В очередной раз попался мне на глаза диспут о том, какие что есть «правильные» христиане — это которые староверы, чтущие традиции истинной веры, и есть позорная современная «никонианская» Церковь, которая на самом деле чужая и выстроена по греческим канонам.
И в очередной раз я с грустью понял, что запрет на изучение русской истории в российских школах порождает в головах дикую фантастическую ересь. И потому решил посвятить несколько часов времени раскрытию тайн русского церковного раскола.
Но для начала давайте вспомним, каковой она была — Русь XVII века, Россия эпохи государя Алексея Тишайшего.
Жизнь же в эти времена была вольготной, веселой и комфортной. Обитатели русской державы ходили в театры и на балы (ведь всем еще со школы очень хорошо известно, что с матушкой Петра 1 царь Алексей Михайлович познакомился на балу у боярина Артамона Матвеева, а вовсе не на каком-нибудь молебне или в ходе дворцовых интриг), русские бояре строились в чисто русских архитектурных стилях, таких как «Нарышкинский стиль» и «Русское узорчатье», и украшали свои комнаты астрономическими картинками в стиле арабской гелиоцентрической системы.
Немалым прорывом в системе всеобщего образования стало появление в 1634 году букваря Василия Бурцева. Ведь в предыдущие сто лет, с введением всеобуча государем Иваном Грозным, русские детишки учились читать по псалтырям и молитвенникам — так что оторванный от религии учебник стал огромным шагом к чисто светскому, внецерковному образованию.
Образование на Руси, кстати, было в XVII веке самым крутым в тогдашней обитаемой ойкумене! Не стоит забывать, что лучший учебник всех времен и народов написал крепостной крестьянин Федор Магницкий — получивший свое образование в недрах именно тамошней школьной системы.
В России только в Москве работало сразу несколько «высших учебных заведений» начиная с математической школы Федора Ртищева (без диплома которой стряпчих на работу в госорганы не принимали), технического училища Чудова монастыря и гуманитарной Славяно-Греческой академии — и заканчивая лютеранской школой в Немецкой слободе. Однако круче всех, конечно же, считалась Заиконоспасская обитель — ученикам тамошнего ВУЗа даже стипендия полагалась: 10 рублей в год!
Постоянно открывались новые центры просвещения. В 1667 г. — «Гимнасион» при церкви Иоанна Богослова в Китай-городе, в 1668 г. — училище при церкви Иоанна Богослова в Бронной слободе, и одновременно с ней — школа при Московском печатном дворе.
При многих монастырях функционировали ПТУ, обучающие подростков тому или иному ремеслу. По тогдашнему обозначению: приходские «работные школы».
Провинция от столицы не отставала. Достаточно вспомнить епископа Афанасия, на научном наследии которого по сей день паразитируют сразу два института города Архангельска, и его академгородок в Холмогорах. Ведь вы же не думаете, что Михайло Ломоносов выбрался в научный мир прямо из лесной чащобы? Разумеется нет! В Холмогорах XVII века имелась обширная библиотека, обсерватория с первым в нашей истории телескопом и — согласно предписаниям Стоглавого собора — учебные классы для местной молодежи.
Про прочие провинциальные ВУЗы мы практически ничего не знаем. Однако уже упомянутый выше Федор Магницкий свои великолепные знания обрел, как известно, где-то в провинции, и в столицу приехал уже преподавателем, а не учеником!
Впрочем, русская наука была сильна не только математикой. В конце XVII века выходит в печать лучшая монография по истории России — «Скифская история» боярина Лызлова; дьяк Аптекарского приказа Иван Венедиктов публикует лечебник «Фрамокапею», Онисим Михайлов — «Устав ратных, пушечных и других дел, касающихся до воинской науки», об уровне развития механики мы знаем по самым передовым изобретениям Андрея Нартова — каковой вместе со своими мастерами тоже не из берлоги внезапно вылез, а воспитан на достижениях предков.
