, чем нашумевший фильм с Мордюковой. Ибо тут-то всё правда - вот он наш аэропорт, вот наш город, Рабочее, и улица Детская, где стоит этот зелёный дом с белыми наличниками... и церковь. Только церковь с тех пор восстановили, да трамваи уже не рижские (вагончики), а так - всё осталось по-прежнему... вот сквер Кирова (там вообще ничё не меняется никогда), вот Карла Маркса... столько метров и километров плёнки было потрачено на этот джаз-бэнд. Моя мама ещё на их концерт ходила. А вот дом на Синюшке, где им государство квартиру выделило... с аркой - и там гуляем... всё словно из жуткого голливудского фильма, но всё близко, и всё стоит... на настоящий момент (21-ый год) из тех одиннадцати детей в живых остались лишь двое-трое.
И смеюсь: на съемке суда в зале много людей, а каждая вторая женщина - моя мать. Ну просто все эти огромные очки и взбитые волосы... а мужчины - герои из сценок Лапенко. И такая ещё другая речь... и ограда нашего аэропорта. Многих возмущает безалаберность досмотра - как-то же семья пронесла на борт самолёта бомбу в контрабасе и обрезы... но вот только вчера я сама впервые попала в досмотр в иркутской области на вокзале. До этого года я туда просто входила как в магазин. В любую дверь. И выходила. Вообще без проблем. А теперь надо закладывать время на досмотр как в аэропорту... и выкладывать ключи-телефоны-мелочь на тарелочку. Досмотр - штука так себе, ибо я так и не добилась того, чтобы мой рюкзак перестал звенеть - там на дне могло звякать всё, что-угодно... в моём детстве и ещё в 90-ые в аэропорт можно было просто ходить и смотреть на самолёты с широкого балкона на поле... или сквозь большие стеклянные окна. И никакого сайдинга и высоких заборов... всё, как-то просто и легко - в дотеррористическую эпоху.
А семья эта ужасно похожа на многие знакомые семьи. С властной "итальянской" матерью. И это такой клан, в котором ты своим не будешь... и от скольких родителей учеников я примерно такого сценария могу ожидать - любим только своих, а остальные так... массовка.
И странно поверить, что со времён главной страшилки моего детства уже тридцать шесть лет прошло....
На днях возила школу 27, и она мне очень понравилась. Никогда не возила её на экскурсии, но мы сегодня вынужденно провели вместе минут сорок, возле ТЦ Алиса, который неожиданно вырос на бульваре Постышева (громкое название, ибо в этом месте панельки да гаражи... извините, ещё лев! и баня №10! и ритуальный зал! - чего это я).
Дети хорошо играли, бегали, бегали в соседнюю пекарню за булками, барахтались в грязи возле школы (на пузе исключительно), гладили местную дворовую собаку, и старшеклассники, и малыши - все были к ней добры. В общем, какой-то очень счастливый весенний день.
Про льва и слона (не сохранился) можно почитать здесь:
http://baik-info.ru/friday/2009/48/008002.html
Лев до сих пор жив (жив, курилка!), и я вспоминала, как мы тут лет десять назад (нет, больше...) как-то хорошо погуляли весной с Лучшим Другом, и мыльница у меня была совсем плохая,
но... жизнь-то была вообще вся впереди и... я ещё тогда ничего не знала, и слава Богу, как говорится:
О, эта мука детских фотографий
людей, которых мы любили или любим
(все эти уши, ёжики и лбы),
она не в том, что все они — жемчужны,
не в том она, что мы им — не нужны,
а в том, что мы про них уже все знаем,
а им не видно — собственной судьбы.
Дмитрий Воденников
NB! Эту стрелу-указатель я ещё застала - в моём детстве она была голубо-оранжевая:
В Рабочем, конечно, у меня есть любимый дом, тут я вовсе не оригинальна - его любят все, кто бывал здесь. Его запечатлела моя любимая художница Вероника Лобарева, когда писала этот дом:
Рабочее пахнет рельсами, ржавчиной, гниющим и обугленным деревом, помоями, выгребными ямами, почему-то тухлой рыбой, талым и вкусным снегом, собачьей шерстью и мартом, речной водой, свежим снежком.
Под сводами церкви темно, только кое-где горят лампадки. Потом какой-то негустой и отнюдь не басистый голос попа запел начало службы, а мы с мамой боком вышли и поднялись наверх. И только запах воска, как в детстве, как в школе, остался на пальцах. И - шух-шух - шуршание бахил по узким-узким белокаменным коридорам, придающее ощущение то ли бассейна, то ли бани, то ли больницы... короче, снижающих патетику начала великопостных дней и бунинских реминисценций. Иван Алексеич всегда за каждым столбом мерещится в дни, когда зима на излёте... силы, признаюсь, тоже.
Иконы тут темны, нежны и хороши. Иконы не для туристов - как те, отпринтованные, что для туристов. Здешние писаны в конце века, во граде Киеве (Татьяна Толстая бы написала "расчехляю гусли"), привезены сюда, когда местный архитектор Кудельский возвёл подходящий древнерусский храм. В 22-ом году, как положено, храм закрыли, но здание уцелело, и это здорово, т.к. в этих окраинных и глухих местах красивых зданий не слишком много. Каменных - тем паче. И уцелела аллейка графичных старых лиственниц.
А ещё в этом фильме часто мелькают демонстрации, парады и неизбежных в таких случаях сквер Кирова. Ещё полгода назад я бы сказала, что хоть он не меняется, но... уже нет здания Востсибугля - оно тоже стало кадром из прошлого:
Ну и пусть будет мир (сейчас в этом кинотеатре находится театр кукол, который мы, иркутяне, очень любим!):
И ещё одна суперностальгическая фотография ныне несуществующей чаеразвесочной фабрики, по которой мы очень скучаем, а самый узнаваемый символ уюта - эти чайники во дворе фабрики, который всегда были видны из конца улицы Марата: