У Роберта Смита нет и не будет детей. Так они с женой Мэри решили давным давно, когда только стали парой.
Но зато на двоих у них 25 племянников и племянниц, с которыми Роберт любил нянчиться, когда они были маленькими: в конце концов, гнездо растрепанных волос на голове и подведенные черным глаза никак не мешают быть заботливым и любящим дядей. И вот однажды в конце 90-х Роберт Смит с несколькими племяшками поехал в Диснейленд на Рождество. Как только они зашли на территорию парка, к фронтмену The Cure подбежала Минни Маус и на глазах у изумленных детей попросила дать ей автограф. По воспоминаниям Смита, в тот момент он испытал смешанные чувства: ему было очень лестно, но в то же время крайне неловко перед детьми. И, пожалуй, этот случай иллюстрирует роль The Cure в современной культуре гораздо ярче, чем десятки эпитетов.
Всем привет, вы на канале «Спасибо, послушаю», и сегодня мы будем говорить об истории Cure в контексте их песен. Если вы здесь впервые, то я вкратце напомню суть формата: вместо того, чтобы заваливать вас фактами, цифрами и именами из полувековой истории группы, я отобрал 7 песен Смита и компании, идущих в хронологическом порядке и отражающих поэтапное развитие коллектива. Совсем необязательно, что все песни будут из числа самых популярных хитов, но это точно будут композиции, ставшие по тем или иным причинам решающими в истории The Cure.
Killing an Arab (Three Imaginary Boys)
The Cure – это в каком-то смысле вокально-инструментальный ансамбль с неизменным художественным руководителем в лице Роберта Смита и постоянно меняющимся составом. Подобно каким-нибудь Самоцветам или Веселым Ребятам музыканты приходили и уходили, некоторые через какое-то время возвращались вновь, и только один Роберт Cмит неизменно остаётся во главе этой постпанк-готик-рок-поп машины вот уже на протяжении 45 лет.
Всё началось с группы Obelisk, созданной учениками средней школы английского городка Кроули в 73-м году. Её основали Смит, будущий ударник The Cure Лол Толхерст и будущий гитарист Майкл Демпси.
Пройдя ряд трансформаций, через четыре года коллектив превращается в постпанк группу Easy Cure, название которой, впрочем, довольно быстро сокращается до The Cure. Их берет под крыло местный рекорд лейбл, и в 79-м году выходит дебютный сингл группы. И если большинство начинающих артистов робко стучатся в двери музыкальной индустрии, то Cure выбили эти двери с петель.
Их первым релизом стал трек под названием «Убийство араба», что моментально вызвало общественный резонанс и шквал обвинений в расизме, шовинизме и прочих грехах, к которым группа не имела никакого отношения. Эту песню Смит написал ещё в школьные годы под впечатлением от повести Альбера Камю «Посторонний», где убийство главным героем алжирца является сюжетным ядром.
И смысл, который юный Роберт вслед за Камю вкладывал в текст композиции, был полностью противоположен тому, что разглядела в нём общественность: жизни всех людей, независимо от пола, возраста и расы, одинаковы, и когда жизнь внезапно обрывается, то совершенно неважно, араб ты, африканец или европеец. Но в общественном сознании 19-летние подростки, играющие агрессивный постпанк и французский философ-экзистенциалист – это две не пересекающиеся между собой вселенные, поэтому такое объяснение морализаторов не устроило. Трек пришлось убрать с дебютного альбома группы Three Imaginary Boys, а уже выпущенные синглы продавались с наклейкой, гласящей, что песня не является расистской и что The Cure против насилия в любом виде.
Так или иначе, группа громко заявила о себе, даже не успев выпустить свой первый альбом – и это был хороший старт.
Нельзя не упомянуть ещё одну важную композицию того времени – Boys Don’t Cry, которая вышла вторым синглом. Песня до сих пор остаётся визитной карточкой группы и на стриминговых площадках по числу прослушиваний уступает только Friday I’m In Love.
При том, что вечный хит из числа самых первых песен – большая редкость для музыкального бизнеса. Обычно на первом альбоме исполнители только раскачиваются, ищут своё звучание, взять, к примеру, юных Роллингов или Пинк Флойд. Но 19-летний Роберт Смит и его школьные друзья сразу же решили создать себе задел на 50 лет вперед, спев про неплачущих парней. И тогда стало понятно, что Cure играют в эту околомузыкальную игру по каким-то своим, им одним известным правилам.
Switch / A Forest (Seventeen Seconds)
Вторая поворотная песня в истории The Cure не является песней The Cure. Речь о треке 78-го года Switch группы Siouxsie and the Banshees. И объяснение этому простое – без Siouxsie and the Banshees не было бы The Cure.
