Частокол бамбуковых стеблей возникает будто из ниоткуда, шелестом редколистья шепчет ехидное 'не пущщщууу'. Но нам всё нипочём. Разве могут остановить преграды тех, кто идёт приручать море?
Эх, кто узнал, не поверил бы. Я и сама едва верю, что снова здесь. Спустя километры зим, отчаяния и пустот. Почти ведь смирилась, что всё было сном и выдумкой. Почти научилась жить взрослой вседневностью без чудес. И вот, как ни в чем не бывало, иду с верными друзьями спасать корабли. Кидаюсь в них абрикосовыми косточками и облаками, спустившимися неосторожно низко.
Флинн и Юки как всегда спорят у кого пушистее хвост, кого я люблю больше и кто 'на счёт три добежит вон до того края мира'. Неисправимы.
Флинн местный. Смешной непоседливый лис, острослов и безумец. В глазах у него кометы и чертики, а шерсть всегда в звёздной пыли, сколько ни отряхивай. Как же я по нему скучала!
Моя Юки - белая норвежская кошка, уже старовата для его сумасшедших игр, но признать это для неё хуже, чем проиграть. Стоят друг друга, бесы.
Эш как всегда держится в стороне, молчит. Только шорох крыльев выдаёт его присутствие. А ещё песни. Эш любит петь, прокуренно и скрипуче. Юки говорит это из-за песен его выгнали из мира ангелов. Сам же он утверждает, что просто путешествует, и в любой миг может вернуться домой. Но не хочет.
'Хорошо, - говорит, - здесь. Чуть розовеет, и еле слышно бросает 'С вами'. Ох уж эти ангелы. Не любят сентиментальностей.
Помню, как я впервые оказалась здесь в 8. Как нарисовала найденным покусанным мелком под старым настенным ковром неровную дверь. Зажмурившись, шагнула в неё, и... буквально упала на Флинна, собирающего северное сияние в банку из под кукурузы.
Сколько всего потом было! И самый вкусный во вселенной чай с туманом и сливками, и танцы на краю мира, и субботники с уборкой от звёздной пыли, и рюкзаки, набитые самыми красочными снами, которые мы вытряхивали над спящими... Целая жизнь, длиной почти в 4 года. Каждую ночь мы приходили сюда с Юки, а день жили в привычном мире, никому не открывая тайны. А потом мелок закончился. И ни один другой не открывал волшебную дверь. И я почти смирилась, что всё было сном и выдумкой. Почти научилась жить без чудес.
Пока этим утром соседская девочка Мэй не рассказала о своем необычном сне, где забавный лис попросил ее одолжить мне завалявшийся под кроватью мел.
И вот, спустя километры зим и пустот, я здесь. И мы идём спасать корабли. Вот уже несколько месяцев рассерженное море путает все маршруты, гасит над собой звезды, прячет свет маяков.
'Только ты можешь его приручить' - говорит Эш. Я киваю. Стоит ли спорить с ангелами?
Море и правда стихийно-злое. Антрацитовые волны свирепо бьются о скалы, танцуют с ветрами штормом. Я сажусь у самой их кромки и вспоминаю все сказки, какие знаю. Какие не знаю - придумываю. Волны то отбегают вдаль, то затапливают ботинки. Я смеюсь и полушепотом продолжаю. Внезапно становится тише. Морю интересно, что дальше. Прислушивается, убавляет шум.
К полуночи туман над волнами рассеивается, а сами волны - становятся тихой гладью, зеркалом для звёздного полотна. Где-то вдали высвечивается маяк. Всего-то и нужно было морю - немножко ласки и добрых сказок. Немножко любви и обнимающих слов. Этим оно и питается. Танцами влюблённых на берегу и балладами. Искренностями и озорством. Сокровенными тайнами и желаниями в бутылках. Светлыми грустями и мечтами.
С рассветом я рисую дверь на одной из побережных скал. Обнимаю Эша и Флинна.
'Теперь вы знаете, как приручать море. Но если вдруг что, зовите'.
- Пора домой. - киваю Юки на дверь, но она сидит маленьким белым облаком, грустно отводит взгляд. Внезапно я всё понимаю.
- Остаёшься, да?... - чуть слышно спрашиваю, проклиная предательски колящий в горле ком.
- Да. Мне ведь уже почти 18. Для кошек я долгожитель. Время моё в твоём мире закончилось.
Волшебная моя Юки... Сколько я разделила с ней вместе! И путешествия сюда, в пространство, где не существует времени, но вполне обыденно существует магия. И годы моей тоски и злости, и попыток смириться с жизнью в единственном из миров. И скарлатину в 12. И первую влюблённость. И счастье. И сокрушенности.
- Мы ведь ещё увидимся?
- Обязательно. - говорит, трётся о ладонь бархатной узкой мордочкой, урчит свою теплую кошачью песнь.
Эш обнимает её крылом. Флинн впервые не острословит. Молчит себе, лапкой водит по влажному, просоленному песку.
Я конечно, ещё вернусь. Увижу их всех. Мы расскажем ещё сотни сказок шторму, выпьем десятки кружек туманно-сливочного чая и погуляем по млечному пути. А пока, я обязательно расскажу маленькой соседке Мэй о волшебных свойствах ее мелка. Покажу, как рисовать дверь под коврами и что говорить взрослым, обнаружившим на полу звездную пыль и северное сияние в старой кофейной банке. А когда закончится мелок, детство, чудеса в карманах, радость, или и вовсе мир... Мы что-нибудь придумаем.
Обязательно.
Что-нибудь.
Придумаем.