5-го августа 1640 года в России указом «О предосторожностях от скотского падежа и предохранениях людей от болезни» впервые формируется государственная санитарная служба, а в 1650 году указом «О чистоте в Москве» основывается Роспотребнадзор — ибо указ был посвящен правилам торговли мясом и правилам санитарно-безопасного забоя скота. Жучков в бананах государевы стряпчие тогда еще не ловили — но лиха беда начало!
Россия того времени развивала широчайшие международные связи. В 1638 году послы привезли из Китая императорский подарок царю Михаилу Федоровичу: 4 пуда чайного листа. И уже в1679 году русские купцы заключили договор с Китаем о прямых поставках чая — общественность к восточному напитку быстро пристрастилась.
Индийским купцам было разрешено возвести в Астрахани индуистский храм, дабы окормлялись не уезжая на родину; персидские купцы получали кредиты от самого государя, а голландские купцы через протекцию боярина Морозова получили право на обширные вложения в быстро растущую российскую промышленность — обеспечивая взамен доступ на внешние рынки русским пушкам, мушкетам, шпажным клинкам и прочим промышленным товарам.
Именно поэтому, когда юному Петру 1 захотелось прокатиться по Европе — он поехал именно в Голландию. Не просто так, случайно — а конкретно к давнишним деловым партнерам русской державы, поддерживать хорошо налаженные связи.
Ну и само собой, в стране появился естественный побочный эффект широких иноземных связей — стремительное расползание по стране табакокурения, семечек и картофельных полей.
Откуда мы про это знаем?
Так из запретов!
В 1634 году царь Михаил Федорович запретил по всей Руси "табак курить, пить и у себя дома его держать".
Плохая это, типа, привычка!
Выходит — «курилок» развелось уже слишком много. А в 1656 году патриарх Никон внезапно обрушился с проклятиями на всех, кто курит табак, лузгает семечки, и употребляет в пищу «богопротивную картовь».
И ладно табак с семечками — их по сей день хулят повсюду всячески, и все так же бесполезно. Но вот чем буйному реформатору картошка не угодила? Загадка...
Впрочем, лучший дружбан патриарха протопоп Аввакум тоже одарил историков ценнейшей информацией, письменно обрушившись с проклятиями на некую девку Евдокию за стремление к высшему образованию, за то, что она «высокие науки ищет»:
«На что тебе, вороне, высокие хоромы? Грамматику и риторику Васильев и Златоустов и Афанасьев разумом обдержал. К тому же и диалектику, и философию, что потребно — то в церковь взяли, а что непотребно — под гору лопатой сбросили. А ты кто, чадь немочная? И себе имени не знаешь, нежели богословия себе составляит. Ай, девка! Нет полно меня при тебе близко, я бы тебе ощипал волосье за грамматику ту».
...вещал великий реформатор.
И вот кабы не сия отповедь — разве мы бы знали, что бабы русские и в XVII всё еще имели доступ к хорошему классическому образованию?!
А вот полеты в космос никто никогда не запрещал. Поэтому, увы, науке совершенно неизвестно — летали люди в XVII веке на орбиту Земли, или нет? (шутка)
Но самой огромной кладезью запретов; просто фонтаном драгоценной информации стал Большой Московский собор 1666 года, утвердивший новые, точные и законные правила христианской веры! В сопровождении ряда запретов и уточнений, согласно которым:
1) В первую очередь утвержден служебник 1666 года, указывающий, как истинным христианам надлежит правильно молиться и службы церковные вести!
Сие как бы подразумевает и утверждает тот факт, что ранее по разным церквям все молились кто во что горазд по собственному разумению.
2) Утверждена книга двух патриархов «Вопросы и ответы».
Ну, это как-бы краткий справочник по тогдашнему христианству.
3) Введен запрет на совместное купание мужчин и женщин.
Вот тут я, признаться, пребываю в полном недоумении. А чего такого содержится в совместном барахтанье в проточной водице люто антихристианского? Чтобы целый Собор на сие отдельное внимание обратил!
4) Запрет монахам ходить на ночёвку в женские монастыри, а монахиням в мужские (!)
