- Как ты могла, как?!
- Прости...
На минуту Инге показалось, что Иван её ударит, чего не случалось за все двадцать лет их, увы, нелегкого брака.
- Теперь из- за тебя мама в больнице и бог знает, чем всё закончится в её - то возрасте!
Виновато опустила глаза. И правда, как так вышло? Устала очень: готовка, гости, вырубилась минут на пятнадцать прямо за столом между блюдом с заливной рыбой и собственноручно испеченым " Наполеоном"
У свекрови, Агриппины Львовны, был юбилей, 80 лет - не шутка. Инга совсем сбилась с ног: подарок, украшение дома, гости, готовка - всё на ней. Заикнулась о ресторане, муж гневно бросил:
- У нас семья, понимаешь, семья! И мама всегда хотела отметить юбилей в тесном семейном кругу!
Инга только вздохнула. Свекровь, может и хотела, только вряд ли уже об этом помнила. Свекр, Дмитрий Павлович, был немногим в лучшем состоянии: инсульт превратил его из спортивного, подтянутого пожилого мужчины в развалину. Ходил с палочкой, приволакивая правую ногу . Невнятная речь, провалы в памяти и вспышки дикой злости - всё это рухнуло на плечи Инги. А там уже вольготно разместилась свекровь с деменцией и остеохондрозом, который усадил Агриппину Львовну в инвалидное кресло.
"Это мои родители, - заявил тогда Иван, - это мой крест и ни в какие пансионаты- интернаты они жить не уйдут, не позволю!"
Инга только вздохнула. Отдать в чужие руки двух беспомощных стариков - немыслимо!
Но...
Вся забота о свекрах легла на невесткины плечи.
Дефектологи, логопеды, массажисты, - всё оплачивал муж. Инга была, конечно, не против, упаси Господи!
Только от сиделки Иван отказался напрочь:
- Не хочу, чтобы в доме жили чужие люди! Сами справимся!
Под " сами" подразумевалось, что справляться должна Инга.
Муж занимал не последнюю должность на оборонном предприятии, денег хватало. Да и сыновья, Гриша и Артем, рано встали на крыло и ушли из дому.
Звонили, спрашивали как дела. Но во время нечастых встреч Инга ловила на себе недоуменные и встревоженные взгляды своих уже взрослых детей .
Знала, что сильно сдала. Были деньги на всякие спа- салоны- массажи- косметичек. Только времени не было совсем. И сил. В свои сорок чувствовала себя на пятьдесят пять. А как себя ещё чувствовать, когда свекровь в четыре утра могла затребовать каши, а свекр накануне в приступе злости - кинуть миской? Миска разбилась, осыпав Ингу веером осколков. Неглубокие порезы на руках и лбу кровоточили. Инга всерьёз опасалась, что останутся маленькие, но заметные шрамы. Что поделать, это в двадцать заживает всё быстро и насовсем. В сорок - медленно и печально.
Пару раз уговорила мужа нанять сиделок. Итог оказался печальным: одна сиделка попыталась вынести шубу Инги, вторая сбежала после того, как Дмитрий Павлович ударил её палкой. Хорошо хоть без травм обошлось.
А ещё смыслом жизни стариков стала еда. Повышенный сахар, панкреатит и колит их не останавливали.
Инга до сих пор вздрагивала от воспоминаний о новогодних праздниках пару лет назад. Агриппина Львовна тогда объелась оливье и жирных рёбрышек, а Дмитрий Павлович подчистую уничтожил миску рубленных котлет и половину шоколадного торта.
Инга провела три дня, убирая за попеременно блюющими и поносящими стариками.
Врача на дом вызвали, тот сказал, что нужна строгая диета, выписал кучу таблеток. Инга робко поинтересовалась возможностью госпитализации. Врач ответил, что надо бы, но, в принципе, можно и дома, под его, доктора, чутким руководством и ежедневными визитами. Больницы в Новогодье переполнены, персонал зашивается, а тут требуются, прежде всего, внимание и уход.
За те три дня Инга стала буквально выпадать из своих вещей. Их было немного: куда и зачем ей ходить? Её жизнь - утренняя каша, измерение давления, пляски с бубнами и уговорами принять лекарства, протёртые супы и паровые котлеты. Иногда Ингу подменяли приехавшие в гости сыновья. На пару часов. Тогда просто выходила гулять, к зимней реке, в осенний лес. Дышала воздухом без запаха крема от пролежней и антисептика. Муж задерживался на работе допоздна. О делах не говорил, а у Инги к концу дня не было сил спрашивать. Вяло как- то раз отметила, что от Ивана пахнет чужими духами, женскими. Но додумать эту мысль не было времени, пора было купать Агриппину Львовну. И наскоро принять душ самой.
- Ты меня слышишь вообще?
Голос мужа вывел из полузабытья. Гневный, обвиняющий. И было за что: Инга заснула на юбилее свекрови. Так, минут на пятнадцать. Той хватило, чтобы наесться того, что было категорически нельзя. Сахар взлетел так, что пришлось вызвать скорую .
- Как ты могла, а? Так пренебречь..голос мужа сорвался на визг.
А Инга смотрела на него во все глаза и не понимала: как она могла? Позволить так наплевать Ивану на её жизнь? Переложить груз целиком не её плечи без права помилования, без мысли об уважении и благодарности. Как могла позволить превратить себя в старуху ? Поставить крест на работе, которую любила? Сделать себя узницей чужой болезни?
Медленно встала, медленно поплелась в комнату , собрала чемодан.
Под взглядом оторопевшего мужа медленно вызвала такси.
Так ведёт себя человек, который не до конца проснулся. Инга просыпалась. Восстановилась на работе, благо её там помнили и ценили. Сняла квартиру, где отсыпалась неделю. Вспомнила дорогу в парикмахерскую .
Иван звонил, стыдил, взывал к совести и чувству долга. Инга расхохоталась:
- Своим родителям должен прежде всего ты сам. Только вот платил за мой счёт. Теперь сам.
- Тогда ты мне не жена! Жена так не подставит мужа.
- А я давно тебе не жена. Сиделка, уборщица, кухарка. Кстати, у твоей пассии неплохие духи. Может она согласится тебе помочь?
- Хочешь, подарю тебе не хуже?
- Знаешь, ты ведёшь себя, как ст@рвец. А мужчина, ведущий себя, как стервозная женщина , перестает быть мужчиной. Впрочем, ты можешь сделать мне подарок.
- Какой?
- Развод.
И положила трубку.
А за окном бушевал май. Теплый, пьяный, кружащий голову. Изнутри поднималось непривычное ощущение. Ощущение, что живая. Наконец - то живая.