Найти тему

Такие разные дети одной славной старушки

«Дети — это не раскраски. Вы не можете раскрасить их своими любимыми цветами». Халед Хоссейни, писатель.

Сегодня я расскажу вам непростую историю на тему отношений детей и родителей. Читайте, пожалуйста.

Очень обидно получилось у Майи Андреевны — жительницы того же посёлка, где моя мама живёт. Вместе с мужем она воспитала двух дочерей и сына — младшие брат и сестра родились близнецами. Так вот, из троих только за старшую дочь Тамару родителям краснеть не пришлось. Высшее образование, пусть позднее, но замужество.

Мальчика родила. Всё, как положено порядочной женщине. Правда, характер тяжеловатый был у Тамары. Строгий, суровый. Про таких говорят: «Взглянет — и лес повянет». Но не грубая, скорее сдержанная на эмоции. Тормоза во всём. Например, в студенчестве, познакомилась с парнем и насмерть влюбилась. Его звали Максим. Стали встречаться.

Симпатичный, неглупый бригадир токарей. Любил походы, играл на гитаре и бардовский репертуар исполнял. Но Тамара была недовольна. Считала, что Максим должен хотя бы в техникум поступить, чтоб сделать карьеру получше. И завязать «с песнями и кострами» — это несерьёзно. Но Максим заявил:

«Я рабочая косточка, и этим горжусь. Если любишь — прими, какой есть. И в нашей семье, если поженимся, извини, но мужчиной буду я. Так что прикуси язычок, командирша».

Тамара нахмурилась: «Ну иди, дальше собой гордись, от меня подальше».

И сколько парень ни доказывал, что главное — это любовь, а он не пропащий, Тома не переменила мнение, хотя страдала от расставания. Долго личная жизнь не складывалась у неё. Учительствовала, в ГОРОНО перешла на методическую работу. Наконец, в читальном зале, встретила свою судьбу в виде 30-летнего мастера-наставника из ГПТУ.

Не ах и не любила, но замуж пошла. Жить стала в городе, у свёкров. К родителям приезжала и сына привозила понянчить. Зять бывал редко, и всё, как неродной. И с женой такой же. Но в общем, родители были Тамарой довольны — о ней не стыдно было людям рассказывать.

А вот младшая парочка — сын Иван и дочь Лиза, родившиеся через пять лет после сестры, натворили такого, что ни простить, ни принять невозможно. Они в юность в начале девяностых вошли и перемены по-своему поняли. Учиться дальше бессмысленно. Найти работу, чтоб и не надорваться, и получать прилично — утопия. И к примеру старшей сестры скептически относились.

В результате свои лучшие годы Иван отсидел за распространение запрещённых веществ. Употреблял ли сам, неизвестно, но выпивал основательно. После второй, долгой отсидки с «лёгким заработком» завязал, но мало что от него — прежнего — осталось. Деньги на бутылку зарабатывал сторожем, а питался из котла родителей, пока ещё проживая с ними.

Не желая его видеть рядом, мать с отцом приобрели комнатушку в бывшем семейном общежитии — жильцы добились разрешения на приватизацию. Общие душевая, кухня, повсюду разруха. Зато продавали недорого. Купили, оформив на себя, чтоб не профукал, и отдали ключи: «Живи, как можешь, Иван, а нас не тревожь».

Так сказал отец — суровый мужчина, а Майя Андреевна промолчала. Но понимала: другого выхода у них нет. Сына не переделать, а они немолодые уже. Поистрепались, подорвали здоровье — хотелось им тишины и покоя. С того момента о Иване не было слышно. Он в городе, а мать с отцом - в посёлке.

Привыкли жить без него. Отторгнуть Лизу труднее далось. Она росла ласковым котёнком. Только мать с отцом с работы придут - каждого обнимет, поцелует. На стол поможет накрыть, посуду за всеми помоет. И весь вечер мурлычет, что-то себе под нос, улыбается. Очень позитивная и приятная девочка. Гимнастикой занималась, танцами.