Фирменный готический мрак, макияж и растрепанные волосы, характерная манера игры Роберта Смита на гитаре – всё это уходит корнями в 79-й год, когда юные Cure поехали в тур вместе с гораздо более популярными Siouxsie and the Banshees, чтобы выступать у них на разогреве. Старшие товарищи уже тогда тяготели к готическому року и играли значительно более мрачную музыку, чем Смит и компания. Более того, прямо во время тура из Банши ушел гитарист, которого без долгих раздумий заменил Роберт Смит. Таким образом, в этом туре Смит выходил на сцену в качестве вокалиста The Cure на разогреве и оставался на сцене в качестве гитариста Siouxsie and the Banshees на весь концерт. И именно тогда его музыкальный мир перевернулся.
По воспоминанием лидера Cure, до этого момента он хотел быть новым панком и играть что-то в духе молодого Элвиса Костелло или популярной в то время группы Buzzcocks. Но после знакомства со Siouxsie and the Banshees и тура 79-го года Смит понял, что хочет вести The Cure совсем в ином направлении. Тогда и начался переход от короткостриженных энергичных парней, играющих бодрый постпанк, к черным королям меланхолии. Думаю, несложно догадаться, кто послужил прообразом для фирменного образа Роберта Смита. Да и по легенде, самый первый раз перед выходом на сцену Смит накрасил губы ярко-красной помадой, принадлежавшей именно Сьюзи Сью.
Говоря о поворотном моменте, фронтмен The Cure имел ввиду не только сценический образ, но и, конечно, музыкальные ориентиры. По воспоминаниям Роберта Смита, с песни Switch, вошедшей в дебютный альбом Siouxsie and the Banshees, началось его знакомство с этой группой. А несколькими годами позже, в 80-м, выходит стилистически похожий на Switch сингл Cure «A Forest», ставший предвестником темного готического периода в творчестве англичан.
One Hundred Years (Pornography)
В прессе музыку Cure часто связывают с тленом, депрессией и безысходностью. И это правда лишь наполовину. Чистая рафинированная депрессия содержится только на трех альбомах группы, записанных последовательно с 80-го по 82-й годы: Seventeen Seconds, Faith и Pornography, причём на каждом последующем мрак усиливался.
И если уже упомянутая A Forest была отправной точкой этого пути, то эпическая One Hundred Years с альбома Pornography, начинающаяся со слов «Неважно, если мы все умрём», стала очевидно конечным пунктом.
Альбом Pornography записывался в атмосфере тотального морального разложения, с большим количеством алкоголя и иных веществ. Музыканты даже договорились с небольшим круглосуточным магазином напротив студии, чтобы оттуда им по звонку приносили выпивку. Мусор из студии они принципиально не выносили, поэтому к концу записи в углу скопилась огромная куча пустых банок и бутылок. У Сure не было денег на жилье, поэтому ночевали они в офисе звукозаписывающей компании, а сам Роберт Смит всё это время находился в состоянии глубокой клинической депрессии. Когда представители лейбла впервые услышал результат, они остались несколько озадачены: материал получился настолько мрачным, что выбрать хотя бы один сингл для радиоротации не представлялось возможным.
Но Смиту на тот момент было всё равно: он был абсолютно уверен, что записывает последний, заключительный альбом в истории The Cure. Смит был изможден, истощен, не понимал, в каком направлении развивать дальше группу, да и не видел в этом большого смысла. Тем удивительнее, что записанный по выражению лидера Cure «на отвали» альбом стал впоследствии одним из главных шедевров в жанре готик-рока.
Кстати, сам Роберт Смит никогда не относил себя к готам и неоднократно заявлял, что вся готическая эстетика The Cure – не более, чем сценический образ, вдохновлённый сотрудничеством со Siouxsie and the Banshees.
«Когда я выхожу в магазин за кофе, я не одеваюсь во всё черное и не крашу губы. Готы – славные ребята, мне они нравятся, но себя и The Cure я к этой субкультуре никогда не относил» - сказал он в одном из интервью.
После релиза Pornography группа берет творческую паузу, а Смит присоединяется в качестве штатного гитариста к Siouxsie and the Banshees, вместе с которыми едет в тур и записывает студийный альбом Hyæna: его я настоятельно рекомендую к прослушиванию всем любителям The Cure.
Примечательно, что, будучи участником Банши, Смит настоял на записи кавер-версии песни Dear Prudence, которую изначально исполняли Битлз. В песне поётся что-то вроде: «Выйди на улицу, посмотри, какое там яркое солнце и голубое небо, послушай, как красиво поют птицы». Такое ощущение, что через эту песню, ставшую впоследствии самым успешным синглом в истории Siouxsie and the Banshees, Смит обращался к самому себе – после трёх мрачных и преисполненных тлена альбомов, ему и правда нужно было выйти на улицу и посмотреть на безоблачное голубое небо.