Что хотят, то и творят! Моему возмущению нет предела! Может статься, монахам с монашками еще и выпивать на совместных богомолиях нельзя?!
5) Запрещён выход монахам из монастыря, пьянство и ночёвка вне монастырей, таких игумены должны наказывать епитимьями.
Упс-с-с... И правда теперича нельзя! В смысле — с конца XVII семнадцатого века нельзя. А до того, выходит — было в порядке вещей. Пузырь в карман — и в женский монастырь до третьих петухов! Иначе какой смысл особые запреты оговаривать, кабы сие не было распространенным монастырским поведением?
6) Запрещено постригать в монахи женатых людей, которые таковым образом бегут от своих жён. Тех священников, кто их постриг, извергать из сана (!)
При прочтении сего запрета меня одолел здоровый хохот. Да-да, расскажите мне еще раз про забитых и зашуганых женщин старой России! Интересно, кто кого согласно «Домострою» чаще порол?
7) Священникам запрещается передавать по наследству храмы своим необразованным детям.
Ай, какая прелесть! А образованным по наследству — можно? Сиречь, церкви в XVII веке — это такая коммерческая недвижимость, которая могла достаться от усопшего батюшки сыну-мяснику или внуку-шорнику? И там уже новоявленный владелец далее решал: то ли самому служить, то ли попика стороннего нанимать? Теперь же — решительная реформа! По наследству передать можно — как же без этого? — но новому владельцу обязательно требуется получение образовательного аттестата! Или, на худой конец — богообщательной лицензии!
8) Утверждается единообразие в одежде монахов (и священников — но в другом пункте).
Вот те раз! А я-то думал, монахов со священниками и раньше от простых мирян отличить можно было! А они, оказывается — кто как хотел одевались.
9) Запрет ездить священникам верхом на лошади в епитрахили и с крестом.
Вот тут обидно стало! Уж очень это красивое зрелище!
Вестимо — злоупотребляли.
10) Запретить обычай, когда на службу миряне приходят со своими иконами, молятся перед ними, а затем уносят их домой (!!!).
Чем дальше в архив — тем толще нежданчики! Оказывается, «согласно распространенному обычаю», в XVII веке и ранее люди ходили в храм молиться отнюдь не господу нашему Иисусу Христу, а неким своим собственным родовым идолам (семейным иконам), каковые они приносили на службы из дома и уносили потом с собой!
11) Запрещается венчать мирян в четвертый раз.
Ну, здравствуйте! Оказывается раньше было можно? А государь-то наш Иван IV и не догадывался! В смысле: историки злобно пытаются доказать, что его то ли четвертый, то ли седьмой брак — незаконны. Ан по церковному справочнику сей запрет возник токмо через сто лет после его кончины!
Но помимо запретов, кстати, случились и послабление. Так, Собор 1666 года разрешил вдовым священникам, не имеющим любовниц, проводить службы наравне с женатыми попами и монашеским духовенством!
То ли отдушину/утешение попикам, не нашедшим сожительниц, таким образом решили дать, то ли служителей сильно не хватало. Но если «в порочащих связях не замечен» — блюди конспирацию и служи!
Что интересно — сам факт прелюбодеяния не осуждается вообще абсолютно никак!
Ну, завел себе попик любовницу-другую — и ладно. Дело-то житейское!
На этом я, пожалуй, остановлюсь. Чтение сие крайне занимательно — не всю же отчетность переписывать! К тому же весомую часть запретов составляют малопонятные постороннему человеку требования типа «не ставить зеркала в алтаре», «не кропить святой водой диаконам», «не топить свечи в купели», «посетители должны молчать в церкви во время служения» и «не кричать во время венчания», появился запрет на юродство, а так же предписано верующим заменить иконы Саваофа на распятия. Ну, и так далее.
Однако все вместе взятое дает хорошее представление о том, христианская Церковь XVII века выглядела на современный взгляд весьма странно: коммерческие храмы, одеяния монахов и священников кто во что горазд, монашки в мужских монастырях ночуют и наоборот, иные же из обители на попойки в загул уходят, порядок службы у каждого попика свой. Причем вполне массово обычаи встречались и вовсе чисто языческие — типа поклонения не Иисусу Христу, а Саваофу, личным семейным радуницам, камням, деревьям и родникам.