Без троек могла учиться, но жалела времени на уроки. К восемнадцати годам в ней не было ничего особенного - ни роста, ни манящей фигуры. Субтильная, с намёком на грудь. Слегка нависшие верхние веки, пухлые губы. Родинка над бровью. Пышные завитки волос убирала в причёску "мальвинка." И выглядела, как девочка наплакавшаяся без особой причины.

Её хотелось успокоить и одарить, чем пожелает. Например, обеспеченному мужчине под сорок. Сначала Лиза при родителях оставалась, бегая к нему на свидания, но долго такое терпеть они не могли. Николай Федотович, любя Лизу больше других детей, был согласен даже на такого зятя — слишком зрелого, с сомнительной репутацией.

Лишь бы всё устроилось по-людски. Сказал Лизе, чтоб привела познакомиться, и пусть сватается — не откажут. Но дочь рассмеялась:

«Он женат, папочка! И дети есть».

«А развод когда?»

«Да нет у нас этого в планах. Скоро мне исполнится 18, и он мне снимет квартиру. Буду жить на содержании у него. Так многие девушки сейчас поступают, кому повезёт».

Мать за сердце схватилась, отец за ремень, но шустрая Лиза выпрыгнула в окно — низкий, первый этаж. Они боролись за её нравственность целых три месяца, но в день своего совершеннолетия, Елизавета покинула родительский дом. Отец ей вслед прокричал, чтоб в посёлке она не показывалась, и «даже мимо не проходила». Пару лет спустя любовник наигрался, и Лиза вернулась домой.

С тремя чемоданами, хотя уходила ни с чем. Решив, что дочь получила урок и теперь образумится, родители её приняли. Походив задумчивой, Лиза записалась на курсы секретарей и через месяц сидела в приёмной директора какой-то фирмёшки. Вскоре последовало приглашение в сожительство от директора и переезд Лизы на съёмную квартиру.

Снова не работала, позоря мать с отцом. В это же время её брат-близнец отбывал срок. Майя Андреевна, тайно от мужа, поехала к нему на свидание - он сидел в родной области. И там с Лизой столкнулась. Не оставляя Ваню, она привозила щедрые посылки и деньги, чтоб ему «комфортней сиделось».

Дочь выглядела прекрасно и так же себя ощущала. Страдание или раскаяние в ней не просматривались. Всё-таки после свидания с сыном женщина решилась на мораль в адрес дочки.

«Лизонька, опомнись! Ты же себя продаёшь. Возвращайся домой, я отца подготовлю. В колледж поступишь. Потом работать пойдёшь. Глядишь, и личное сладится — замуж возьмут. Хватит купаться в дерьме!»

Лиза фыркнула: «А по-моему, то, к чему ты меня призываешь, мама, и есть полный отстой. Пахать на работе, мужу прислуживать. Не факт, что удачному. Той же Томке я не завидую. Дети добавятся, и буду я белкой скакать в колесе. Всё счастье в штампе из ЗАГСа».

«Но так все живут».

«Так ЖИЛИ все. А теперь — по-разному. Выбор появился, мама. Вот Ваня, конечно, попал. А я ведь советовала ему идти в стриптизёры! Симпатичный, пластичный, быстро бы подучился и зарабатывал без всякого риска».

«Стриптиз — это ж... голым кривляться перед пьяным народом!» - ахнула мать.

«Молодец. Продвинутая. Но не так грубо. Откровенный танец перед отдыхающей публикой. Профессия, требующая мастерства, между прочим. Клубы открываются один за другим. Стриптизёры очень востребованы. Я для себя это тоже рассматривала, но лучше сложилось. Тебе, отцу да и Тамаре трудно понять — прошлым живёте. А жизнь, как мода, переменчива!»

«Я поняла — ты и Ваня для нас потеряны», — еле выговорила Майя Андреевна и пошла прочь.