Why Can't I Be You (Kiss Me Kiss Me Kiss Me)
После нескольких лет в составе Siouxsie and the Banshees Смит возвращается к полноценной работе с The Cure и в творчестве коллектива происходит очередной крутой разворот. К этому моменту Роберт уже достаточно наигрался в готического идола, поэтому ставит перед собой цель снять с группы мрачный ореол повелителей вечной тоски. The Cure начинают новый путь, на этот раз по дороге легкой радиоформатной поп-музыки с сильным влиянием набирающего популярность ньювейва.
Строго говоря, этот путь начинается вскоре после выхода Pornography, когда группа выпускает внезапный поп-сингл Let’s Go To Bed. По одной версии, на нём настоял лейбл, по другой – Смит решил отвлечься от мрака и безысходности и попробовать что-то новое в музыке. Так или иначе, сингл показывает неплохие продажи, и спустя два студийных альбома Cure приходят к кульминации своей первой поп-эры – двойному альбому Kiss Me Kiss Me Kiss Me и лид-синглу с него Why Can't I Be You. Не скрою, что Kiss Me Kiss Me Kiss Me, вышедший в 87-м году, является, пожалуй, моим любимым релизом у Cure, хотя я и не большой любитель ранжировать альбомы от лучших к худшим.
Это были уже совсем другие The Cure – поющие о любви и нелепо танцующие в костюме медведя и шотландском килте. И вот, вчерашние иконы готик-рока, теперь ворвались в танцевальные чарты по обе стороны океана. Это вызывало определенное недоумение у готически настроенных любителей творчества Сure, но точно не у Роберта Смита. На один из телеконцертов того времени группа и вовсе пришла в ярких женских платьях, что поставило в окончательный тупик фанатов, которые, в свою очередь, пришли на этот концерт в чёрных одеждах и с подобающим зловещим макияжем.
На альбоме Kiss Me Kiss Me Kiss Me появилась и ставшая впоследствии классической Just Like Heaven. Этот лёгкий романтический трек Смит написал, вдохновившись путешествием со своей будущей женой Мэри, которая к тому же снялась в клипе на эту песню.
И казалось бы, группа, наконец нащупала коммерчески успешный музыкальный формат, принесший ей мировой успех – нужно продолжать двигаться в этом направлении и выпускать легкие поп синглы. Но тут Смит решает, что The Сure слишком близко подобрались к статусу мейнстримового поп-коллектива, и выход из этой ситуации может быть только один. Снова стать мрачными готами.
Lovesong (Disintegration)
И вот мы подошли к 89-му году, когда The Cure выпускают один из самых успешных альбом за всю историю группы – Disintegration.
И хотя по форме это было возвращение к угрюмому и безрадостному готик-року, угрюмость на Disintegration была гораздо более управляемой, чем на том же Pornography. Тогда, в 82-м году, Смит в формате неконтролируемого творческого потока вытащил из себя весь тот мрак и все те саморазрушающие мысли, которые его переполняли. На Disintegration тоска была уже не такая непроглядная и периодически разбавлялась романтическими шедеврами, такими как Lovesong.
Эту песню Роберт написал для своей жены в качестве свадебного подарка, и в ней нет никаких зловещих и темных подтекстов. Это простое, эмоциональное и трогательное признание в любви женщине, в которую Смит был влюблён с 14-ти лет. Этот момент очень важен для понимания творчества Роберта Смита и его группы.
По большому счёту, в этом мире существует два Роберта Смита: первый – угрюмый гот с вызывающим макияжем, периодически поющий про смерть, боль и одиночество. Другой – любящий муж, проживший 45 лет в счастливом браке и до сих пор посвящающий жене романтические песни и заботливый дядя, окруженный 25-ю племянниками и племянницами.
По рассказам самого лидера The Cure, на Хеллоуин его жена Мэри иногда наряжается Робертом Смитом и пугает детей, приходящих к ним за конфетами.
Самое главное, этот второй Смит прекрасно осознает, что между ним и его сценическим воплощением нет знака равенства. Именно неспособность провести эту границу между личной жизнью и сценой погубила множество звёзд – от Джима Моррисона до Сида Вишеса, который, к слову, начинал свою карьеру как барабанщик Siouxsie and the Banshees.
Надо отметить, что, записывая Disintegration, 29-летний Смит уже во второй раз создавал последний альбом в истории группы. Он был уверен, что все великие музыкальные творения пишутся до наступления 30 лет: в пример он приводил альбом Low Дэвида Боуи и всю дискографию Joy Division. Поэтому Disintegration Смит воспринимал как свой прощальный релиз.