Всё это, само собой, было замечено не только мной, — но и современниками, в результате чего стихийно сформировался некий «Кружок ревнителей благочестия», который как раз и ставил перед собой целью борьбу с язычеством в христианстве и вообще, а так же реформу Церкви с приведением ее в правильное единообразие.
Люди в кружке были молодые, горячие — лет тридцати в среднем — и их сердца требовали перемен!
Учитывая тот факт, что в кружок входили люди достаточно знатные и влиятельные, включая князей, игуменов, настоятелей и начетчиков, а так же благодаря покровительству государя — шансы у реформаторов имелись, и весьма неплохие.
Не имелось только согласия!
Ибо большинство молодых людей предлагали составить с нуля новые, единые для всех богослужебные правила на основе устоявшихся русских христианских обычаев. Однако же многие другие, включая архимандрита Никона, полагали, что нечего особо корячиться с новыми идеями, и мозги свои напрягать, а куда как проще взять уже готовые богослужебные правила от престарелой греческой веры.
Долго ли они спорили, коротко ли, и к какому согласию пришли, архивы умалчивают — однако же в феврале 1549 года реформаторы притаранили свои предложения на всеобщий церковный Собор. На котором умудренные жизнью и опытом иерархи сказали «кружковцам» примерно следующие:
«А не пошли бы вы, деточки, на хутор бабочек ловить?»
И реформаторы, грустно вздохнув — послушно отправились в указанном направлении.
Все, кроме одного — биография которого достойна отдельного описания.
Итак, протопоп Аввакум. Родился в 1620 году, выбрал карьеру по церковной линии; в 22 года стал диаконом, а в 24 священником в Лопатищах... Где всего за четыре года так люто достал прихожан своей «строгостью убеждений», что местные попытались прибить его к чертовой матери!
Был спасен воеводой Василием Шереметевым, попросившим священника перед расставанием благословить его с сыном.
«Хрен вам, а не благословение, нехристи безбородые!» — ответил Аввакум, указав на бритый подбородок спасителя.
Воевода тут же осознал всю глубинную правоту приходского люда — и приказал буйного святошу утопить к чертовой матери!
Но Аввакум выплыл — и сдернул в Москву, откуда его спровадили протопопом в город Юрьев-Повольский. Уже через три года тамошняя паства попыталась его прибить — и священник опять удрал в столицу, где спрятался в Казанском соборе. Но через три года опять со всеми рассорился и был отправлен в ссылку в Забайкалье. По дороге хаял нехорошими словами своего куратора воеводу Афанасия Пашкова, да так умело — что тот приказал утопить его к чертовой матери!
Аввакума скинули в реку Тунгуску — но он выплыл! А выплыв, и добравшись до жилья — стал посылать воеводе Пашкову письма, в которых продолжил прерванные неудачным утоплением проклятия. Воевода приказал протопопа найти и пороть, пока не покраснеет.
В противостоянии с поркой выиграл Аввакум — выжил, и в 1663 году отправился обратно в Москву, где государь его пожалел и приласкал. Протопоп ответил Алексею Михайловичу подробным рассказом о том, что он думает о царе, его деяниях и помощниках — после чего, понятно, сразу отчалил в новую ссылку.
Спустя три года архиереи, следуя христианским заповедям о всепрощении, попытались с ним помириться — в ответ на что были преданы Аввакумом анафеме. В награду протопопа отправили в Пустозерск жить в земляной яме, на одной лишь сырой воде и пресном хлебе. При этом ему почему-то продолжали давать бумагу, чернила и прочие письменные принадлежности, и оплачивать ему почтовые услуги. Тут влопросы не ко мне -- так в энциклопедии написано.