Вот так и остались супруги без Вани и Лизы. Много лет миновало. Иван дважды по одной и той же статье отсидел. Второй срок был очень долгим. Вернувшись в свою комнатушку, пил и как-то существовал. А Лиза вела стрекозиную жизнь, меняя мужчин (или они её — на других). Возле родителей крутилась только Тамара.

Правильная, замужняя. И замороженная. Внук — уже молодой человек, иногда приезжал — тоже правильный и серьёзный. «Оловянный солдатик», — приходило на ум Майе Андреевне при общении с ним. Николай Федотович, разменявший восьмой десяток, сдался старости, начав хворать.

И однажды попросил Тамару разузнать, как там «эти». Не зная, где живёт Лиза, к брату отправилась, а от него - к сестре. Что узнала, отцу доложила злорадно:

«Ванька — чуть живой от пьянки. Сторожем на стоянке работает, а может, брешет. Живёт один. В комнате, правда, порядочек. Пропащий. С Лизкой общается. Ну, два сапога! Сказал адрес, нашла. Однокомнатная квартира — диван, кресла, пуфики. Стенка из натурального дерева. Пудрой, духами пахнет. Спросила, откуда жильё и на что живёт, а она бесстыдно ответила:

«Квартира — подарок любовника, как и парикмахерская. Представляете?! А парикмахерская, как спичечный коробок — не поленилась, прошла заценить. Лизка в ней маникюр делает, а два кресла в аренду сдаёт. Я мужской махровый халат усмотрела — знать, не одна сестрица живёт. Но точно не замужем. И бездетна, конечно. Вот так живёт ваш любимый котёнок».

"Что ж она так хлёстко про родную сестру — больному отцу? И будто от ревности и зависти захлёбывается", — горько подумала Майя Андреевна.

Николай Федотович, побагровев, подытожил: «Чтоб алкаша и беспутной бабёнки в нашем доме не было никогда. Слышишь, мать? И помру — на похороны не зови. Ну их».

А когда Тамара ушла, ещё дал наказ: "Моя доля к тебе перейдёт, Майя. Автоматом. А уж ты, завещай всё Тамаре. Там внук дальше даст плоды. А эти два - пустоцветы. И не приваживай их, не позорь себя."

Жена кивала, а сама думала, что посмотрела бы на Лизу и Ваню. А вскоре Николай Федотович умер. И кто знает, не младшие ли дети укоротили ему жизнь своим поведением? Хоть Тамара и напомнила матери волю отца, близнецов о похоронах известили. У могилы они стояли близко друг к другу. Оба плакали.

Прощаясь с отцом, Лиза поцеловала его в холодную щёку, а Иван коснулся руки. Впрочем, Майя Андреевна так ослепла от слёз, что толком их не видела и сил поговорить не было. Тамара не отходила, крепко держа её под руку. Поминки прошли в кафе. Лиза и Ваня ушли, сгорбившись, а к матери подойти не посмели.

Полгода прошло. Смерть супруга Майя Андреевна переживала тяжело — появилась шаткость походки, головокружение. Потому и с табуретки упала, что-то доставая из шкафа на кухне. Еле добрела до соседки. Та позвонила Тамаре — второй десяток двухтысячных, и у всех имелись мобильники. Уже дочь вызвала скорую помощь.

Ушиб и перелом ключицы. В травматологии оказали помощь и домой отправили. Оформив отпуск, Тамара находилась при матери днём и ночью. Всё-таки не было дочери лучше неё. А то, что холодна и сурова - характер такой. Что могла - то и давала. Не всем же мурлыкать котёнком, как Лиза!

И дав матери пережить самые трудные дни, Тамара взялась её уговаривать продать квартиру и к переехать к ней. Ну, а что? Свёкры умерли. В трёхкомнатном жилье она, муж да сын. Уже взрослый, на шее не сидит. Того и гляди, о женитьбе заговорит. Ему однокомнатное жильё купить, а остаток денег на счёт Майи Андреевны положить.

