Это не выдуманная история, друзья. В этом рассказе я просто опишу события, произошедшие на самом деле. Без преувеличений и умолчаний. Я был там, двадцать четыре года назад, жарким летом двухтысячного. Когда гигантский сель, сошедший в горах Кавказа, фактически уничтожил самый высокогорный город России, город горняков – Тырныауз.
Я находился в смене альпинистского лагеря Уллу-Тау, расположенного у подножия Великой Горы Уллу-Тау в ущелье Адыр-Су, неподалеку от Тырныауза. Уллу-Тау дословно переводится с местного, балкарского языка, как Великая Гора и старинные поверья и предания балкарцев, рассказывают об ангелах, живущих на вершине этой горы и исполняющих желания. Стоит придти к горе с просьбой, которая не подразумевает причинения кому-либо зла или личной материальной выгоды просящего и оно непременно сбудется. Так оно или нет, но к горе всегда было паломничество. Мужчины и женщины поднимались в ущелье Адыр-Су, приходили в эти места, к подножию Великой Горы и останавливались на поляне на день два. Шли к священному камню у подножия, откуда по поверьям, нужно обращаться к ангелам, с просьбами об исцелении родных и близких, о лечении бесплодия и рождении детей, о мире и процветании родного края, прося отвести беду. В советское время, в годы разрушения любой веры и насаждении атеизма, паломничество к Великой горе стало… еще больше. Если раньше в ущелье поднимались люди местные, то теперь стали приезжать со всего Советского Союза. Потому здесь, в этом самом месте, в 1936-м году был построен первый альпинистский лагерь СССР – Уллу-Тау.
Вот в этом самом культовом месте и старейшем альпинистском лагере Советского Союза я и проводил жаркое лето двухтысячного. В смене с нами, местными ребятами, было много иностранцев. Там их всегда много, а в тот раз собралась вот такая пестрая компания: средняя группа россиян, небольшая группа англичан, небольшая группа шведов и большая группа эстонцев. И все мы являли собой пестрое, но одно целое общество, увлеченное единой целью. Только эстонцы держались особняком. Ночевали они не в корпусах, а в своих палатках на территории лагеря. Питались со всеми в столовой, но столы ставили немного в стороне в большом зале. Да еще языковой барьер. В таких сменах в альпинистских лагерях всегда примерно один всеобщий язык общения – смесь русского и английского, примерно пятьдесят на пятьдесят. Все иностранцы, приезжающие на Кавказ, имеют некоторое представление о русском языке и обладают каким-то минимально-базовым запасом слов. Россияне же владеют базовым английским в разной степени и помогают, как могут, иностранцам. Получается интересно, но самое главное понятно. А вот та самая группа эстонцев не владела русским вообще. И попытки обратиться к ним на государственном языке упирались в бетонную стену непонимания. Как выяснилось позднее, эстонцы не владели русским до поры до времени, но об этом позднее.
По утрам мы просыпались в 7:00 и шли умываться на улицу. Сделаю сноску для тех, кто никогда не бывал в альпинистских лагерях в горах. И потому совершенно не обязан знать примерное внутреннее устройство быта. Такие базы строят высоко в горах в очень труднодоступных, но красивых и удобных местах. Туда не тянут коммуникации, нанося вред природе заповедников, в самом лучшем случае стоят деревянные опоры и протянуто электричество. Но чаще базы обходятся генератором, включая электричество всего на пару часов в день. Ни водопровода, ни канализации, ни, тем более, газа, там не найти. И номера на базе представляют собой крышу над головой. Просто закрытые от улицы, неотапливаемые помещения. Вот и шли мы умываться на улицу, где был сооружен общественный умывальник, в виде железной трубы на уровне головы, в которой просверлены снизу дырочки на расстоянии сантиметров двадцать друг от друга. И сварной длинный и широкий железный желоб, подвешенный под трубой на уровне пояса. Работает это так: в трубу затекает вода из родника, бьющего выше по склону. Напора в трубе нет, и вода просто стекает тоненькими струйками, из просверленных дырочек в железный желоб. Который уже отводит эту воду в речку. Ты подходишь к умывальнику, занимаешь место у свободной дырочки и наполняешь ладони этой струйкой. Вода из родника совершенно ледяная, а струйка очень тоненькая и пока наберешь достаточно в горсть, чтобы плеснуть себе в лицо, руки успевают занеметь. Также чистишь зубы. Но прелесть и романтика отдыха в горах как раз вот в этих аскетичных мелочах. Контингент альпинистских баз, это ребята поднимающиеся на вершины гор с ледорубом, связанные между собой веревкой для подстраховки. Зарубающиеся на ледяных склонах, перепрыгивающие в связке двухсот метровые трещины во льду. Ночующие на камнях и в вырытых в снегу «окопах», чтобы ночью не унесло ветром. И наличие на базе вот такого умывальника воспринимается в среде этой брутальной братии как милый бонус.