14 лет он просидел на хлебе и воде в земляной тюрьме в Пустозерске, продолжая свою проповедь, рассылая грамоты и послания. Наконец, его резкое письмо к царю Фёдору Алексеевичу, в котором он критиковал царя Алексея Михайловича и патриарха Иоакима, решило участь и его, и его товарищей...
Не станем попрекать историков в шизофрении. Если нервно реагировать на каждую подобную бредятину — от здания исторической науки вообще камня на камне не останется. Просто смиренно примем за данность, что после смены власти грязный и голодный обитатель темной земляной ямы отправил царю Федору Алексеевичу письмо, в котором поведал все, что думает о его батюшке, о его вере, его патриархе и, видимо — о нем самом.
Государь принял столь важную информацию к сведению — и приказал сжечь буйного обличителя к чертовой матери!
Ну, вы же не думаете, что Аввакума из-за вопросов веры казнили?
Запас жизней у протопопа к этому времени, вестимо, исчерпался — и «выплыть» ему не удалось...
Думается, из данной биографии личность протопопа встает ярко и выпукло, и мы понимаем, что какой-то там «общецерковный Собор» свернуть его с выбранного пути не мог. И потому после отлупа 1649 года — юный Аввакум (29 лет всего стукнуло!), отбросив сомнения, решительно сел за написание «правильных» богослужебных книг, рассылая письма всем доступным иерархам и простым священникам с требованием перейти на использование его сочинений в качестве единственно правильных для честных христиан.
Тем временем жизнь катилась своим чередом.
Россия к середине XVII века стала самым высокоразвитым и передовым государством в обитаемой ойкумене, лидером в искусствах, науке, технике и, само собой — в военной области. Поэтому Алексей Михайлович озаботился возвращением украденных соседями в ходе Смуты земель, и начал боевые действия — разгромив в хлам сперва польскую армию, потом шведскую, потом еще раз польскую, в конечном итоге вернув домой в Россию Смоленск с прилежащими землями, а так же, через Переяславскую раду, большую часть дикой еще Малороссии.
Однако превосходство-превосходством — а война требовала времени, внимания и личного присутствия царя. Посему в 1654 году государь отъехал на фронт, оставив вместо себя заместителем юношеского дружбана Никона, ставшего к этому времени патриархом.
Никон взошел на престол, немного огляделся. Ощутил себя всевластным повелителем мира, и...
И у него внезапно снесло крышу!
И. О. царя созывает Собор, на котором приказывает провести «книжную справу», а всех недовольных — лишает санов, предает анафеме, а иных и просто избивает. Ему в голову втемяшивается, что креститься нужно исключительно тремя пальцами — и он приказывает искать, рубить и сжигать иконы, на которых изображены благословения двумя перстами, он приказывает выкапывать и выбрасывать на свалку тела святых, каковые пользовались двумя пальцами — а таковых в христианстве никак не менее половины; приказывает сжигать к чертям собачьим священные книги, в которых упоминается двоеперстие — пусть даже они хоть самими апостолами написаны!
Архиереи и священники от таких реформ начинают потихоньку охреневать и у них возникает мысль, что Аввакум — не такой уж и отморозок, и богослужебные книги протопопа на самом деле достаточно адекватные и взвешенные.
Между тем Никон приказывает переписать русские священные книги по греческим образцам и запрашивает для сего поддержку у греческих патриархов. Те тоже офанаревают и отвечают буйному реформатору, что он сильно и много ухи поел, и что Богу глубоко напевать, сколько пальцев пользует молящийся, и насколько верно вокруг алтаря ходит — главное, чтобы десятину вовремя платил.
Но патриарху окончательно переклинило башку — и он не слушает даже тех, кому намерен подражать.
Никон добывает древнегреческие книги — но внезапно оказывается, что писаны они на древнегреческом языке, переводчиков с которого нема. Буйный патриарх делает ход конем и решает использовать в качестве образца католические книги, утверждая в качестве образца венецианский служебник 1602 года — благо переводчики с латинянского у него есть.