И будет она жить не одна, а под присмотром Тамары. Беспомощное положение заставило мать согласиться. Дочь шеметом дала объявление, и вскоре первые заинтересованные пришли. Обещали подумать, и всё, казалось, на мази, как вдруг заявилась Лиза. Майя Андреевна спала после укола, и Тамара зашипела сестре, стоявшей в дверях:

"Чего пришла? Знаешь, что отец вас с Ванькой проклял почти перед смертью? Оставь нас с мамой в покое. Ты нам не нужна."

"Пусть мама сама мне скажет. Дай пройти, Тамара!" - упёрлась Лиза.

Тут раздался слабенький голосок: "Тома, кто там?" "Мама, это я!"

С этими словами младшая дочь прошмыгнула под рукой старшей и ворвалась в комнату. На самом деле, в жизнь старенькой матери. Теперь не Тамара, а она занималась Майей Андреевной, отправив сестру "отдыхать." Тема продажи квартиры лопнула, как мыльный пузырь.

В комнатах запахло не лекарством и грустью, а Лизиными духами и пудрой. Сама себе хозяйка в работе, она никуда не спешила. Варила обед, без суеты убиралась. Шутила, говорила об отвлечённых вещах и Майя Андреевна на глазах выздоравливала. Спросила однажды: "Как ты жила, Лизок, все эти годы?"

Елизавета, уже сорокалетняя (а может и постарше чуток), но безмятежная, махнула маленькой ладошкой:

«Прости, но хорошо, мамуля! Да, мои отношения с мужчинами были не вечные, грешные, но ублюдки не попадались. Квартира, например, досталась смешно. Так получилось, что я сразу с двумя крутила. Они, конечно, об этом не знали. Просто один роман трещал по швам, и я о запасном аэродроме думала. Но тайна открылась, и оба меня оставили.

Но прежде похохотали от души и квартиру в складчину подарили. А помещение под парикмахерскую — уже другой. На море бывала не раз, ресторанам счёта не знала. Нет, ни о чём я не жалею, мама. Быть может, дрянная я баба, но счастливая. И сейчас не одна.

Всё иначе, конечно, я уж не милая девочка. Подарки к праздникам получаю, но сама себя содержу. Ваню поддерживаю — деньгами, вещами. Он у нас замечательный. Жаль, сломался. Мне кажется, вам пора встретиться. Что скажешь, мамуля?»

И вот привела Лиза Ваню. Чисто выбритый, пахнущий парфюмом и мятной жвачкой, он обнял мать:

«Мама, прости за то, что жизнь дала, а я её в мусорное ведро превратил. Если б не Лиза, совсем бы пропал. Недавно опять закодировался. Не знаю, насколько хватит. Я постараюсь, мама, обещаю».

Потом близнецы чистили и варили креветки — целый пакет принесли. А к ним — пиво для Лизы и Майи Андреевны. Для Ивана — сок. Лизавета пластинку поставила — старый проигрыватель был жив. Зазвучало с лёгким скрипом: «Смешное сердце, веришь ты, как прежде, в большое небо, в солнечный рассвет...»

Старая, любимая Майей Андреевной и Николаем Федотовичем песня — шлягер советского времени. Ваня и Лиза взялись танцевать, немного балуясь, чтоб посмешить мать. Она смотрела и думала, как ей не хватало «этих непутёвых детей». Все долгие годы. Жаль, что не противилась мужу, слепо верила в «правила жизни», в свой пример, пример старшей дочери и многих других.

А любовь, тем более материнская, полна исключений и не ведает правил. Супруг умер не открыв этого для себя, а она, слава богу, успела.

от автора: Майя Андреевна - жива и относительно здорова. Гуляет по посёлку, иногда с мамой моей, но чаще - с Лизой или Ваней. Они не живут с ней, но частые гости. Тамара приезжает, но тогда, когда нет "этих." Свою квартиру Майя Андреевна завещала всем трём своим детям - таким разным, но одинаково дорогим. Равна ли любовь к ним - не знаю.

Благодарю за прочтение. Пишите. Голосуйте. Подписывайтесь. Лина