Так вот шли мы по утрам умываться. Встречались, здоровались, обменивались новостями. Потом отправлялись в столовую на завтрак, состоящий чаще всего из овсянки и вареных яиц и после завтрака отправлялись на трекинги. У каждой отдельной группы были свои организаторы и гиды и своя собственная программа пребывания. Мы отправлялись в горные походы к озерам, водопадам и на перевалы, а к вечеру возвращались на ночевку в лагерь. И только эстонцы были само организованы. Ну, по крайней мере, нам так казалось, ведь они совершенно не говорили по-русски и в принципе общались с остальными обитателями базы неохотно. Может и был кто-то из них гид и организатор, но со стороны они выглядели просто самостоятельной группой туристов. Да вот еще сауна, тут тоже эстонцы зажигали, но об этом чуть позже, буквально через абзац.
Погода стояла жаркая и душная, днем я не снимал светлой панамки с головы, натурально, чтобы не поймать солнечный удар. И держался такой зной уже несколько дней. Это в последующие годы, особенно когда стал заниматься туризмом, я очень хорошо усвоил, что такое зной в течение нескольких дней в наших горных краях. Это очень опасная погода. Если зной держится в течении пяти и более дней, то заканчивается это всегда грозой, градом, ветром и ливнями. И чем дольше держался зной, тем, как правило, мощнее разрядка. По вечерам, возвращаясь в лагерь, мы заползали в душевые, тоже уличные и сделанные по той же технологии, что и умывальник. А потом просиживали вечера в тени главного корпуса, играя в разные игры. Или танцуя модный тогда брейк, под эпохальную Freestyler, группы Bomfunk Mc's, которая в двухтысячном звучала из каждого утюга даже на нашей базе. Кроме ледяного душа на базе была и сауна. Отдельно построенный домик из сруба, который топили по заказу. И стоило это довольно дорого, за давностью лет я не помню точно, но зато точно помню, что у нас столько не было. В сауну ходили только иностранцы. Эстонцы же, в отличие от всех остальных, ходили в сауну все вместе. Всей своей разнополой группой. Раздевались и бродили по предбаннику, ожидая очереди в парилку, а дверь из предбанника на улицу, широкую такую, большую дверь, бросали открытой настежь, чтобы не было так жарко. И мы все, глядя на это, посмеивались над строением тел девушек. Безусловно, эстонцы были из всех нас наиболее крутыми. Они и ходили не на прогулочные маршруты днем, занимаясь, в том числе и скалолазанием. Так вот ноги у их девушек были весьма рельефными, мышцы бугрились и перекатывались. А выше пояса все как у обычных девушек. Может быть также было и у эстонцев парней, но я не присматривался.
Так проходили наши дни, пока внезапно, зной не сменился черными тучами и сильным ветром. На нас надвигался небывалый циклон, разрушая на своем пути горы сошедшими селями. Дождь сменял ливень, а ливень сменял дождь. Мы в считанные часы остались отрезанными от мира, смыло дорогу до подъемника. Сюда, в ущелье Адыр-Су ведет гравийная горная дорога, и проехать на автомобиле не сложно, но в самом начале этой дороги в теснине, скальный рельеф настолько агрессивен, что не было никакой возможности проложить в нем дорогу. Поэтому советские инженеры установили на скалах подъемник, этакий лифт для машин. Движущаяся на почти вертикальных рельсах платформа, которую тянет электрическая лебедка и толстый мощный трос. Это дорога жизни из ущелья Адыр-Су, разрушится подъемник и все, люди останутся запертыми наверху. В непогоде и серьезной опасности почти три дня. Никто не покидал пределов базы, мы все сидели в своих комнатах, ожидая эвакуации. Неподалеку, в этом же ущелье стоит второй альплагерь, построенный гораздо позднее. Джайлык. Их эвакуировали вертолетами еще в первый день. Мы же остались ждать следующего рейса, но так никогда и не дождались. Не знаю почему, но наш лагерь бросили. Все это время погода становилась только хуже. Мы слышали грохот сходящих, где-то недалеко, и днем и ночью. Помню ощущения полной уверенности в том, что нам отсюда уже не выбраться. Эстонцы ушли. Они надеялись на себя и свои навыки и рассчитывали выбраться отсюда самостоятельно. На третий день окончательно оборвалась связь базы с внешним миром и директор