Добрые христиане, офонарев до предела, ищут по помойкам книги Аввакума — явно более цивильные и приличные, а сторонников Никона гонят от себя ссаными тряпками и предают анафеме. Никон, пользуясь царскими полномочиями — посылает против недовольных священников и иерархов солдат, сыплет проклятиями и анафемами, ссылает, пытает и убивает. Даже в хорошо прилизанных официальных документах собора 1666 года за ним числится жестокое внесудебное убийство епископа Коломенского Павла и регулярное собственноручное избиение на протяжении двух лет собственного духовника (!).
Тем временем, в 1658 году гордый собою государь Алексей Михайлович возвращается с победоносной войны в державу, оставленную им в покое, чести, и благополучии — и обнаруживает в ней натуральную гражданскую войну всех против всех, злобныю резню на бытовом уровне между никоновцами и аввакумовцами, захваченные солдатами церкви и длинные списки казненных или изувеченных священников, а церковных иерархов — всех поголовно в состоянии анафемы!
Тут я, пожалуй, не стану давать личную оценку «проведенной реформы», а спрячусь за авторитетом Екатерины II, каковая в своей речи 15 сентября 1763 года прямолинейно заявила:
Никон — личность возбуждающая во мне отвращение. Счастливее бы была, если бы не слыхала о его имени. Порабощение народа ясно сказывается в насильственном отнятии у него обряда его предков, поддержанном клятвами, истязаниями и казнями; в беззаконном единоличном низложении епископа коломенскаго Павла и глубочайшей тайной прикрытаго умерщвления его. Что же вышло? Народ возстал за древнюю, под видом обряда Никоном окончательно разрушенную, апостольскую церковность, и за древнюю сердечную взаимно единость, основанную на вере, благочестии, любви и свободе. Никон внёс смуту и разделения в отечественную мирную до него и целостно единую церковь. На одной стороне стали архипастыри со своими реформами и насилием, с своими триперстием и проклятиями, а с другой — народ с обычною всем народам инстинктивною наклонностью охранять все унаследованное от предков, а прежде и паче всего свободу. Триперстие навязано нам греками при помощи проклятий, истязаний и смертельных казней. Для народа оно стало символом порабощения, для архипастырей — знаком его победы и торжества над народом.
Итак, узрев результаты деяний своего заместителя, государь, думается, очень долго мудохал друга юности по полной программе руками и ногами, а опосля -- пинками погнал под арест в каталажку. Или, как это обтекаемо излагается в общедоступной энциклопедии:
«Вследствие сего, а также интриг со стороны части бояр и духовенства, имевших влияние на царя и враждебно настроенных к патриарху Никону, произошло охлаждение отношений между царём и патриархом. Основной причиной размолвки патриарха с Алексеем Михайловичем, помимо шагов со стороны последнего, была философская деятельность патриарха Никона».
Летом 1658 года Никон, потирая синяки и прихрамывая, публично отрекается от патриаршества — и уезжает под замок в Воскресенский монастырь. А государь остается разгребать сотворенную им гигантскую кучу дерьма...
Первой идеей Алексея Михайловича стал «собор примирения». Государь решил собрать спорщиков всех вместе за одним столом и прийти к некоему общему мнению. Даже Аввакума ради этого из ссылки вызвали, за минувшие грехи помиловали — дабы как-то договориться, общий знаменатель обнаружить!
Фокус не удался, ибо арихиереи и священники из разных лагерей вызверились настолько, что оказавшись в видимости друг друга тут же начинали лаяться вусмерть, осыпать друг друга проклятиями и предавать анафеме.
Тупо откатить реформу назад тоже оказалось невозможно, ибо вся история началась именно с того, что «исконно правильных», единых и признаваемых всеми книг и богослужебных правил ранее не существовало. «Откатываться» было некуда. Продолжить реформу -- перспектива тоже не подарок. Если опереться на принятые уже довольно многими священниками книги Аввакума — возмутятся выжившие никоновцы. Выбрать «никоновскую справу» — упрутся буйные аввакуумцы.