В итоге альбом произвёл мини-революцию в музыкальной индустрии и сделал The Cure главными героями альтернативного рока. В современном шоу-бизнесе ты либо играешь нишевую эстетскую музыку в небольших клубах, либо собираешь стадионы с прямолинейными хитами. Cure же к началу 90-х собирали стадионы, играя нишевую эстетскую музыку. Роберт Смит опять всех переиграл.
Friday I’m In Love (Wish)
В какой-то момент, The Cure явно вошли во вкус этих жанровых трансформаций. После мрачного Disintegration они записывают существенно более легкий альбом Wish и свой самый массовый и самый попсовый хит Friday I’m In Love. Еще когда я готовил выпуск по самым депрессивным песням, я обратил внимание, что The Cure – единственная группа, которая стабильно попадает в оба конца шкалы грусти. В списке депрессивных песен по мнению слушателей всегда было что-то из Pornography или Disintegration, а в списке самых жизнеутверждающих композиций стабильно встречалась Friday I’m In Love.
Изначально трек должен был звучать медленнее и печальнее, но всему виной забывчивость Роберта Смита. Как-то раз, работая в студии, он забыл выключить на пульте функцию, отвечающую за скорость воспроизведения. А потом поставил Friday I’m In Love, которая, соответственно, зазвучала быстрее и в другой тональности. И Смит решил, оставить песню именно такой.
Забывчивость Смита также чуть не стала причиной исключения песни из альбома. После написания Friday I’m In Love лидер Cure долгое время был уверен, что подсознательно скопировал эту мелодию у кого-то из других артистов, но забыл у кого. У него практически развилась паранойя, в ходе которой он звонил друзьям музыкантам с просьбой подсказать ему оригинал: даже для Смита, привыкшего ловко лавировать между мрачным роком и легким попом, эта композиция казалась слишком уж непохожей на всё остальное творчество The Cure. В итоге друзья с трудом убедили Роберта, что авторство целиком и полностью его, и песню включили в релиз.
Friday I’m In Love моментально стала мировым хитом, что не сильно обрадовало фронтмена группы. В голове Смита существовал некий комфортный уровень известности и признания, который был превышен с выходом этого сингла. Довольно странная концепция популярности, но давайте будем честными: в творческом сознании Роберта Смита витает множество странных и необъяснимых вещей, которые во многом сделали The Cure такими, какими их сегодня знает весь мир.
There Is No If (Bloodflowers)
В качестве завершающей композиции я выбрал неочевидный трек – There Is No If с, на мой взгляд, крайне недооценённого критиками альбома Bloodflowers 2000-го года. По замыслу Смита этот альбом является завершением мрачной трилогии Pornography – Desintegration – Bloodflowers.
Чем же примечателен трек There Is No If? Тем, что он возвращает нас к самому началу. Эту балладу об ослепляющей любви Роберт написал в 19 лет, еще до выхода дебютного альбома группы, и с тех пор ждал нужного момента, чтобы его выпустить. Этот момент по причинам, известным одному Смиту, настал через 22 года. «Загадочная история» - скажешь ты. «Как и всё творчество The Cure» – отвечу я.
Последний на сегодняшний день студийный альбом Cure вышел в 2008-м году, но группа все ещё живее всех живых, ездит в туры и активно выступает на фестивалях. Роберту Смиту сейчас 64 года, он располнел и в своём макияже стал отдалённо напоминать человека-пингвина из Бэтмена, но кому какое дело до внешности, если энергетика всё ещё там? В конце концов, Кит Ричардс последние 20 лет выглядит как восставший из могилы скелет, что не мешает ему раз за разом выдавать легендарные гитарные соло.
По словам Смита, с 2008-го года накопилось множество материала, и в скором будущем нас ждёт новый альбом The Cure, завершающий в истории группы. Если перевести со Смитовского на меломанский, это означает, что скоро у Cure выйдет хороший мрачный альбом, а дальше они посмотрят. Ведь, как мы помним, этот «завершающий в истории группы альбом» будет уже третьим или четвертым по счёту.
Однажды басист группы Interpol Карлос Денглер отметил: «The Cure» - это «Led Zeppelin» нашего чокнутого поколения. Они никогда не устареют». Возможно, кто-то из олдскульных ворчунов возмутится: мол, нельзя, сравнивать мастодонтов хард-рока Led Zeppelin с тоскливыми накрашенными ребятами из небольшого городка Кроули. Вот только сами участники Led Zeppelin так не считали. В середине 90-х Джимми Пейдж и Роберт Плант вновь объединились и отправились в мировой тур. И как вы думаете, какой композицией они завершали свои концерты? Логично предположить, что эта была какая-то нетленка из репертуара Led Zeppelin. Но нет. Это была песня Lullaby группы The Cure.