собрал нас всех на площадке у главного корпуса. Он сказал, что связи больше нет и он должен добраться до Тырныауза, сообщить о количестве людей на базе, бедственном положении и еще раз просить срочной помощи. Он показал на стоящий рядом старый советский вездеход ГАЗ-66. Шансы добраться до Тырныауза невелики, но выхода другого нет. Если есть желающие попробовать выбраться - пускай садятся в тентованный кузов. Если нам повезет, то из Тырныауза можно будет без труда уехать в Нальчик. Оставаться на базе в ожидании помощи тоже небезопасно, но все же надежнее. Я был из тех, кто залез в тентованный кузов “Шишиги”. Мы ехали по речке, по крупным камням. Мы переезжали упавшие деревья и глубокую грязь. Директор оказался очень опытным водителем и нам ни разу не пришлось вылезать из машины, он преодолевал препятствие за препятствием и неуклонно продвигался вперед к подъемнику. По пути мы собирали эстонцев, по несколько человек, растерявших друг друга и так и бродящих по долине реки Адыр-Су. Мы сажали их в кузов, все уплотняя и уплотняя пространство, а они, на эмоциях и от радости нас видеть, совершенно забыли, что не говорят по-русски. Они тараторили без умолку, рассказывая нам о своих незавидных приключениях, после ухода из лагеря.
Подъемник оказался цел и невредим и успешно спустил нас вниз. Отсюда уже начиналась асфальтовая дорога вниз по Баксанскому ущелью к городу Тырныауз и мы помчали с ветерком, радуясь своему успешному спасению. Радость продолжалась недолго, до Тырныауза ехать совсем недалеко. Следы стихии были и здесь, а когда мы миновали последний вираж дороги, откуда открывается хороший вид на город, мы увидели озеро, из которого торчали “острова” многоэтажных домов. Никто из нас, почему-то, не ожидал, что масштаб разыгравшейся стихии гораздо масштабнее ущелья Адыр-Су. И вид разрушенного и затопленного города вызвал недоумение и страх.
Тырныауз самый высокогорный город России. Город горняков, отстроенный рядом с месторождением вольфрамо-молибденовых руд. На карьер Мукуланский, основное место добычи ценных для оборонной промышленности металлов, из города поднималась канатка. Большая и уникальная, состоящая из двух кабин, размером с автобус. Одна едет вверх, вторая вниз. Город же был застроен типовыми советскими пяти и девятиэтажками. На фасадах которых были выложены гигантские мозаики. Вытянувшийся вдоль ущелья Эльбрусский проспект, главная улица города, был весь засажен цветами. Особенно много, помню, было календулы. Клумбы были огорожены яркими, желто-зелеными заборчиками. Бульвар, в который превращался Эльбрусский проспект ближе к выезду из города в сторону Эльбруса, и огромный городской стадион блестели чистотой и ухоженностью. Сейчас все это находилось где-то под грязной водой. Один из крупных селей сошел по ущелью речки Герхожан, впадающей в Баксан и перегородил ущелье. Река Баксан вздулась и запрудила город. Мы были отрезаны от равнины.
На счастье наш директор-водитель был местным и знал все объездные и тайные тропки в этих местах. Он смог перевезти нам на другой конец города. Мне было плохо видно что-либо из-под тента, но я помню, как мы ехали очень высоко над городом по узенькой гравийке, прорезанной по склону ущелья. Я хорошо видел сверху крыши самых высоких домов. Повсюду были видны лодки спасателей, плавающих между домами, торчащими из воды вторыми и третьими этажами. На другом конце Тырныауза стояли микроавтобусы. Люди приезжали со всех концов республики на помощь. У кого были подходящие машины вывозили всех в Нальчик. Денег за проезд никто не брал. Директор только успел нас здесь высадить и тут же умчался обратно на базу, за остальными. Я сел в ближайшую машину и поехал в Нальчик, глядя в окно на погибший в одночасье город. Несколько дней назад я проезжал такой привычный, яркий и красивый Тырныауз, любуясь клумбами, канаткой и красивыми мозаиками. Тогда я не знал, что вижу все это в последний раз. Тырныауз не погиб окончательно, но на долгие десятилетия погрузился в забвение. Как выживали оставшиеся люди, те, кому просто некуда было уезжать, страшная и печальная история. Расскажу ее как-нибудь в другой раз, если это будет кому-то интересно.