Но как говорится: «фарш невозможно прокрутить назад». Прежние устои Никон снес практически под корень. Алексею Тишайшему, хочешь — не хочешь, но пришлось идти вперед.
В 1666 году государь нежданно собрал Большой Московский Собор, на котором и объявил своею волей о введении в христианские храмы новых, «правильных» богослужебных книг и молельных правил.
А теперь о самом главном! Обратите внимание на тот важнейший факт во всем происходящем, который старательно "не замечают" шарлатаны от истории.
1666 год! Чернец Никон, бывший патриарх, уже 8 лет сидит за решеткой и даже близко никакого участия в создании новых «служебников» не принимает.
Второй буйный реформатор сидит еще дальше, глубже и дольше — и тоже никакого влияния на составление книг не оказывает.
Но все эти восемь лет ведется напряженная работа по реформе Церкви и ортодоксального христианства, прорабатываются вопросы богослужения, молитв, обрядов и прочих насущных вопросов. Что-то попорченное Никоном составителям удается вернуть в религию -- дабы успокоить искренне верующих христиан. С чем-то уже свершенным теологам пришлось смириться — ибо порубленные «двоеперстные» иконы, сожженные книги, выброшенных на помойки святых обратно не вернешь.
Однако факт остается фактом: целых 8 лет готовилась в тиши кабинетов религиозная реформа, к которой ни одного из буйных «реформаторов» ее составители даже близко не подпускали!
Таким образом, новый «служебник» 1666 года — это не никоновская и не аввакумская «справа». Это личная «справа» государя Алексея Михайловича! На греческие книги она похожа примерно так же, как ягуар на устрицу, а на католичество — как ягуар на крокодила. В ходе реформы появилась своя собственная, чисто русская христианская вера со своими правилами и своими законами.
Церковные исследователи утверждают, что этой в новой «справе» есть очень много признаков малоросских «служебников» и обычаев. Но это не удивительно. Ведь богослужебными вопросами, с вероятностью 99%, занимался не царь самолично — а верный ему премудрый Федор Ртищев, к которому в московский университет за время войны прибежало из Киева, Львова и иных затронутых боевыми действиями мест огромное количество ученых инков. И будучи приставленными к «научной работе», они не могли не внести в книги свои малоросские привычки.
Большой Собор с новой, уже аккуратной «справой» вернул в лоно Церкви очень многих популярных аввакумцев — покаявшихся, и тут же прощеных; а так же успокоил народ. Чего, собственно, государь и добивался.
Правда,в оппозиции все равно осталось изрядное число «непримиримых». Но тут уж ничего не поделаешь. Угодить сразу всем невозможно, как ни старайся. Однако лютый накал церковной борьбы практически угас.
Теперь остается дать ответ на важнейший вопрос: так какая же сакральная, величайшая тайна отличает истинную, правильно отреформированную христианскую веру от ложной?
Чего такого особенного и очень важного внесли в процесс поклонения Иисусу Христу столь решительные, местами даже кровавые реформы?
Правильный ответ: истинной религией является та вера, которая подчиняется Монастырскому приказу!
Все прочие — ложны, и подлежат искоренению. Ибо никто не знает, чему они там своих прихожан учат, что проповедуют, кого проклинают, и за чье благополучие здравицы возносят?!
Все остальное — мелочи, недостойные упоминания.
Монастырский приказ был распущен вскоре после смерти Алексея Михайловича — но уже через 23 года восстановлен обратно. Ибо вопросы истинной веры слишком важны, чтобы оставлять их в руках верующих.
Вместо послесловия.
В 1971 году Поместный собор Русской православной церкви единогласно установил, что все споры XVII века есть бред собачий, и что для Бога и христианства никакой разницы между ортодоксальной верой и старообрядчеством не существует!
Все христиане — истинные, и равны между собой!
Даже те, кто крестится пятерней или одним пальцем, и причащается коньяком вместо кагора.
Смертная вражда возникла совершенно на пустом месте.
Всё было зря...
Хотите хорошо знать русскую историю? Скачивайте лучшие документально-приключенческие романы и аудиокниги о нашем прошлом!